Другая жизнь. Назад в СССР (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 49

В голову лезла какая-то хрень и я сконцентрировался на дыхании на беге. Сразу возник образ Светланы. Без мыслей! Просто образ. Раз два, три, четыре — вдох, рах, два, три, четыре — выдох. А её образ стоит… И хитрые серые глаза с прищуром… И русая коса до пояса… И… Так, спокойно, Ипполит! Тьфу, ты! Привязалось!

Попробовал представить образ Любаши, и тоже получилось. И тоже пришлось себя тормозить на самом «интересном месте». Что за жизнь такая, подростковая⁈ Образы обнажённых див просто преследуют. А «предок» ещё и подшучивает, зараза! Грешно смеяться над больныи людьми, а я чувствовал, как моя «болезнь» прогрессировала. А вокруг одни малолетки. Скорее бы июльский турслёт. Там контингент повзрослее соберётся. Надо будет Татьяну попросить, чтобы подружек взяла. Хотя они и так «возьмутся». Всегда находятся девчонки, сопровождающие туристов-альпинистов. По прошлому году помню. Только молод я был тогда для них, даже для самых молодых. А в этом году шансы у меня выросли, хе-хе, как и я сам…

Настроение моё снова улучшилось. Ноги на спуске «крутились» сами по себе, как колёса, но нагрузка на голеностоп усилилась, и пришлось сконцентрироват внимание на дороге, чтобы, не дай Бог, не наступить даже на маленький камешек.

Дома я проштудировал заданные параграфы, выполнил задания и приготовил рисовый суп с фрикадельками, наделанными мамой в воскресенье. Потом я сбегал в школу и сообщил физруку, что меня на вечерней тренировке не будет.

— В кино иду, — сообщил я.

— С девушкой? — сразу точно понял он мои эмоции.

— Ага.

— Дело нужное, — вздохнул физрук, не понятно о чём сожалея, то ли об утраченной молодости, то ли о срывающейся тренировке. Ему очень нравились те движения что мы практиковали и особенно разработанный «мной» парный комплекс, основанный на липкости рук и ног. Причём, мы его выполняли парами и синхронно, как в контакте, так и на удалении. Синхронность и нравилась физруку больше всего. Мне комплекс и самому нравился, и его я придумал, действительно, сам. «Предок» только «чуть-чуть» подсказал и сам удивился, что так можно было.

Я уже был переодет в «цивильное»: брюки, рубашку и болоньевую японскую куртку. Правда коричневого, а не любимого мной, синего цвета, зато куртка была мягкой, не шуршала, как советская и с тремя разноцветными полосками на рукаве. Мама где-то доставала импортные вещи, но не «высшего статуса». Или цвет коричневый, или… Как индийский джинсовый костюм. Мало того, что ткань, из которой он был сшит, мало походила на «джинсу», так он ещё и пах, как индийская лавка специй.

Такие вещи мне совсем не добавляли, а, наоборот, отнимали статус. Знающие люди видели в чём ты одет и определяли вещи по коттону, строчке, лэйблу, клёпкам, цвету и запаху. Определяли и оценивали. Не вещи, а твой статус в обществе. Как не странно, низкий статус среди учащихся и обычных граждан продолжал тревожить меня и теперь, когда у меня, вроде как, прописался разум взрослого человека. Но оказалось, что во мне прописался не разум, а память. И это меня, когда я осознал свою свободу от чужих мыслей, натурально радовало. С одной сороны радовало, а сдругой, я понимал, что подвержен юношеским эмоциональным всплескам. Умом понимал, но справиться с собой не мог.

Отключив «предка», я не стал дожидаться тридцать первого автобуса, идущего через площадь Луговую в центр, а сел на двадцать седьмой, идущий на Чуркин вдоль трамвайных путей, намереваясь где-нибудь до остановки Спортивной пересесть на рельсовый транспорт. Однако на остановке трамвая Строительная, где располагался наш клуб самбо, я увидел Валерку Гребенникова с характерным квадратным газетным свёртком, «удостоверяющим», что в нём находятся очень дорогие фирменные диски, о чём-то разговаривающим с двумя «ребятами» чуть постарше его.

Ребята то и дело оглядывались по сторонам, а Валерка, прижимая левой рукой свёрток, ожесточённо, словно итальянец, жестикулировал правой рукой. Однако на его физиономии я вдруг увидел обречённость, и это выражение его, обычно наглого и высокомерного лица, просто вытолкнуло меня из автобуса.

Ребята то и дело оглядывались по сторонам, а Валерка, прижимая левой рукой свёрток, ожесточённо, словно итальянец жестикулировал правой рукой. Однако, на его физиономии я вдруг увидел обречённость, и это выражение его, обычно наглого и высокомерного лица, просто вытолкнуло меня из автобуса.

Трамвая ещё не было, и я спокойно подходил к трамвайной остановке, пытаясь не привлекать внимание грабителей. Всё-таки неожиданность — лучший друг нападающего. А то, что драки не избежать, я уже понимал. А меня в руках ничего не было, но я взял в обе ладони по пятаку. Не для веса, нет. Для того, чтобы не забыть сжать кулаки. Всё-таки бойцовской практики у меня было совсем мало, руки привыкли хватать и большие пальцы торчали в растопырку.

Я подошёл как раз в тот момент, когда старший и меньшего размера грабитель перешёл от слов к делу. Он ударил Валерку кулаком в лицо, но тот каким-то образом увернулся и, поднырнув под рукуи, вмазал нападавшего куда-то в ухо. Тот покачнулся, но выбросил сразу три или четыре удара, и Валерка улетел под откос к забору ЖБИ. Однако свёрток свой не выронил.

— Вы что делаете, волки⁈ — громко спросил я, подойдя совсем близко. Грабители на меня едва глянули, и я уже намеревался тихо ткнуть одного и второго в нервные узлы, когда Валерка, увидев меня, заорал:

— Бей их, Миха!

Ну не придурок? Однако, сам он тоже вместо того, чтобы «рвать когти вдоль откоса», стал вылазить на остановку и этот манёвр оценил старший грабитель.

— Гаси этого, — крикнул он младшему напарнику, который оказался даже крупнее меня. Ну, в смысле, чуть выше и значительно массивнее. Во мне то сейчас было килограмм шестьдесят пять.

Великан сунулся ко мне, но получил левой в челюсть и стал заваливаться назад, очень неожиданно для меня, потому, что я продолжал пытаться контролировать Валеркиного соперника, «окучивавшего» вылазившего из ямы Валерку. Да так заваливаться, что я е успел его подхватить, а он со всего маху хрястнулся затылком об рельс. Глаза его закрылись, а из-под головы на блестящий рельс стала растекаться красная лужица.

Кто-то из ожидавших трамвая граждан женским голосом истошно заорал: «Убили!», а трамвай, оказывается уже подходил со стороны «Сахалинской». И подходил именно по тому пути, на котором лежал ударенный мной грабитель. Благо, что он лежал на ближайшем к остановке рельсе. Я схватил его за обе ноги и волоком стащил с рельса. В это время глаза его открылись, и голова не брякнулась разбитым затылком на камни, лежащие на трамвайных путях.

Трамвай с удивлённой вагоновожатой проехал мимо и остановился в положенном месте, открыв двери.

— Бежим, — крикнул я Валерке, дал в ухо его сопернику и запрыгнул на заднюю площадку трамвая. Валерка последовал следом. Двери закрылись, трамвай тронулся, а мы, глядя в открытое заднее окно, увидели, как вокруг «тела» собирается толпа.

— Ты, чо, завалил его, что ли? — спросил он. — Он живой хоть?

— Был живой. Глазами лупал.

— Ты куда едешь? — спросил он тяжело дыша и заставляя себя дышать ровнее.

— В кино. А тебя куда черти понесли?

— Да вот… У Вовки забрал диски… Отвожу хозяину.

— Пи*дец, — вырвалось у меня. — Вот я попал. Это же чистой воды уголовка. А вдруг дуба даст?

— Я тебе заплачу, — прошептал Грек.

— Да, пошёл ты! — скривился я. — С тобой свяжешься… Ведь не хотел же! Млять! Как специально!

— Да, ладно… Может ещё обойдётся? Ты так неожиданно подошёл. Откуда?

— В автобусе ехал. Увидел тебя и этих мазуриков. Вот и вышел из автобуса. Млять! На свою голову…

— Хе-хе… Не на свою… Хе-хе… Ловко ты его вдарил! Левой, а так смачно. Словно насадил на копьё.

— Млять! Иди нахер! — снова выругался я. — И что теперь делать? Идти сдаваться?

— Дурак, что ли? Раз в сознании, значит сам упал. Ты только махнул рукой, он испугался, шагнул назад и зацепился за бордюр пятками. Там бордюр был.