Возлюбленная из Ричмонд-Хилл - Холт Виктория - Страница 7

Мэри Смит обрадовалась возвращению дочери, однако сетовала на то, что Марии не хватает – как она выражалась – «житейской хватки». Ведь Эдвард готов был подписать завещание! А Мария его остановила!.. Хотя завещание было составлено целиком в ее пользу!

– Боже мой! – восклицала Мэри. – Вот уж ирония судьбы, ничего не скажешь! Тебе предлагают огромное состояние, а ты спокойно говоришь: «Давай немножко попозже. Сперва покатаемся верхом». Ей-богу, Мария, ты ужасно легкомысленная!

– Ах, мама! Но как я могла знать?..

– Да, конечно, дорогая… конечно, ты не знала. Но мне кажется, тебе следует постараться впредь проявлять немножко больше практичности.

– Мама, все уже позади. Мой дорогой Эдвард мертв, а я не богата, хотя и не бедствую. Мне следует довольствоваться тем, что у меня есть.

Мэри Смит вздохнула. Ее дочь с каждым днем расцветала. Интересно, у молодой вдовы столько же шансов найти мужа, как у незамужней девицы? Мэри не была в этом уверена, поскольку, овдовев, дочка стала только чуть-чуть богаче, чем была в девичестве.

Несколько месяцев Мария пожила с родителями, а затем решила снять коттедж неподалеку от них, на Колден-Коммон. Мать с отцом пришли к выводу, что это неплохая идея.

– Во всяком случае, ее положение прояснится, – сказала Мэри Уолтеру. – А через год, когда Мария снимет траур, она вполне сможет снова вернуться в «свет». Ей тогда будет около двадцати. Согласись, Уолтер, наша дочь еще очень молода. И я начинаю думать, что такая красавица, как Мария, пожалуй, сможет обойтись и без приданого!

– Без приданого никто не может обойтись, Мэри.

– Ты циник, Уолтер. Ведь вышла же Мария за Эдварда! И была бы сейчас богата, если бы не ее нелепая причуда… да и не причуда даже, а безрассудство! Но не сомневаюсь, что теперь она твердо усвоила: финансовые вопросы следует улаживать при первой же возможности… Это ей послужило хорошим уроком.

– Усвоенным за счет целого состояния! Да, что и говорить – урок неплохой!

– Может, мой брат снова нам поможет. Он в тот раз оказал нашему семейству неоценимую услугу. Но нужно, чтобы Мария год соблюдала траур по бедному Эдварду. А потом посмотрим.

Так что Мария поселилась в коттедже и принялась вести тихую, уединенную жизнь.

Не имея собственной семьи, Генри Эррингтон живо интересовался делами сестры. Он решил, что коли ему удалось один раз подыскать мужа для Марии, то надо сделать это и во второй; однако поддерживал Мэри и Уолтера в том, что Марии не следует в течение года нарушать траур.

Жизнь в маленьком коттедже всего с одной служанкой – ничего больше бедная вдова не могла себе позволить – вполне соответствовала тогдашнему настроению Марии. Бедняжка частенько вспоминала, как она была хозяйкой Лалвортского замка, и горевала по бедному Эдварду, который так преданно ее любил. Зря муж так пытался угнаться за ее молодостью, это наверняка сократило его жизнь! Ах, зачем он старался не отставать от нее? Мария вовсе не желала этого!

Однако у юной вдовы хватало ума понять, что ее чувства к Эдварду не очень глубоки. Она просто пыталась угодить ему, потому что ей вообще нравилось угождать людям. И через несколько месяцев Мария начала находить удовольствие в спокойном уединении. Она много читала и заинтересовалась политикой, поскольку ей весьма скоро стало ясно, что она живет в эпоху бурных событий. Конфликт с американскими колониями, конечно же, имел жизненно важное значение для Англии. Мария следила за деятельностью Питта – лорда Чатама,[5] – часто размышляла о событиях во Франции и немного расстраивалась из-за того, что король, подаривший ей блюдо с засахаренными сливами, умер и на троне теперь восседали тощий молодой дофин и его элегантная жена-австрийка.

Увы, ничто не вечно под луной, и Мария не знала, как долго суждено ей прожить в маленьком коттедже на Колден-Коммон. Для Марии не было секретом то, что у дяди Генри на ее счет свои планы. Скоро родители и дядя снова займутся сватовством… Но пока ей дали передышку, и она могла наслаждаться покоем.

Когда брат Марии Уолтер, запыхавшись, ворвался в коттедж, она мгновенно поняла, что стряслось страшное несчастье.

– Мария! – прерывающимся голосом сказал брат, – скорее поехали домой! Папа очень болен.

Мария схватила плащ и села в двуколку. Она никогда еще не видела Уолтера таким серьезным.

– Расскажи, что случилось! – потребовала она.

– Мама заподозрила неладное, пошла посмотреть, в чем дело, и увидела, что папа сидит в кресле, не в силах пошевелиться.

Пони во весь опор мчался по липовой аллее, и как только повозка остановилась у дверей, Мария выпрыгнула из нее и вбежала в дом.

Побледневшая мать молча обняла ее. Уолтера Смита осматривали врачи, которые довольно скоро вынесли свой приговор. С отцом Марии случился апоплексический удар, и теперь он был парализован.

Да, жизнь в Брэмбриджском доме совершенно переменилась. Мария отказалась от коттеджа и вновь вернулась к родителям, чтобы успокаивать и поддерживать маму, однако все понимали, что прежней жизни уже не будет, ведь бедный отец стал инвалидом и никогда, никогда не сможет ходить!

В Брэмбридж приехал дядя Генри, и его приезд послужил всем большим утешением. Дядя сказал, что возьмет на себя роль отца семейства. Франсис останется завершать образование в монастыре, поскольку привозить ее домой совершенно незачем; что же касается мальчиков, то следовало позаботиться об их карьере, что было не так-то легко, поскольку им как католикам было запрещено выбирать профессии, которые более всего соответствовали бы их положению в обществе: они не могли занимать государственные посты, быть адвокатами и служить в армии или во флоте.

Дядя Генри немного погостил в Брэмбридже, однако Мария вдруг обнаружила, что, хотя дядя прекрасный собеседник, обожающий всех развлекать, и большой ценитель вкусной еды и хороших вин, он не очень-то годится на роль опекуна мальчиков, которые быстро становились мужчинами. В отличие от отца, он совершенно не умел поддерживать дисциплину, и Мария порой с тревогой думала о будущем братьев.

Вот когда она начала сетовать на судьбу и корить себя за недальновидность, помешавшую ей позаботиться о том, чтобы завещание было подписано до роковой прогулки! Как бы она сейчас осчастливила свою семью, если бы была богатой вдовой и владелицей Лалвортского замка, а не бедной постоялицей в коттедже на Колден-Коммон!

Однако дядя Генри искренне интересовался делами племянницы и старался выводить ее в «свет». Он дружил с Томасом Фитцербертом, богатым католиком, сквайром, который имел поместья в Свиннертоне – в Стаффордширском графстве – и в Дербиширском местечке Норбери. Томасу было около тридцати; хотя он был старше Марии, однако и Мария уже не могла называться неопытной девушкой. Дядя Генри оказался прав, предположив, что его племянница произведет впечатление на Тома Фитцерберта.

– Она прелестна! – воскликнул Том, – Право же, Генри, я никогда не видел такой очаровательной женщины.

Дядя Генри довольно усмехнулся. Что ж, если Мария выйдет замуж за Тома Фитцерберта, у нее будет более интересная жизнь, чем в первом браке. Эдвард Уэлд, безусловно, обладал многими достоинствами; это был хороший, богатый супруг-католик, однако для Марии он был немного староват, и жили они в Лалворте слишком уж тихо. А Том Фитцерберт умел жить… жить именно так, как нравилось Генри Эррингтону! Ей-богу, Мария бы в конце концов истомилась в Лалворте, ведь там ее не особенно баловали развлечениями!

Как и предсказывал Генри, Том Фитцерберт вскоре открыто объявил о своих намерениях, и Мария проявила благоразумие, приняв его предложение.

Когда она стала миссис Фитцерберт, ей как раз исполнился двадцать один год.

Вскоре Мария поняла, что жизнь с Томасом Фитцербертом сулит ей гораздо больше радостей, чем брак с Эдвардом Уэлдом. Теперь у нее был энергичный муж, который тоже проявлял любовь к ней, хотя и по-своему, не так, как Эдвард Уэлд. Мария же блистала красотой, умом и светскостью и имела добродушный нрав, так что Томас Фитцерберт не разочаровался в супруге… а Мария – в нем.