Хозяин антимагии 2 (СИ) - Базаров Миф - Страница 36

Надя стояла в первом ряду, её спина была неестественно прямой, пальцы судорожно сжаты.

Я видел, как взгляд Кирова на мгновение остановился на дочери.

И в его глазах не было ни гнева, ни разочарования.

Только расчёт.

Затем рядом с Надей он заметил меня, лицо мужчины исказила странная гримаса: что-то между презрением и раздражением. Потом взгляд ректора скользнул по моим друзьям, и в глазах читалось ясное: «Опять эта компания. Опять они в центре проблем».

Нас отпустили в казарму. Едва успели переодеться и умыться, как в дверь ворвался запыхавшийся Молчанов.

— Надежду Кирову, Пестова и его четверых дружков срочно в штаб! — выпалил он.

Митя нахмурился.

— Меня-то зачем? Я же не унтер.

— Приказ был чёткий: «Надежду Кирову, Пестова и его четырёх дружков», — сказал Роман, пожимая плечами.

Жданов недовольно нахмурился и с ленцой пошёл в сторону двери.

— Тебя-то о чём спрашивали? — спросила Надя, обратившись к Молчанову.

— Как вы себя показали, — уклончиво ответил Роман, избегая её взгляда.

Мы поспешили в штаб. Прошли мимо секретаря, военного в чине капитана. В приёмной сидели пятеро гражданских в дорогих костюмах, явно деловые люди. Их присутствие в военной части меня удивило, а потом я заметил позолоченную табличку на двери:

«Генерал-губернатор Михайлов Михаил Дмитриевич».

— Ты что, не знал? — спросил Митя, заметив моё недоумение. — За внешним кольцом колониями управляют военные. Они совмещают армейскую службу с работой в гражданской администрации.

— Теперь понятно, почему такой бардак и в городе, и в войсках, — ехидно вставил свои пять копеек Амат.

Я задумчиво кивнул, ведь как ни странно, но я этого не знал. А Митя недовольно уставился на Амата. Он, видимо, считал такие комментарии в людном месте неуместными.

Ждать пришлось недолго. Уже через минуту тот же капитан-секретарь открыл дверь и сухо объявил:

— Генерал-губернатор вас примет.

Мы вошли в кабинет, где царила тягостная атмосфера.

Михайлов сидел, откинувшись в кресле, его опухшее лицо выражало усталое безразличие.

Ректор Киров, вопреки протоколу, занял место во главе стола, его пальцы игрались с часами на цепочке.

Рядом с ним расположился ничем не примечательный мужчина в строгом костюме, такой тип, которого мозг отказывается запоминать сразу после знакомства.

Шишкин, мой «любимый» адъютант, съёжился в кресле, будто пытаясь раствориться в воздухе.

А Долгорукий Константин Иванович стоял чуть в стороне, и в уголках его глаз читалась странная усмешка, словно он один видел скрытый фарс в этой официальной церемонии.

— Мне доложили, что вы неплохо проявили себя на практике, — начал Киров, его голос звучал как скрип несмазанных дверных петель.

— Выполняли приказы, — ответил я, стараясь сохранить нейтральный тон.

— Не верю, что у тебя, Пестов, всё прошло без происшествий, — Киров прищурился.

— Никаких особых происшествий.

— Даже ни с кем не поссорился?

Мой взгляд невольно скользнул в сторону Шишкина. Бедняга буквально вжался в стол, его пальцы судорожно сжали край столешницы. В этот момент я заметил, как Долгорукий прикрыл рот рукой, делая вид, что поправляет усы, но я-то знал, что он едва сдерживает смех.

— Были… небольшие разногласия с одним товарищем, — сказал я, намеренно растягивая слова.

Внезапно дверь приоткрылась, и появившийся ординарец отвлёк внимание Кирова и Михайлова.

Мгновение, а я успел перекинуться с Шишкиным красноречивым взглядом. Его испуганные глаза ясно говорили: «Только не сейчас!» Мой же ответный взгляд обещал молчание… за небольшую плату.

Он кивнул так рьяно, что чуть не стукнулся лбом о стол.

Долгорукий отвернулся к окну, но по дрожи его плеч было ясно, что комедия достигла апогея.

Теперь у меня был козырь. Этот инцидент станет пропуском для вылазки к муравьидам. Правда, сам Молчанов ещё не подозревал, что его взвод скоро отправится в весьма… необычную экспедицию.

Но это уже детали.

С Романом я договорюсь.

— Так на чём мы остановились? Ах да… С кем же у тебя был этот загадочный конфликт? — Киров пристально смотрел на меня.

Я сделал самое невинное выражение лица, какое только мог изобразить.

— Конфликт? Ну, если можно так назвать небольшие разногласия по поводу… э-э… тактики ведения боя, — мои глаза снова скользнули в сторону Шишкина, который начал нервно теребить воротник.

В этот момент Долгорукий не выдержал. Его лицо покраснело, губы задрожали, и из груди вырвалось нечто среднее между смехом и хрюканьем. Быстро превратив это в приступ кашля, он хрипло пробормотал:

— Простите, першит в горле…

После нескольких ничего не значащих фраз нас отпустили, но Киров жестом остановил дочку.

— Надя, задержись, мне надо с тобой поговорить наедине, — сказал он, вставая из-за стола.

А тот невзрачный тип вдруг поднял глаза и тихо добавил:

— И вас, Жданов, попрошу остаться.

Мы вышли в коридор и направились в казарму. Через час появилась Надя — бледная, с красными от слёз глазами.

— Не смогла его переубедить… — её голос дрожал.

К ней сразу подошла Лиза и обняла.

— Но есть хорошие новости: папа остаётся здесь на несколько дней. Михайлов и этот странный тип его о чём-то упрашивали. Может, удастся выгадать неделю, — пожала девушка плечами.

— Кто этот тип вообще? — не удержался я.

— Не знаю. Вроде как за Митей приехал.

Как будто по сигналу, появился сам Жданов, бледный как мел.

— Ну что? — хором спросили мы.

— Велели собирать вещи, программа обмена закончилась. Дней пять ещё пробуду с вами, потом уеду с этим, — Митя неодобрительно поморщился, — чиновником из министерства образования.

— И что, он специально за тобой одним приехал? — недоверчиво спросил я.

Парень только развёл руками.

— Ах да! — вдруг подскочила Надя. — Генерал-губернатор устраивает завтра бал в честь приезда отца. Мы приглашены!

— Ха-ха! — громко рассмеялся Амат.

— Ты чего? — все невольно уставились на Жимина.

— Пир во время чумы… — бросил он через плечо, уже уходя в комнату. Его смех ещё долго звучал в коридоре, странный и безрадостный.

Следующим вечером к нашей казарме подъехала машина.

Машина? В колонии? За внешним кольцом?

Это был чистый сюрреализм.

И, судя по виду, одна из последних и самых дорогих моделей.

Но ещё большим диссонансом было ехать через полуразрушенные улицы Братска, мимо лачуг, где ютились жители, в эту сверкающую усадьбу, залитую магическим светом.

Огромные хрустальные люстры висели прямо в воздухе, освещая территорию ярче, чем днём. По периметру стояла рота солдат, но не таких, как в нашей части. Эти были одеты в парадную форму, с новейшими магическими винтовками, которые я видел только у пограничников телепорта.

Зал утопал в роскоши. Столы ломились от изысканных блюд: жареные фазаны, заливное из редких пустынных рыб, фрукты, которые за внешним кольцом и за золото не достать. На балконе живой оркестр играл вальсы, скрипки звучали так чисто, будто их настраивали в столичной консерватории.

Лиза и Надя выглядели ослепительно. У Нади платье было тёмно-синее, с серебряной вышивкой, а у Лизы нежно-розовое, как рассвет. Ещё днём наряды привезли в часть вместе с двумя портными, которые тут же подогнали их по фигуре.

Митя стоял в углу, мрачный, как туча перед штормом.

Он молча пил.

Много пил.

Пальцы юноши сжимали бокал так крепко, будто хотели раздавить хрусталь. Взгляд его скользил по залу с холодным, почти презрительным равнодушием: словно всё это великолепие, все эти нарядные гости, музыка и смех были для него не более чем фарсом, который он терпел лишь потому, что вынужден.

А вот Амат явно чувствовал себя в своей стихии.

Он прочно занял позицию у банкетного стола и методично опустошал тарелки, словно готовился к долгой осаде. Один раз его всё же уговорила на танец какая-то местная хохотушка с румяными щеками и слишком громким смехом.