Другая жизнь. Назад в СССР (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 28

Ведь тот разум, что ко мне подселился, не переживал падений головой на угол стола. Тогда кто? Совпадение? Странное совпадение. Когда разум почившего в бозе «меня» из одного мира, переносится в моё тело, но в другой мир и фактически в своё детство. И явно в другой. В мир, где Женька Дряхлов жив. Тот Женька Дряхлов, который перевернул не только мою жизнь, жизнь нашей школы но, похоже, продолжает переворачивать его сам мир дальше, где-то в ином месте. Где-то в очень укромном месте…

А у меня тут тогда какая роль? В этом мире? Если по мою душу аж второго меня выписали? Из другого мира… С запасной памятью. И не только памятью прошлого, но и будущего. Хотя-я-я… Какое-то будущее невнятное. Уже и со Светой не случилось…

Тут в дверь позвонили. Я открыл. На пороге стояла Света.

— Еб… лектрическая сила, — подумал я, разглядывая серые глаза, глядящие на меня из-под густых бровей.

— Не выщипывают девчонки брови сейчас, — подумал я и поправил себя. — Не только лишь все.

— Привет, — сказала она спокойно. — Говорят, ты выздоровел.

— Кто говорит? — спросил я, обалдевая.

— Э-э-э… Все говорят. Думаешь, только в вашей школе знают, что ты учительницу спас, когда она споткнулась и падала головой прямо на парту? Во всех школах говорят. А у меня в вашей школе несколько подружек, которые со мной учились, когда ещё ваша школа строилась. Ты ведь тоже учился в четвёртом классе в нашей школе?

— Фига себе, какая оперативная работа проведена, — заметил «предок».

— Затихни пока, — попросил я его и сказал. — Учился, ага.

— Окунева, что в вашем четвёртом «зэ» училась, в моём доме живёт. Я всё про тебя разузнала.

— Что она могла про меня рассказать, та Окунева?

— Ну-у-у, что ты хорошо учился и хорошо рисуешь, что ты за ней ходил, а она тебя отшила.

— Да за кем я только не ходил, — хмыкнул я. — Я с детского садика любвеобильный.

— Хм… И тебе не стыдно это мне говорить?

— Не понял. Чего здесь можно стыдиться. Ты знаешь. Все знают. Так и как мне прикажешь скрывать своё положительное качество? Ведь я же не злобный, а любвеобильный. Я, например, девочек за косы не дёргал, и портфелем по головам не бил. А наоборот, всегда защищал и часто получал от пацанов. И не только пис… Э-э-э… В смысле… Не только меня били, короче, но и обзывали разными словами.

— Какими, например.

— Например? Девчачий рыцарь, например. Или просто рыцарь.

— Правда, что ли? — удивилась Светлана. — Я недавно прочитала книжку про рыцаря Айвенго. Мне понравилось.

— Ну вот. Зато девочка одна ещё в третьем классе, назвала меня «Мазандаранский тигр». Фильм такой был индийский про воина. Его так называли, потому что он тигра задушил.

— Я помню. Мы ходили с мамой. Так давно это было…

— А чего мы стоим в прихожей? Снимай пальто и сапоги.

Сапоги у неё были настоящие, женские сапоги-чулки, на небольшом каблучке и блестящие, как кожа негра. Я вспомнил, что её отец работал «помощником капитана по политической части, а проще — 'помполитом», на каком-то рыбацком судне типа плавзавод.

— Может себе позволить купить единственной дочечке дорогую вещицу из валютного магазина, — подумал я, наблюдая, как девочка умело стягивает с ног искусственную кожу.

— Хе-хе… Царевна лягушка, — хихикнул мысленно я.

Никаких прежних чувств у меня к этой девочке не вспыхнуло. И я был несказанно этому рад. Почему-то. Странно. Ведь девочка и сейчас в дневном свете была очень хороша собой. На ней была красная вязаная кофта с угловым вырезом. Под кофтой виднелась белая блуза с ажурным воротником. Из-под кофты шла шерстяная гофрированная юбка чёрного цвета. На ногах имелись чёрные рейтузы. Под рейтузами, скорее всего, — нейлоновые колготки. Ну, не носки же нейлоновые торчали из под рейтуз? Я представил её в одних колготках. Ох!

— У нас жарко, кхэ-кхэ, — на всякий случай предупредил я, переведя взгляд на её кофту.

— Я не надолго, — сказала Светлана.

— Комсомольское поручение? — спросил и хохотнул я.

— Нет. Самой стало интересно познакомиться ближе. Ты же обещал прийти, и не пришёл. А девчонки про тебя только и талдычат: «Шелест то, Шелест сё». Говорили, ты самбо занимаешься?

— Да, какое мне теперь самбо? — усмехнулся я. — Чуть инвалидом не сделался. Сейчас освобождение от физкультуры обеспечено.

— Ну, да-а-а… У нас соседка медик в детской поликлинике работает. Сказала, что после двух месяцев комы дураками люди становятся. А ты, вроде, нормальный. Или не очень?

— Да, фиг знает, — пожал плечами я.

Мы прошли в зал, куда меня «пересели» родители, так как они взяли на прокат массажную кровать, на которой мне делали массаж, приходящие вечером врачи. Это договорился профессор, в рамках разработанной им программы реабилитации, в которой было место и Любочкиной методе.

— Ух ты! Это тебе массаж делают? — спросила девушка, показывая на лежащую на полу сложенную кровать, которую я использовал как тренажёр для пресса.

— Профессор прописал. Так я быстрее реабилитируюсь по его мнению.

— Ух ты, какой у тебя проигрыватель! А пластинки какие есть? Ух ты! Это пласты, да? Настоящие? Американские?

— Не совсем. В основном — английские. В США рок-музыки пока нет.

— А можно посмотреть?

— Да, смотри, пожалуйста.

Я достал пластинки с полки «стенки» и положил их на журнальный столик.

— Чай с мёдом будешь?

— Посмотрю сначала.

— Давай, я на диван их положу. Ты сиди, смотри, а я пока чай приготовлю.

Светлана посмотрела на меня с интересом и пожала плечами.

— Может поставить пока что-нибудь? У меня на плёнках ещё есть.

— Поставь…

Я включил то, что стояло у меня на «Ноте», — запись с новогоднего вечера семьдесят третьего года. То, что исполнял Женькин вокально-инструментальный ансамбль с Женькой во главе.

— А! Эти песни я знаю! У нас их на этом новогоднем вечере играли мальчишки. Говорят, и в том году играли, но я тогда не ходила.

— Поменять?

— Не-не… Пусть играют. Хорошие песни. И исполнены лучше. Это, что за ансамбль? Не знаешь?

— Это наши ребята из школы играли три года назад. Мой друг эти песни сочинил.

— Ничего себе у тебя друг! Ух ты! Как нарисовано!

— Ты только сами пластинки не доставай.

— Ага…

Пока Светлана рассматривала конверты пластинок, я прошёл на кухню, включил чайник и, ожидая, уткнулся лбом в стекло. Что-то меня вдруг ударило в жар после видения гостьи в одних тонких колготках. Уткнулся в холодное стекло, посмотрел на хоккейную коробку, где гоняли шайбу наши пацаны, и увидел на площадке у верхнего дома Любу. Она смотрела на меня, а я смотрел на неё. Некоторое время мы не шевелились, а потом я, отлипнув от окна, позвал её рукой. Но она, словно испуганная лань, шагнула в сторону, почти побежала по лесенке наверх и исчезла за углом дома номер одиннадцать.

— Вот это номер! — сказал я сам себе. — А если бы она пришла? Интересная была бы сцена. Хе-хе…

— Вот тебе и хе-хе, любвеобильный ты наш, — сказал внутренний голос. — Тут бы такое было!

— Ой, да что там было бы? — скривился я. — Подумаешь, зашла девочка к мальчику в гости. Проведать.

— Из соседней школы, проведать? К мальчику? Ты себя давно в зеркале видел?

— Да по двадцать раз на дню смотрюсь, когда занимаюсь медитацией.

— А ты посмотри внимательнее.

— Что там смотреть-то? Кожа да кости?

— Да? А пощупай свой живот.

Я пощупал. Ну да… Кожа, под ней зачатки мышц. Как бы я ходил и двигался без них?

— Ты иди на себя посмотри в зеркало.

— Да ну тебя!

Я взял чайник с чашками и пошёл в зал. По пути мне попалось зеркало, висевшее в прихожей прямо напротив кухонной двери.

— Что тут смотреть? Кожа да кости!

— Ты привык это видеть и не видишь, что под кожей не кости, а мышцы без грамма жира. И ты теперь строен не как сухой кипарис, а как вполне себе… Привлекательный. Ты обратил внимание на оценивающий взгляд Светланы.

— Хм! Вполне естественный интерес к бывшему коматознику. Всё! Отстань!