Крепостная (СИ) - Брай Марьяна - Страница 8

— Шляпки под цвет платьев. Их ни-ни совать в саквояж-та. Только в шляпную коробку, - учила Глаша, споро устанавливая две круглых коробки на дорожную сумку. Она металась в поисках ленты, чтобы связать этот багаж в одну удобную для переноски конструкцию.

— А как ты угадываешь, чего с собой класть? – поинтересовалась я.

— Сказано ведь: по делам! Коли бы в гости барыня ба загодя засобиралась: новые платья бы надо было пошить, шляпку к им, может, какие даже украшения надо было бы заказать из Петерхбургу.

Поблагодарив свою «палочку-выручалочку», я даже обняла Глашу, потому что та настолько от души помогала мне, что в груди стало тепло.

Во дворе Фирс запрягал двух вороных лошадей в самую настоящую карету! Да, я видела уже коляску или бричку: даром мне не разобраться в названиях этих транспортных средств и чем они отличаются друг от друга. Но карету… ее я узнаю точно!

Я хотела спросить, поедет ли Фирс, чтобы наконец побыть одной: ходить туда, куда хочется, делать чего хочется, да и почитать документацию хозяйки мне страсть как хотелось. А еще хотелось в город.

За столом в это время как раз и велся тот самый разговор, который открыл мне глаза на эту странную семейку. Вошли мы тихо и встали у входа в гостиную, чтобы в любой момент наши хозяева, вспомнив о чем угодно, могли заставить нас выполнить очередное поручение.

— Так не по моей воле мы живем в этой Тмутаракани, Осип! – намазывая на белую булку сливочное масло, а поверх него и варенье, заявила Домна. Она, как всегда сидела спиной к коридору, но лицо хозяина мне видно было отлично.

— Чем тебе тут плохо, Домна? Всю жизнь душа в душу живем. Вон какое имение, сколько деревень, сколько достатка… - начал было совершенно спокойно мужчина, попивая горячий чай. В этот раз прямо из кружки. Обычно они наливали чай в блюдце. Мизинец его смешно топорщился в сторону.

— Всё плохо, Осип Германыч! – вместе с льдинкой в голосе хозяйки я заметила, что звать его она начала по отчеству. Я знала, что когда супруги переходят на отчества, доброго не жди.

— Домнушка, ну хорош уже. Годы живем, а ты все только жалишься и жалишься на жизнь свою. Ведь Богу лучше знать: кому куда… - мы так и не дослушали о направлении и распределении Божьем со слов барина, потому что Домна взревела, как ужаленный медведь:

— Кабы не мой батюшка, кой твоему батюшке должо'н был чем-то, не видать бы тебе ни меня, ни моих деревень. Култыхался бы ты тут со своей мастерской, как ремесленник без роду без племени. Я-то надеялась, что останусь в Петербурге, а оно вон оно как повернулось-то! – Домна высказалась и завыла.

Я посмотрела на Глашу, стоящую рядом, но та даже не поменялась в лице. Из этого следовало, что драма сия разыгрывается в этих стенах нередко.

— Не «чем-то» должон был твой батюшка, а жизнею своей, кою мой сберег, - опять же спокойно и робко ответствовал барин.

Мне показалось, что он хотел еще чего-то добавить, но по лицу хозяина поняла: знает, что хорошим это не закончится. Слишком большой был опыт «владения» этой взбалмошной старухой.

— И деревни мои, и деньги мои на счетах, и с деревень, что идет, все мое, - не унималась Домна, а Осип Григорьич подозвал к себе Фирса и тяжело, видимо от больной спины, поднимался со стула.

— Твои, твои, душенька, токмо нам ужо нечего делить. Сын-то у нас общий, а значит, все его будет, - завершил он и, держась за локоть Фирса, направился к выходу.

— Вот и неча срекать[i], неча даже говорить, что право отменють! – выдохнула она ему в спину.

Я замерла. Значит, разговоры уже идут. Осип совсем не глуп, если может по каким-то записям или слухам, а может и по настоящим новостям из столицы делать выводы. И это вовсе не предсказание, а анализ.

— Гланя, где эта падучая наша? – не поворачиваясь, взревела Домна.

— Тут я, барыня, - я отозвалась только тогда, когда Глаша меня подтолкнула вперед. Даже не думала, что мне будут навешиваться все новые и новые клички.

— Все собрала? – Домна допивала чай.

— Все, барыня, - заметив, что Глаша уверенно кивает, подтвердила я.

— Из дому ни ногой. К реке тем более! Занавеску, что я вышивала, не трогай – криво и косо выйдет без меня! Лучше половики постирайте, - голосище хозяйки с каждым словом становился тише и спокойнее.

— А как их стирать, коли ей к реке запретили, барыня? – уточнила Глаша.

— В реку ее не пущай! Головой отвечаешь! Приеду, проверю. Чтобы все до одного на заборе сохли! – Домна уже было собиралась вставать, но вдруг вспомнила: - В лавку к Дерюгину сходите. Он обещал шерсти битой привезти. Нашей там три мешка. И глядите мне, чтобы вся до клочка была, черной как вороново крыло!

— Хорошо, барыня, - утвердила задание как принятое, Глаша, не дав мне вставить, что нам не велено ходить куда-либо из дому.

«Из дому ни ногой, но в лавку идите, к реке ни ногой, а половики постирайте. Самая настоящая дура», - думала я, пока она вставала из-за стола.

Потом мы проводили Домну на улицу, и там она еще четверть часа проверяла багаж. Как только карета тронулась, мы с Глашей, не сговариваясь, будто по счету, сели на крыльцо и выдохнули. А потом посмотрели друг на друга и засмеялись.

— И зачем тогда саквояж к коробкам привязывали? Все равно она проверила, – не задавая вопроса на самом деле, а просто в воздух сказала я, констатируя факт, что хозяйка – дуреломка и самодурка.

— Она всегда проверяет, но если не завяжешь, еще и по спине получишь, - ответила Глаша.

— Идем, чаю попьем. Там на столе столько варенья! А потом в город! – подытожила я, взяв Глашу под руку.

— Нет, ты чего! – уперлась Глаша вначале.

— А мы быстренько. Никто и не увидит! Не все же варенье Нюрке есть. Ее и так вон как раздуло с варенья-то, - мои веские вводные дали Глаше уверенности, и мы, хохоча, побежали в дом.

[i] срека'ть – предрекать, предсказывать

Глава 9

С минуты на минуту должна была прийти Нюра за самоваром и остатками пирогов. Сначала я уселась за стол, но потом решила растянуть время за завтраком.

— Глаша, давай все булки вот сюда, - я развернула полотенце на столе, и мы принялись складывать на него редко доступные тут сладости. Как только мы налили две чашки чая, кинули в них щедро отколотого от большого куска сахара и отнесли вместе с выпечкой в мою комнатушку, в гостиную через заднюю дверь вошла Нюра с еще одной женщиной лет тридцати.

— А чего назад не ворочаете? Кого ждете? – Нюра цепким взглядом осмотрела стол.

— Так собирались как раз. Ну, коли пришли, давайте вместе все и отнесем, - вышла к столу Глаша и ухватилась за вазочки с вареньем. – Да пошибче ногами перебирайте. Нам ишшо избу убирать, а потом в город да половики стирать до ночи.

Я понимала, что Глаша преувеличивает. Хозяйка, вернее всего, уехала неожиданно. Если бы поездка была запланирована, нам дали бы куда больше работы.

Как только мы вернулись в дом, где из звуков слышны были только ходики, побежали в мою комнатушку и уселись на кровати с крепким ароматным чаем.

— Поворотлива ты стала, Надька, да и хитра не по тебе, - с полным ртом оценила мой поступок подруга.

— А раньше разве не такой была?

— Не такой! Неужто и правда все из головы повылетало? Ты и пискнуть боялась. Бегала за барыней, как кошка за котятами: то ей подушку на стул, то шаль, то обдувать примешься. Я понимала, за что она тебя выбрала. Даже не обижалася тады. Потому что лентяйкой как была, так и осталась. А ты ведь как веретено вокруг ней крутилась. А сейчас будто заменили тебя, - Глаша прищуривала глаза, словно говорила и вспоминала свои настоящие чувства тогда.