Крепостная (СИ) - Брай Марьяна - Страница 6

— Эй, опять голова опустела? Ты хоть слышишь меня, убогая? – голос хозяйки, переходящий с каждым словом в крик, вывел меня из задумчивости.

— Слышу, барыня. Задумалась маленько, - ответила я и принялась суетливо рыться в корзине, не понимая, чего от меня хотят.

— Чего ты там роешься? Подай шаль, вишь, ветерок опять загулял! Продует ишшо, - Домна внимательно наблюдала за мной, словно примерялась насколько я адекватна.

— Барыня, - обратилась я, как обращаются к ней окружающие, покрывая ее объемные плечи теплым платком, - а какой нынче год?

— Дак тот же, что и утром, шестидесятый, - она хмыкнула, но головы не подняла: плевала на пальцы, сращивая две нити из разных клубков.

— Тысяча восемьсот ? – уточнила я.

— А какой ишо? – женщина начала нервничать от моих вопросов, и я замолчала.

Но молчаливость хозяйки или то, что она не считала меня возможной собеседницей, были мне на пользу. Так я могла обдумывать все. Вечером я планировала расспросить Глашу обо всем остальном, сославшись на то, что память подводит, оттого, мол, я и веду себя непривычно.

Обед я помогала Глаше накрыть в гостиной. К этому времени хозяин с Фирсом вернулись. Я обратила внимание, что барин глянул на меня с жалостью, но потом подумала: показалось.

Вышитая по низу скатерть накрывалась белыми салфетками с шитьем. Глубокие тарелки торопящаяся подруга ставила на, как выразилась Глаша, «подтарельники», плоские тарелки большего диаметра. Суп она принесла в супнице. Всевозможные вазочки и пиалы были наполнены солеными грибами, квашенной капустой, огурцами. Пока хозяева громко сёрбали суп, мы носили варенье и творог, выпечки, а на второе Глаша вынесла блюдо со шкварчащими в масле перепелами. Спина тут же заныла.

Когда хозяйка после сытного обеда направилась к себе, я думала, у меня будет время побыть с Глашей, осмотреться, познакомиться с другими людьми. Но оказалось, кроме вязания и вышивки с хозяйкой, у меня была еще одна важная обязанность – отгонять мух, пока барыня спит.

Я шла следом за ней в комнату, закатив глаза.

По тому, что Домна замерла и уставилась на меня, войдя в свои покои, я не сразу догадалась, что надо ее раздеть и расправить постель. Это заняло немало времени, но за это время я осмотрела комнату: высокая кровать с балдахином и столбиками по углам, невысокая ступенька-табурет тут же, видимо, чтобы взобраться. Секретер и стул возле него, зеркало на столе с манерно изогнутыми ножками и банкетка в пару к столу. Напольные часы-ходики имели дверцу, и я поняла, что имеется и кукушка. Шкаф возле двери, сундук исполинских размеров. Вся мебель щедро увешана салфетками. На всех возможных плоскостях стоят вазы с цветами и небольшие фарфоровые статуэтки.

Не было среди этих украшений какого-то общего стиля, какой-то тематики. Словно Домна выбирала все самое красивое из возможного и тащила в свою нору. Окна здесь, похоже, никогда не открывались. Толстые портьеры раздвинуты были лишь на ширину ладони. От этого вся обстановка казалась гнетущей, тяжелой, как сама хозяйка.

Переодев мучительницу в сорочку, завязав под объемной шеей завязки от чепца и уложив ее в постель, я присела на банкетку и осмотрелась по сторонам. Чем она обычно отгоняет мух, мне было неизвестно.

— Веер бери, а то руками ещё тут примешься хлопать, - пригрозила хозяйка, и я впала в ступор. Та, видимо, заметила и добавила: - В шкафу, блаженныя!

В шкафу я нашла опахало!!! Два веера, соединенные из двух полукружий в круг, были привязаны к хорошо ошкуренному и, наверное, даже пропитанному маслом древку.

«Клеопатра недоделанная. Может, тебе еще пару мулатов тут поставить?», - подумала я и вернулась к кровати. Домна лежала на спине, ровно подправив одеяло под мышки. Руки ее, словно у покойницы, лежали вдоль тела.

Я поняла, что сидя этот процесс привести в жизнь не удастся, и встала. Мух не было, но я начала тихонько обдувать ее, надеясь, что так это и должно выглядеть.

— Ты меня ветром сим угробить решила? Простужить? – не открывая глаз, прошипела «царица Савская».

— Простудить…- поправила я, но тут же опомнилась, вспомнив о спине. - Нет, барыня, тут комарик пролетал…

Та хмыкнула, поджала мясистые губы и замолчала. Я стояла, как часовой у Мавзолея, надеясь, что муха наконец, прилетит и моя служба не пройдет даром.

От скуки я рассматривала стены, затянутые в обои с цветочным принтом. Цветочки пропечатаны были плохо, но я подумала, что они могли выгореть. Когда взгляд снова упал на тяжелые зеленые шторы, поняла, что солнце здесь – нечастый гость.

Домна захрапела, но первое время просыпалась от своих горловых рулад. Через полчаса она храпела уже размеренно. Я сделала несколько шагов на цыпочках, проверяя, не скрипит ли пол. К уважению мастера, строившего этот теремок, пол здесь был собран на совесть, и я подозревала, что хожу не по доскам, а по здоровенным плахам. Из таких был пол в доме бабушки.

Сделав шаг к секретеру, я замерла и посмотрела на Домну. Та спала как младенец. Видимо, все дело в этих чертовых снотворных перепелах, что свалили меня в сон, не дав убрать все за собой вчера вечером.

Не отрывая глаз от «домомучительницы» я кралась к секретеру, где на откинутой крышке лежала огромная, как в сказках, книга.

Здесь же были и чернильница, и перо. Я и сама начинала писать в школе пером, но оно было более современным. Мне вдруг захотелось попробовать написать что-то этим, лежащим на аккуратно свернутой в несколько раз серой тонкой бумаге. Видимо, ее использовали в роли промокашки.

Буквы в книге были похожи на вязь. Яти и сочетания букв бросались в глаза, но прочесть текст было возможно. Я кинула взгляд на Домну, проверила, не прилетела ли муха, из-за которой на моей спине могут подрихтовать свежих полос, и уставилась в книгу.

Из вычитанного я узнала, что деревня Зайцево на май месяц включает в себя триста душ крестьян, из которых почти сотня – малолетние дети. В деревне Курниково на почти четыреста душ детей всего тридцать, зато девок на выданье более ста.

Домна глубоко вдохнула, и я бросилась на пост, замахнувшись опахалом. Мух не появилось, но сон супостатки был беспокойным, видимо, от количества съеденного. И я решила больше не рисковать. Будет еще время до отмены крепостного права. Если я все правильно поняла и нахожусь именно там, где думаю.

Глава 7

За следующую неделю я вникла в обязанности, вызнала у болтливой Глаши о хозяевах и о месте, где оказалась. Кое-что слышала от местного люда, а кое-что увидела сама в газетах, кои Осип Германович любил читать и перечитывать снова. Из чего я сделала выводы, что с прессой здесь не шибко хорошо. Географию, а тем более географию дореволюционную, я не знала.

Оказалась я в городе Верхнеуральске Оренбургской губернии, который находился почти в двух тысячах верстах от Петербурга. Жителей более трех тысяч, три церкви, крепость и мечеть. Предместье города населено казаками Оренбургского казачьего «шестого» полка, а полковой штаб расположен в самом городе.

Точная информация была найдена в газетах, которые хозяин словно специально любезно оставлял в своем кресле. И тогда я поняла, почему он хранит это старье: там были статьи о Верхнеуральске от некоего Руфа Гавриловича Игнатьева, проживающего в Троицке, «описателя» что по-нашему, видимо, означало журналист. Кем он был, я так и не поняла, но сделал для меня большую работу: не выходя дальше двора, я узнала о месте, где оказалась, даже то, чего не знала Глаша.

Через каждые три дня мы ходили в баню – хозяйка настаивала на паренье с вениками, обливании при выходе из адова почти пекла прохладной водой и растирании полотенцем.

Баня меня радовала, поскольку приходилось бегать к речке по вечерам. А судя по окружающей природе, дело шло к осени.

Когда пошли затяжные и косые дожди, мне стало скучно. Хозяйка часто засыпала в кресле с вязанием или вышивкой. Тогда мне оставалось пялиться в окно, за которым крестьяне торопливо бежали по делам, никем не отмененным в связи с непогодой. Голова наливалась тяжестью, и под размеренный храп Домны, под ровное тиканье ходиков я начинала клевать носом. Тогда-то, словно почуяв мое состояние, хозяйка просыпалась, снова начинала шить, будто и не спала вовсе, а через пару минут заявляла, что пора выпить чаю с пирогами.