Другая жизнь. Назад в СССР (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 51

— А вы не малолетки?

— Я, между прочим, тебя всего на полгода младше, — прошептала она. — У меня в октябре день рождения, а у тебя в марте.

— А ты откуда знаешь? — удивился я.

— Ту куртку, в которой ты пришёл, моя мама тебе доставала. Твоя мама тебе её на день рождения подарила?

Я кивнул.

— Ну, вот! А я подслушала их разговор. Случайно. Они по телефону разговаривали.

Девчонка горделиво вскинула голову.

— У вас дома есть телефон? Не заметил.

— Это здесь в кабинете мамином происходило. Тогда прозвучала дата «двенадцатое марта». Я ещё удивилась, ведь ты же в больнице…

Она вдруг резко сжала губы, буквально захлопнув рот, и от этого её глаза увеличились в размере, словно от вдохнутого ею воздуха.

— Извини, — прошептала она. — Какая я дура!

Я мысленно усмехнулся, но не стал её в этом переубеждать. Зачем перекладывать на себя чужие «косяки»? Вот скажешь: «Да нет, ничего страшного…» и человек действительно может подумать, что ничего «страшного» он не сказал или не сделал. А через какое-то время повторит сказанное или сделанное. Переживёт.

— Ты не обиделся? — спросила она меня, не дождавшись обычной реакции.

— На что? — продолжал я «глумиться» над девчонкой. Мне стало вдруг скучно смотреть на «ужимки и прыжки» американских актёров.

— Ну… Тебе, наверное, неприятно вспоминать, как ты лежал в больнице…

— Неприятно. Я тебя прощаю, но будешь мне должна.

Светлана развернулась ко мне почти всем телом, насколько это было возможно в таких креслах. Её колени одетые в тонкие нейлоновые колготки упёрлись в мои.

— Можно было бы положить ладонь на её колено, — подумал я. — А подлокотники в этих креслах поднимаются.

— Что значит: «Должна?» — спросила она, нахмурившись и с вызовом продолжила. — Я никому ничего не должна!

— Хм! Ну, значит, — не прощаю.

— То есть? Как это не прощаешь⁈ — возмутилась она. — И что за долг?

— Раз ты даже не извинилась, как я тебя могу простить?

— Как это, «не извинилась?» Я извинилась.

— Э-э-э… Когда?

— Сначала извинилась, а потом назвала себя, э-э-э, дурой и спросила: «Ты не обиделся?».

— Ну, назвала и назвала. Самооценка — это хорошо.

— Сам — дурак!

— Ну, вот и договорились. Сначала обижает, потом оскорбляет. Ты со всеми так мальчиками, которых пригласила в кино, себя ведёшь?

— Я пригласила в кино⁈ — испуганно спросила она.

— Ну, конечно! Не я же сам себя в кино приглашал.

— Ты — точно дурак, — тихо прошептала она и отвернулась к стене.

Похоже, она заплакала.

— Вот те — на! — дошутился над девчонкой.

Намёк на то, что она сама первой «пригласила мальчика в кино», — это было, конечно, с моей стороны подлостью, и я тронул девушку за плечо.

— Э-э-э… Извини меня, — прошептал я, чуть наклонившись в её сторону и опираясь на левый подлокотник. — Я переборщил с шутками. Скучный фильм, на самом деле.

— Отвали, — сказала она и ткнула меня острым локотком в солнечное сплетение. Да так удачно ткнула, в тот момент, когда я вдыхал после произнесённой фразы, что я «хекнул» и склонился ещё ниже к ней, едва не привалившись к её спине. Но точно коснувшись носом её волос.

— Ты чего? — сказала она, обернувшись, и мы стукнулись носами.

Меня как скрючило, так я и был согнут, а она не отстранилась, а наоборот, коснулась моих губ своими мокрыми от слёз губами.

— Вот! Всё! Долг отдан! — сказала она, но вдруг поняла, наверное, по моим выпученным глазам, что со мной снова что-то не так.

— Что с тобой? — удивлённо спросила она, а я так и не мог нормально вдохнуть, а лишь сипел, втягивая воздух сквозь зубы.

— Ну, у тебя и удар, — просипел я еле слышно, наконец-то вдохнув, но не отклоняясь от неё. Она восхитительно пахла ананасами.

— У тебя вкусные ананасные губы, — прошептал я.

— Любишь ананасы? — усмехнулась она, выдыхая на меня тропическую свежесть.

— Люблю, — сказал я и снова приблизил своё лицо к её лицу.

Наши глаза сплелись взглядами и в голове моей затуманилось. Я только почувствовал, как мы снова коснулись губами.

Я «привычно» откинул подлокотник левой рукой и развернул Светлану к себе коленками. Рука непроизвольно скользнула по её бедру, но тут же, словно обожглась, легла ей на талию.

В этот раз мы целовались долго и были так далеки от фильма, что только заслышав шевеление в зале, поняли, что фильм закончился. По экрану ползли титры.

— Весёленькое кино, — проговорил я слегка осипшим голосом. — И оправил девушке юбку.

Всё-таки я не удержал себя в «ежовых рукавицах» и позволил некоторые «излишества». Совсем маленькие. Их можно было бы назвать разведкой плацдарма будущих боевых действий. Ха-ха…

— Извини, — попросил я. — Я нечаянно!

— Облапал всю! — «возмутилась» девчонка. — А теперь извиняется! Ты всех так на первом свидинии?

— Не было у меня свиданий, — соврал я и повторил шёпотом. — Я нечаянно!

— За нечаянно, сам знаешь, что делают.

— Что? — удивился я.

— Бьют отчаянно! — сказала она серьёзно. — Ты только не зазнавайся. А то рожа вон какая довольная, как у кота, что сметаны налопался.

— Да? — удивился я.

— Да! Верни на место своё умное лицо! А то мама сразу догадается.

Я провёл ладонями по лицу сначала вверх, а потом вниз, словно умывшись и спросил:

— Так лучше?

— Не очень. Ладно, сидим, дышим, — как-то по-взрослому сказала она. — Отвернись.

Девушка, как и я, выглядела растрёпанной и, понимая это, приводила себя в порядок, и мне пришлось отвернулся к экрану и уставиться на медленно двигающиеся строчки английских букв.

— И чтобы не думал мне ничего лишнего! — приказала она. — Не знаю, что на меня нашло. Ты, как вампир, в меня вцепился. Я чуть сознание не потеряла. Сгробастал, как куклу…

— Я нечаянно…

— Щас, как дам, «нечаянно»! — прошипела она.

— Что же ты не сопротивлялась? — нерешительно спросил я, ожидая удара, и он «прилетел».

Я почувствовал удар куда-то в район «загривка». Примерно по седьмому позвонку.

— Да что ж такое-то⁈ — простонал я. — Ты меня инвалидом сделаешь. Хорошо хоть не по затылку.

— Знаю, куда бить, — со значением в голосе сказала она. — Папа учил.

— Он у тебя кто? Спецназ ГРУ?

— Не важно! Не сопротивлялась, говоришь? — снова прошипела она. — Да как тут посопротивляешься? Схватил своими щупальцами! Или лапищами⁈ Как медведь Машеньку.

— А он так её, да? Не знал, — решил я разрядить обстановку, но снова получил по шее.

— Поговори мне. Развратник! Надо же⁈ Сводила мальчика в кино на свою голову!

— Кхм… И не только…

— Сейчас по голове дам.

— Куда бьют, туда целуют, — смелел я всё больше, потому, что в зале включили свет.

— Фиг тебе больше, а не поцелуй. Пошли уже! Расселся!

Мы вылезли из загородки и двинулись не к общим выходам на улицу, куда выходили зрители, а через «входы», нырнув за плотные плюшевые портьеры тёмно-зелёного цвета и вынырнув в фойе. Оглянувшись, я увидел очень опрятно выглядевшую девочку Свету, словно и не бывавшую в «медвежьих» объятиях.

Я вспомнил её хрупкое маленькое тело, которое можно было одной моей рукой обнять два раза, в душе у меня потеплело, и я улыбнулся. К удивлению, Светлана не отреагировала резко, а наоборот, вроде бы тоже что-то почувствовала и её только что решительный, возмущённый и где-то даже гневный взгляд, стал мягче и не увереннее.

— Иди-иди, давай, — буркнула Светлана, нахмурив свои удивительно чёрные и не выщипанные брови.

Девчонки уже с восьмого класса начинали работать над собственной «маской» с боевым раскрасом. Лицо Светланы было девственно чисто. Что, кстати, уберегло нас от стёршейся туши и других ущербов имиджу. Только чуть припухшие губы она слегка покрыла розовой помадой, что очень шло её светлой коже лица.

— Сделай умное лицо! — услышал я за спиной, и тут же увидел перед собой Надежду Евгеньевну.

— Ну, как, кино? — спросила она, внимательно нас разглядывая.