Династия Одуванчика. Книга 3. Пустующий трон - Лю Кен - Страница 10

– Льуку неведома письменность, – сказал Ога. – Магия написанного слова внушает трепет даже неграмотным дара вроде меня; только представьте, какой ужас она вызывает в сердцах этих варваров!

– Но на панцире ничего не написано, – возразил Датама. – Хотя они, конечно, этого не знают. Для них все символы дара одинаковы. Их наверняка потрясли изображения людей на творении природы. Только взгляните, как варвары трясутся в религиозном экстазе. Наверное, поэтому и споткнулся носильщик. Сие действительно великое знамение!

Интерпретация Оги не до конца убедила Датаму. Он готов был охотно поверить, что его наложница и рабы-льуку, будучи невежественными дикарями, действительно так испугались божественного знамения, что впали в истерику. Но при этом капитан сильно сомневался, что глупый туземец мог споткнуться от одного только взгляда на торчащий из песка панцирь. К тому же почему они все вдруг забились в припадке лишь после того, как это случилось с Покорностью? Вдруг это тайный сговор?

Капитан отогнал сомнения. Проведя месяцы в обществе Покорности и других льуку, он пришел к выводу, что дикари были хотя и сильны физически, но обделены умом и не способны запланировать ничего, кроме ближайшего приема пищи. Достаточно им было узнать, что перед ними волшебная реликвия, и это повергло их в трепет. Вот и прекрасно. Тем более ценной станет она для адмирала Криты. Главное, что объяснение Оги выглядело складным и убедительным.

– Смойте кровь и обработайте их раны, – приказал Датама, осмотрев выпоротых носильщиков.

Те постепенно перестали трястись, и солдаты, побросав плетки, подошли к ним с полотенцами.

Вскоре капитан добавил:

– Пошлите за свежей одеждой. Пусть переоденутся, когда мы вернемся к кораблям. Смажьте их тела маслом и опрыскайте духами, чтобы запах пота не оскорбил адмирала. Нужно торжественно представить ему божественное знамение.

– Будет внушительнее, если поднести панцирь на носилках, – с поклоном предложил Ога. – Впрочем, в таком случае вашей сиятельной персоне придется возвращаться пешком.

– А что, хорошая мысль!

«Да этот Ога Кидосу – настоящий артист, хоть и бывший рыбак», – не без удовольствия отметил Датама, глядя на немолодого мужчину. Не было лучшего способа обеспечить нужную реакцию адмирала на «послание богов», чем скрупулезно продумать каждую мелочь и представить ему безупречную картину случившегося. Если уж играть, так по-крупному.

Позже – после того как капитан Датама наконец добрался до кораблей, без сил, будто тяжело больной, цепляясь за шею Гозтан; после того как он возбужденно рассказал о своей чудесной находке адмиралу и продемонстрировал ему черепаший панцирь; после того как адмирал Крита объявил, что отныне Датаму следует величать «Первым покорителем Бессмертных берегов, самым благочестивым и верным сановником Дара»; после того как люди Датамы притащили в капитанскую каюту сундуки с золотом и драгоценностями и свертки шелка, изначально предназначавшиеся для бессмертных, а ныне превращенные адмиралом в награды для особо отличившихся подчиненных; после торжественного банкета, где другие вельможи-дара с завистью и сдержанным восхищением проходили мимо Датамы, провозглашая тосты за его удачу; после всех празднеств и кутежа, продлившегося всю ночь до раннего утра; после того как капитаны разъехались по своим судам, а в стельку пьяного Датаму притащили в его каюту, – Гозтан тихонько прокралась по узким и извилистым корабельным коридорам, спустилась, а затем вновь поднялась по крутым, слабо освещенным лестницам и наконец выбралась на верхнюю палубу. На небе еще сияла последняя звезда.

Там она обнаружила согбенную фигуру Оги Кидосу, который чистил и потрошил рыбу.

– Почему? – спросила она на языке дара. Других слов было не нужно.

– Есть у нас в Дара старая поговорка… – начал Ога, осторожно проговаривая каждый слог.

И тут Гозтан как будто молнией ударило. Он говорил на льуку.

Она ни разу не слышала, чтобы Датама, его лейтенанты, придворные, горничные, повара, прачки, слуги или солдаты произнесли хотя бы одно слово на ее языке. Пэкьу Тенрьо приказал льуку, отправившимся служить властителям Дара, учиться самим, но ни в коем случае не учить чужеземцев. Впрочем, никто из мужчин и женщин Дара и не выказывал желания освоить ее родной язык. Зачем уподобляться варварам, если сами варвары охотно учатся говорить как цивилизованные люди?

– «Перед лицом моря все люди… – Ога не смог подобрать нужное слово и был вынужден перейти на дара: – Братья». – Он выжидающе посмотрел на Гозтан.

– Вотан-ру-тааса, – произнесла та искомое слово на языке льуку, осознавая, что нарушает указ пэкьу Тенрьо. Но сейчас ей было все равно.

Ога кивнул и расплылся в улыбке.

– Ну да, «старший и младший», вполне логично. – Он опять перешел на льуку. – Перед лицом моря мы все братья.

Гозтан поняла, каким образом этот человек освоил их язык. Трудно было устоять перед его искренним интересом и не дать ответа. Учение было ему в радость, которая передавалась тому, кто глядел на него. А на душе сразу становилось тепло, как будто сами боги в зимнюю ночь согревали тебя своим дыханием.

– У нас тоже есть поговорка, – сказала Гозтан на своем языке. – «Для косматого волка и льуку, и агоны на вкус одинаковы».

Ей пришлось несколько раз повторить фразу и изобразить клацающие зубы и густую лохматую шерсть волка, прежде чем Ога понял.

Он рассмеялся громким грудным смехом, отчего девушке вдруг вспомнились теплые родники у Чаши Алуро.

– Косматый волк сегодня был очень громкий. Очень страшный. – Он заметил замешательство Гозтан, повернулся и приподнял меховую жилетку на спине, продемонстрировав следы от плетки. – Для волка и крестьянин-дара такой же на вкус. – Ога смог произнести на языке льуку все слова, кроме одного. Это слово Гозтан прежде слышала, но не понимала.

– Крестьянин?!

Ога изобразил копание в земле. Гозтан все равно не могла взять в толк, что он ей показывает. Возможно, в Дара были люди, зарабатывавшие на жизнь тем, что копали землю. Трудно такое представить, но у дара был много странных обычаев.

Гозтан встревожили свежие, хорошо заметные шрамы на теле Оги, такие же, как у носильщиков-льуку. Прежде она видела, как слуг-дара пороли за мелкие проступки, но до сих пор не думала о том, что эти мужчины и женщины, как и она сама, находились в полной власти своих владык. Возможно, быть крестьянином и льуку – одно и то же?

Ога указал на нее, затем на себя. И спросил:

– Вотан-ру-тааса?

Гозтан помотала головой, и он сразу опечалился.

Девушка рассмеялась. Затем указала на себя, обведя руками изгибы своего тела, и произнесла:

– Вотан-са-тааса. – Еще несколько секунд назад она и подумать не могла, что скажет это мужчине-дара.

Ога широко улыбнулся. С востока над степью пролились первые лучи солнца.

– Сестра-и-брат, – сказал он на дара.

Они продолжали общаться на смеси двух языков, пока мир вокруг постепенно выходил из тьмы.

– Почему Датама бьет тебя и приказывает, что надо делать? – поинтересовалась Гозтан.

– Это, пожалуй, самый сложный вопрос, – ответил Ога.

Он объяснил ей социальную иерархию Дара. Начертил в воздухе пирамиду, похожую на Большой шатер. На вершине ее находился могущественный император, сразу под ним – вельможи, генералы и чиновники, выполнявшие все его прихоти. Еще ниже располагались ученые, владеющие волшебством письменности и знаниями мудрецов, купцы, спящие на шелковых простынях и употребляющие пищу при помощи серебряных палочек, а также землевладельцы, чертящие линии на бумаге и считающие деньги. В самом низу находились крестьяне, которые не владели ничем, кроме самих себя, а иногда были лишены даже этой привилегии. Они добывали пищу в земле и воде.

– Одни рождаются властителями Дара, а другие простыми крестьянами, – заключил Ога, указывая на вершину и основание воображаемой пирамиды. – Так уж повелось.

Гозтан поняла не все – значение слишком многих слов ускользнуло от девушки, – но ее поразило, насколько это было похоже на уклад жизни в степи, по крайней мере после победы над агонами. На вершине пэкьу, под ним – таны-гаринафины, таны-тигры и таны-волки, выполняющие все его прихоти. Большинство танов были вождями малых племен, состоявших из нескольких кланов, или вождями больших кочевых племен, возникших в результате объединения территорий и некоторых древних племен. Еще ниже находились нарос-вотаны, владельцы больших стад и множества рабов, и просто нарос, у которых скота и рабов было меньше. Воины из этих сословий служили в армии пэкьу Тенрьо в качестве командиров и наездников гаринафинов. Под ними располагались кулеки, ничем не владевшие и получавшие мясо и молоко за присмотр над наросскими стадами и службу пехотинцами. А в самом низу были рабы-агоны, не владевшие даже собой, ибо их жизнями всецело распоряжались льуку.