Чёрный ход системы (СИ) - "Почтенный Демон" - Страница 5

Собственно, очередной успешно сданный экзамен она и отмечала. Только в планах у нее было вздремнуть утром, а не ехать на разборки с Серегиным отцом — Дмитрий Иванович, кажется, так его звали. Хотя стоять с похмелья было тяжело, происходящее ее забавляло. Все эти нелепые угрозы, было чувство, что в кино про бандитов снимаешься. Она хотела было уже улыбнуться, но ее выручила головная боль, превратив улыбку в какую-то нервную судорогу. Могло неудобно получиться, ее угрожают убить, а она улыбается.

Наверное, все происходящее могло напугать какую-нибудь другую двадцатилетнюю девчонку, но не ее. И не потому, что ей уже было целых двадцать три, а потому, что она пять лет прожила в детдоме, а там год идет даже не за два, а за все десять.

Так уж вышло, что, когда Юле было тринадцать, ее родители разбились на машине. И до восемнадцати лет служба опеки отправила ее в детдом. Нет, все было не так плохо, как это обычно показывают в фильмах. Никаких пыточных, где дети за тарелку каши выполняют самые извращённые желания воспитателей-садистов. Не было ни фабрик по извлечению органов, ни религиозных фанатиков, строивших диктатуру, да их даже ни разу не отправили строить дачу какому-нибудь чиновнику.

Но как же тяжело общаться с людьми с отрицательным IQ. И это не просто фигура речи, почти у половины воспитанников были проблемы с развитием, это она может заявить как почти дипломированный врач. У второй половины — уголовные наклонности. Персонал, который даже на кассу в «Пятерочку» работать не взяли. А еще не вкусная кормежка, ежегодная травля клопов, конфликты с другими детьми. В общем, детдом — это как опостылевшая перловая каша: вроде с голоду не умрешь, но иногда кажется, что лучше умереть.

А когда она узнала, сколько государство тратит на одного ребенка, думала, что умрет от асфиксии, вызванной бесхвостым земноводным. Да будь у нее на руках та сумма, которую на нее государство потратило, она бы за год обернула их так, что на всю оставшуюся жизнь хватило бы. И это не пустые слова.

Врожденный ум и пробивной характер, приобретенный в детдоме, очень ей помогли. Сначала удалось вернуть квартиру родителей, потом выбить обеспечение от государства на время обучения в вузе, в котором она училась не только бесплатно, но и, будучи круглой отличницей, получала неплохую стипендию.

А еще несколько небольших проектов. Да на одних только масках в ковид заработала почти миллион. Купила их чуть ли не на вес у каких-то таджиков, вышло около двух рублей за штуку, а потом продавала по сотни на «Озоне». Пришлось, конечно, нанимать машину, чтобы доставить на склад, оплачивать комиссии и прочее, но доход говорит сам за себя. Люди за эти деньги год-два по восемь часов работают, а она ни одной лекции в универе не пропустила.

И тут она познакомилась со своим однокурсником Сергеем. Надо сказать, парень он видный, во всех смыслах этого слова. Рост сто девяносто один сантиметр, такого издалека видно. Да и в остальном хорош: умен, красив, из богатой семьи, спортом занимается и даже вроде влюблен в нее. Казалось бы, бери — не хочу. Но есть одна проблема. И нет, он оказался даже не классическим «хорошим парнем», а по-простому — бесхребетной рохлей, неспособной заговорить с девушкой. Тут тоже всё нормально.

Он оказался наивным, что ли. Это может показаться мелочью, сначала было даже забавно, но потом стало понятно, что это какая-то патология. Юля на полном серьезе изучала медицинские справочники, но так и не смогла остановиться на чем-то конкретном. Но когда у человека полностью отсутствует критическое мышление — это уже болезнь.

С ним работают не только шутки уровня: «У тебя спина белая», но вообще любой бред. Была история, когда однокурсник рассказал ему какую-то чушь: типа на город напали пришельцы, надо бежать в подвал, активировать там супероружие и много еще чего. И он всё это реально пошел делать. Его еле-еле остановили преподаватели, благо люди знали о его проблеме и всё ему объяснили.

После чего Сергей перед всеми извинился, дал в морду шутнику и прочее. То есть нормальная, достойная реакция человека, которого подставили, и он действовал, будучи введенным в заблуждение. И всё бы было нормально, если бы его действительно обманули, а не рассказали какой-то бред, в который не поверил бы даже пятилетний ребенок, ведь ребенку хватит ума выглянуть в окно и увидеть, что никаких пришельцев на улице нет, ребенку, но не Сергею.

Она где-то неправильно выразилась, когда-то неудачно пошутила, и вот спустя несколько месяцев отношений она уже тонет во лжи. Можно было попробовать всё объяснить, но тут в дело вступили ее взбалмошный характер и вбитая в детдоме привычка тащить всё, что плохо лежит.

И вместо того, чтобы перестать врать, она стала врать так, чтобы это приносило деньги. Не то чтобы они были сильно нужны, но привычки — они такие. И вот она уже «беременна», а после вчерашнего даже не может вспомнить, на что просила деньги: на аборт или на воспитание ребенка.

И теперь она смотрит этот нелепый спектакль, в котором ее якобы грозятся убить. Но спектакль настолько убогий, что, наверное, только врожденная лень мешает ей плюнуть на всё и крикнуть: «Не верю!» И тут головная боль немного отступила, и Юля наконец поняла то, что от нее ускользало всё утро — этот спектакль не для нее, есть только один человек в мире, способный поверить в эту хрень, и он "совершенно случайно" тоже оказался здесь.

Если бы Дмитрий Иванович хотел бы вернуть свои деньги, то мог бы просто с ней поговорить, она бы даже отдала, наверно, часть, потом, может быть. А сейчас он хочет дать сыну какой-то урок. К сожалению, головная боль вернулась, не дав ей додумать, в чем смысл урока.

Из-за очередного приступа мигрени Юля опустила глаза и судорожно сглотнула, а когда снова подняла взгляд на своих собеседников, то за их спинами уже возвышался Он. Даже наедине с Сергеем они выглядели забавно: он — метр девяносто один, накачанный и широкоплечий, и она — метр пятьдесят семь и весом сорок пять килограмм, и то только после плотного обеда. Неудивительно было получать подколки от подруг вроде мема с хомяком, пытающимся проглотить банан.

На фоне троих таких мужчин она смотрелась даже не жертвой насилия, а скорее маленьким ребенком рядом со взрослыми. Но этот великан возвышался на полторы головы даже над ними. Что же касается ее, она была уверена: они с ним разных биологических видов, другого объяснения просто не было.

Юля знала, что люди достигают роста два тридцать и, вроде бы, даже два сорок, но они худые как палка и с трудом могут стоять прямо, вынужденные чуть ли не с детства использовать трость при ходьбе. Но он был другим, словно его увеличили в фотошопе. Стой он на расстоянии в сто метров, можно было бы подумать, что это обман зрения, а человек самый обычный, но стоит гораздо ближе. Но, стоя рядом, она видела, что это не так, он был большой весь. Кисти его рук были больше человеческой головы, а предплечья шире, чем она вся.

И тут это существо, а называть его человеком она категорически отказывалась, посмотрело на нее, и стало понятно, что это внебрачное геномодифицированное дитя Арнольда Шварценеггера и доктора Менгеле. И если внешние данные ему достались от первого, хоть и увеличенные раза в полтора, то внутреннее содержание — от второго, тоже многократно усиленное. Юля прекрасно знала, что физиогномика — это лженаука, им как студентам-медикам об этом читают отдельную лекцию, что нельзя ничего определить по строению лица, а взгляд маньяка люди замечают только после того, как им скажут, что перед ними маньяк. Но сейчас все было иначе, она буквально физически ощутила холодную ярость в глазах великана.

И только сейчас она поняла, никто до сих пор его не видит. Они стоят на открытой и абсолютно безлюдной площадке, но он смог подойти так, что только она его заметила, и то только когда он уже стоял за спинами остальных. Надо предупредить, надо что-то сказать, у них же есть оружие, мужики что-нибудь придумают. Она хотела закричать, но из-за охватившего ее ужаса во рту пересохло, и она издала лишь невнятный сип.