Другая жизнь. Назад в СССР (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 6

С алгеброй было посложнее. Изучали «производную» и предел функции. Вот чем нужно было заниматься всерьёз! Уже в этом классе я стал подтормаживать по математике. Почему? Слишком легко давалось всё раньше. Привык быть первым и не прилагать усилий. А тут надо напрягать мозг. Да-а-а…

— Приращение функции «Ф» в точке «Х0» называется предел отношения дельта «Ф» функции «Ф» к приращению дельта икс, когда это последнее стремиться к нулю, — прочитал я и натурально с ощущением рвотного эффекта произнёс. — Меня сейчас стошнит…

Кроме алгебры надо было делать ещё геометрию, но с ней я справился легко. Главное было, я знал по жизни, учить правила и формулы. И не важно, что это за правила: поведения или правописания. Так же, как и формулы поведения. Вот об этих формулах поведения я и задумался. А до этого, я вёл себя так, как взбредёт в голову в данный момент. А так было жить в этом мире нельзя.

Так, как вёл себя я, мой второй «я» называл дурью.

— Тебя, Миша, мотает, как дерьмо в проруби.

— Чёй-то дерьмо? — обиделся я.

— Ну, не дерьмо, а как щепку в мутном потоке горной речки. И куда прибьёт тебя поток, а может куда вынесет, ты не знаешь и даже не пытаешься как-то рулить в этом потоке. Да у тебя и рулить-то пока нечем. Не тем голова занята. А теперь ещё и Светлана появилась, так тебе вообще кранты. Совсем не тем местом станешь думать. Не той головой. Ха-ха!

Честно говоря, возразить мне было не чем. Ведь я уже говорил, что эти все фразы, были просто мысли. Мои же мысли и я давно понимал, что не уделяю нужное количество времени урокам, что слишком много читаю, что к самбо отношусь, не как к спорту, а как к гулянке на улице. Вообще-то я ко всему относился, как к развлечению. Даже к школьным занятиям. Они мне тоже давались очень легко. Ага… Поначалу.

А на самбо я ходил раз-через раз… Вот сейчас нужно было готовиться к соревнованиям в Ташкенте по обществу «Динамо», а я торчу дома. Хотя тренер ещё не сказал, кого берёт, нго теперь-то я знал, что он возьмёт меня. А кого ему ещё брать, когда старшие ребята поступили в Политехнический институт, а там рулит «Буревестник». Вот и поуходили хорошие борцы к конкурентам. Остался я и ещё пара-тройка таких же бездельников, которых ничем не замотивируешь, как не пытайся.

Боялся я соревнований. На тренировках борол многих, а на соревнованиях трусил так, что перегорал моментально. Позже, уже при занятии каратэ нас научили медитировать и у меня пропал и мандраж и проявился самонастрой с самомотивацией, а сейчас я не любил соревнования, так как чувствовал себя во время них неуютно. Даже победы меня радовали не особо. А ведь я занимал и первые и вторые места на городских и даже краевых соревнованиях.

И меня даже не мотивировали восторги по этому поводу моих одноклассников. Особенно мальчишек, которые занимались в секциях классической и вольной борьбы. У нас почему-то «самбист» был толь я один, но два классика и один вольник. И в других параллельных классах «самбистов» не было а другие борцы были. И я иногда ходил к ним на секцию боролся с ними и всегда выигрывал. Их тренера уговаривали меня продолжать заниматься у них, но борцовское «трико» мне не нравилось. Мне и наши трусы не очень нравились, но хоть спортивные трусы, а не «комбидрес» какой-то.

Вспомнив про спорт, я засобирался на тренировку. Достал спортивную сумку и расстегнув почувствовал сильный «спортивный дух».

— Ну, ты и чучело, Мишка, — сказал я сам себе. — Ведь хотел же простирнуть куртку. Что там ей стирать? Забрался в ванную, когда моешься и всё.

— Забыл, — поморщился я.

— Вот и воняй теперь в зале. Кто с тобой в пару встанет?

— Да там и нет-то никого по весу. Если только Колян Городецкий придёт, или Валера — его брат. Они потяжелее, но это даже хорошо.

Вывесив куртку на балкон проветриться, а не то и у меня глаза ело от запаха мочевины, я прикинул, чем бы перекусить. В столовую я сегодня не ходил, чтобы ничего там не отчебучить. А придя домой, похлебал только маминого борщечка, оставшегося со вчера. Мама борща обычно наваривала большую кастрюли и мы хранили её на балконе, наливая в маленькие кастрюльки и разогревали. Что я сегодня, придя со школы, и сделал. Борщ был с обязательной бабушкиной фасолью и на бабушкиной же картошке.

— О! Картошка! Сделаю дранники, — придумал я.

Яйца в холодильнике были.

Быстро почистив четыре картофелины, натёр их на тёрке, отжал сок, добавил яйцо, соль и пожарил на сковородке в виде оладьев. Потом заварил чай и с удовольствием умял всё. До семи часов было еще два часа, а до спортзала, от силы час пешего пути. Вчера выпал снег и автобусы, наверняка, ходят плохо. А мне только мою сопочку взять, а там всё вниз да вниз. Можно катиться на ногах хоть до самой трамвайной остановки, а это метров пятьсот, наверное, будет. А назад на трамвае и на автобусе… Поэтому я, завёл будильник, прилёг на свой диванчик и мгновенно уснул.

Тротуар до остановки был уже почищен и посыпан песком, как и дорожки возле подъездов у наших трёх пятиэтажных домов, стоящих ниже детского садика. Выше стояли пятый, третий и первый дома на улице Космонавтов и их убирала другая «бригада» дворников. Наших дворников было двое: дед со старухой, что жили в моём подъезде на первом этаже. Они, как я слышал, были по национальности татарами.

— И как они умудряются не загнуться, убирая такой большой участок? — подумал я. — Вот ведь какое поколение людей, прошедших три войны и такое трудное мирное время.

Я вдруг осознал тяжесть их труда и жизни, словно прожил её сам. Совсем не так ка вчера, когда видел, как они очищают дорожку перед домом от снега. Вчера я просто пробежал, поздоровавшись и об этом даже не подумал.

— И ведь бабка ещё и ночным сторожем подрабатывает в нашей школе. Да и вокруг школы они территорию убирают… Да-а-а, уж…

Легко преодолев, — я посчитал шаги — пятисотметровый подъём, увидел «тридцатый» автобус, идущий от кольца Сахалинской и понял, что катиться с горы на ногах не придётся. Это обрадовало. Ту сторону горки редко чистили и приходилось в подъём буксовать на скользком тротуаре. Это я уже подумал, что, вероятно, придётся обратно идти пешком.

Спортзал находился на первой остановке «Строительная», что позволяло ходить туда и обратно пешком. Что там каких-то полтора километра для спортивного организма? Я и бегом их преодолевал и дальше бегал по улице Борисенко. Тягун в пятьсот метров был конечно, тем ещё испытанием для лёгких. Летом ещё ничего, а зимой…

В спортзале был Валера Городецкий. Он вёл старшую группу с пяти часов. Была ещё и утренняя младшая группа и первая средняя с трёх часов. Много детей и юношей занималось самбо. Меня с прошлого года тренер перевёл в старшую группу, в которой занимались «мастера» хотя я иногда и раньше оставался на вторую вечернюю тренировку. Вес и рост мне позволяли.

— Привет, Валерий Георгиевич, — поздоровался я, предпочитая такое обращение в присутствии «его детей».

— Привет, — ответил Валерий Георгиевич. — Готовишься к поездке?

Он был старше меня лет на пять, а Колян, его брат, на два года. Валерка был поджарый, Колька пухлый, но оба очень сильные и уже мастера спорта. Старший был спокойный и добродушный. Младший был подвижный и всегда с хитроватым взглядом и снисходительной улыбкой. И с тем и с другим у меня сложились хорошие отношения.

— Какой поездке? — сделал я такое естественное удивлённое лицо, что Валерка нахмурился.

— Что, батя ничего не объявлял?

— Э-э-э… Меня пару занятий не было. Может что и объявлял…

— В Ташкент едешь. Ты, оба Кауфмана и Губин. Уже утвердили и деньги выделили. Гордись. Первый твой «Россовет». Это, брат, ого-го… Почти чемпионат России. Там сильные ребята приедут. Не сдрейфишь?

Я скривился. Никуда ехать не хотелось ни мне старому, ни мне молодому.

— Не дрейфь. Но приналечь на тренировки надо, Миша.

— Приналягу, — вздохнул я, хотя приналегать ни на что, кроме диванчика, не хотелось. В автобусе я ещё больше разоспался, так и не проснувшись после пешего подъёма в горку.