Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Поцелуй теней - Гамильтон Лорел Кей - Страница 69


69
Изменить размер шрифта:

Ветер стих. Смех прекратился, но свет от него остался на лице Дойла, заставив его улыбнуться пошире, показав великолепные зубы.

Дойл снова накинул плащ. Если ему и было холодно без него в октябрьскую ночь, то Дойл этого не показал. Оставив плащ на одном плече, он предложил мне обнаженную руку. Он со мной заигрывал.

Я нахмурилась:

– Кажется, мы кое-что обговорили и решили притворяться, что прошлой ночи не было.

– А я ее не упомянул, – сказал он совершенно невинным голосом.

– Ты заигрываешь.

– Если бы на моем месте был Гален, ты бы не стала колебаться.

Веселье упало до тусклого сияния, заполнявшего его глаза. Он все еще что-то находил во мне забавное, и мне не нравилось, что я не знаю, что именно.

– Мы с Галеном играли в эти невинные игры с тех пор, как я стала подростком, а за тобой я никогда такого не замечала, Дойл, до прошлой ночи.

– Сегодня тебя ждут еще и не такие чудеса, Мередит. Чудеса куда более неожиданные, чем я с распущенными волосами и без рубашки в октябрьский вечер.

Сейчас у него была слышна в голосе нотка, которая бывает у многих старых – снисходительный тон, который говорил, что я ребенок, и сколько бы лет мне ни было, по сравнению с ними я все равно еще дитя, несмышленыш.

Снисходительным по отношению ко мне Дойл уже бывал. Мне стало почти спокойно.

– Что может быть удивительнее, чем Мрак королевы, флиртующий с другой женщиной?

Он покачал головой, все еще предлагая мне руку.

– Я думаю, что у королевы есть новости, по сравнению с которыми все, что я могу сказать, будет пресным.

– Что за новости, Дойл?

– Удовольствие их сообщить принадлежит королеве, а не мне.

– Тогда прекрати намеки, – потребовала я. – Это на тебя не похоже.

Он покачал головой, и улыбка скользнула по его лицу.

– Да, наверное, не похоже. Когда королева изложит тебе свои новости, я объясню перемены в моем поведении. – Лицо его стало серьезнее, спокойнее, превратилось почти что в его обычную черную маску. – Это честно?

Я посмотрела на него, и на моих глазах погасли последние искорки веселья на этом лице.

– Думаю, да, – кивнула я.

Он предложил мне руку.

– Закрой собственное тело, и тогда я возьму тебя под руку.

– Почему тебя так волнует, что я в таком виде?

– Ты был тверже алмаза насчет того, что вчерашней ночи не было, о ней никогда говорить даже не будем. Теперь ты вдруг снова заигрываешь. Что изменилось?

– Если бы я сказал, что дело в кольце у тебя на пальце, ты бы поняла?

– Нет.

Он улыбнулся, на этот раз чуть-чуть, почти обычным своим движением губ. Потом надел второй рукав плаща, так что видна осталась только кисть.

– Так лучше?

– Да, спасибо.

– Тогда изволь взять меня под руку, принцесса, и окажи мне честь доставить тебя пред очи королевы.

Голос его был ровен, лишен эмоций, лишен значения. Я даже чуть не пожалела о тех эмоциях, что звучали в нем секунду назад. Сейчас его слова могли значить очень многое или просто ничего. Слова без окрашивающих их эмоций почти бесполезны.

– У тебя бывают интонации, средние между полной безжизненностью и веселой снисходительностью? – спросила я.

Та же тонкая улыбка мелькнула у него на губах.

– Я попробую найти... компромисс между этими двумя.

Я аккуратно продела свою руку в его. Между нашей кожей был плащ.

– Спасибо, – сказала я.

– Всегда пожалуйста.

Голос остался так же пуст, но какая-то едва заметная искорка тепла в нем ощущалась.

Дойл сказал, что постарается найти компромисс. Очевидно, он начал над ним работать. Донельзя своевременно.

Глава 26

Мощеная дорога резко оборвалась в траве. Дорога, как и тропа, не доходила ни до одного холма. Мы стояли у конца дороги, и ничего перед нами не было, кроме травы. Траву утоптало бесчисленное множество ног, но утоптало ровно, и ни в одном направлении она не была утоптана сильнее. Одно из наших древних прозвищ – "скрытые". Может, мы и превратились сейчас в туристскую достопримечательность, но старые привычки держатся долго.

Иногда "охотники за феями" с биноклями становятся лагерем снаружи и целыми днями ничего не видят и ночами тоже. Если кто-то наблюдает за нами из холодной тьмы, он может увидеть "что-то".

Я не пыталась найти дверь – Дойл проведет нас внутрь без малейших моих усилий. Эта дверь перемещается по какому-то своему графику или графику королевы. Что бы ни приводило ее в движение, иногда дверь выходит на дорогу, а иногда нет. Подростком, когда мне хотелось тайно смыться из дому ночью и вернуться поздно, приходилось надеяться, что дверь не переместится, пока меня не будет дома. Небольшая магия, необходимая для поиска двери, предупредит стражей, и начнется, как говорится, веселье. Я думала тогда, в отрочестве, что эту проклятую дверь нарочно двигают.

Дойл повел меня по траве. Каблуки уходили в мягкую землю, и мне пришлось идти почти на цыпочках, чтобы их не особенно вымазать. От пистолета на лодыжке походка становилась еще более неуклюжей. Хорошо еще, что я не выбрала каблуки повыше.

Когда Дойл увел меня с аллеи, прочь от призрачных огоньков, темнота показалась еще гуще, чем раньше. Тусклые это были огоньки, но любой свет придает ночи вес и вещественность. Я чуть сильнее вцепилась в руку Дойла, когда свет остался позади и мы вошли в звездную темноту.

Дойл, очевидно, заметил, потому что предложил:

– Ты желаешь, чтобы был свет?

– Спасибо, я сама могу наколдовать блуждающий огонек. Сейчас глаза привыкнут.

Он пожал плечами – я ощутила, как шевельнулась его рука под моей.

– Как хочешь.

Голос его стал обычным, нейтральным. Либо ему трудно стало искать компромиссную интонацию, либо по привычке. Я бы поставила на второе.

Когда Дольф остановился, обойдя половину холма, у меня глаза уже привыкли к темноте, холодному свету звезд и восходящей луны.

Дойл всмотрелся в землю. Его магия чуть дохнула на меня теплом, когда он сосредоточился. Я тоже уставилась в травяной ковер. Если не сосредоточиться как следует, этот клочок травы ничем не отличался от любого другого.

Ветер перебирал траву, как пальцы перебирают кружева в шкатулке. Ночь была полна сухого шелеста осенних трав, но едва заметно – едва-едва заметно – послышалась музыка, приносимая ветром. Едва-едва слышно, не только не узнать мотив, но даже не понять, не просто ли это шум ветра. Вот эта фантомная музыка – признак, что стоишь возле входа. Вроде призрачного дверного звонка или магической игры в "горячо-холодно". Нет музыки – значит "холодно".

Дойл высвободил руку и провел ею по траве холма. Я не разглядела, то ли трава растаяла, то ли дверь появилась из травы, а трава была под ней в каком-то метафизическом пространстве. Как бы там ни было, а в склоне холма открылась закругленная дверь, как раз такого размера, чтобы нам вдвоем пройти. Проем наполнился светом. Если надо, то дверь бывает достаточно большой, чтобы танк проехал, будто она чувствует, какой надо быть.

Свет казался ярче, чем на самом деле, потому что у меня глаза привыкли к темноте. Он был белый, но не резкий, – мягкий белый свет, выдыхаемый дверью, как светящийся туман.

– После тебя, моя принцесса, – сказал Дойл с поклоном.

Я хотела вернуться ко Двору, но, глядя на этот светящийся холм, я не могла не вспомнить, что дырка в земле – это всегда яма, будь то подземный дворец или могила. Не знаю, почему мне это взбрело в голову. Может быть, из-за покушения на меня. А может быть, просто нервы. Я вошла.

И оказалась в просторном каменном холле, в котором с удобством мог развернуться танк, а великану не надо было бы пригибаться. Холл всегда был большой, какая бы ни была дверь. Дойл вошел вслед за мной, и дверь за ним исчезла – осталась только серая каменная стена, неотличимая от других. Как вход был скрыт снаружи, так он был скрыт изнутри. Если бы пожелала королева, дверь вообще бы с этой стороны не появилась. Очень легко было превратиться из гостя в пленника. И эта мысль тоже не успокаивала.