Крепостная (СИ) - Брай Марьяна - Страница 31

— То есть вы тоже хотите, чтобы он уехал? – шаги за моей спиной утихли. Я тоже остановилась. - Давайте не будем обсуждать людей без их присутствия. По-моему, это нехорошо.

— Как скажете, но если захотите поделиться, я здесь каждое утро перед службой, а вечером в усадьбе. Она прямо за вашей, если по дороге вдоль реки идти несколько минут.

— О! Это же целый дворец! – я не сдержала своего удивления.

Когда мы гуляли с Глашей летом, я оценила этот великолепный трехэтажный особняк. Замашка там была на целый царский летний дом, а не на хозяйство местного барина.

— Чтобы получить сию должность, городской глава должен иметь в городе имущества на двенадцать тысяч. Это не моя заслуга, Надя. Мой отец настоял на этой должности. А когда я закончил учебу и приехал в Троицк, он просто поставил меня перед фактом. Сам предложил мою персону Думе, сам купил усадьбу, чтобы я полностью подходил для этой должности, - я слышала в его голосе нотку некоторого недовольства, но было в нем и смирение. Именно таким голосом спортсмены, лишенные детства, вынужденные проводить каждую свою минуту в тренировках, говорят, что этот образ жизни выбран для побед, для их же будущего.

— Значит, вы хороший и благодарный сын, Евгений! – я остановилась и повернулась к нему. - Мне пора возвращаться.

— Надежда, вы же жили при барыне. А сейчас вы свободны. Если что-то пойдет не так…

— Что, например? – я даже хохотнула, перебив его.

— Все что угодно. Так вот, если что-то пойдет не так, вы можете обратиться ко мне за помощью. Я вижу: вы хороший человек. Но каждому хорошему человеку нужна поддержка в тот или иной момент… Я надеюсь, вы посчитаете меня своим другом, - он улыбнулся, развернулся и пошел обратно. Теперь я следовала за ним по узкой переметенной тропе.

Когда я вернулась, дома было еще тихо. На улице люди уже начали новый день, затапливая печи в кухне, таская воду из прорубленной заново и разметенной проруби. Мужики с метлами и лопатами суетились на дорожках, ведущих от дома.

Я снова подошла к двери, крыльцо возле которой изучала вчера подробно.

Видимо, его замело, а рачительные мужики уже размели. Хоть им и не пользовались, вокруг дома снег расчищался добросовестно по всему периметру.

За завтраком меня подмывало что-то такое спросить у парочки про выход, но потом подумала, что открываться не стоит. А вот с Фирсом эту тему обсудить надо было. Кто их знает, что они задумали. Но опять же, участие Петра в этом я не усматривала, потому что неужели он заставил бы свою нежную фиалку открывать двери и смазывать петли? Конечно, нет. Ведь в его глазах она — трепетный цветок, падающий без чувств при любом неприятном разговоре.

А потом, спустя неделю, я корила себя за отложенную беседу с Фирсом. Потому что одной из ночей в дом пробрались. И барин только чудом остался жив!

Проснулась я от грохота и подумала, что кто-то мог запнуться о стул или уронить подсвечник. Но в этом крыле ночью ходил разве что Фирс. А тот научился за долгие годы передвигаться неслышно. Даже печи топил ночами так тихо, что и при открытой двери его можно было не заметить, и только легкий аромат дымка выдавал его присутствие. Двери он запирал своим ключом, а утром отпирал. Ключ был и у хозяина дома, но тот никогда не выходил из дому рано, да и одеваться ему всегда помогал Фирс.

Я села в кровати, прислушалась, и мне показалось, что где-то в комнатах продолжается возня. В тот момент я никак не связала ее с дверью в новое крыло. Быстро оделась, подумав об Осипе, которому могло стать плохо, и поторопилась в коридор.

Не осталось сомнений, когда приложила ухо к его двери. Кто-то хрипел, и я, не сомневаясь, открыла дверь. На кровати боролись двое мужчин. Я хотела закричать, но голос пропал. Тогда я осмотрелась в темноте знакомой обстановки и схватила со столика, стоящего прямо у двери, деревянный ящичек, в котором хозяин держал документы.

Им я и ударила по спине темную фигуру, нависшую над Осипом. И только после этого закричала. Вот теперь я закричала зря. Сначала было опавший на кровать преступник очухался и, оттолкнув меня, метнулся на выход. Я закричала снова, хотела бежать за незнакомцем, но, увидев, что Осип не двигается, осталась подле него и, наклонившись, прислушалась к дыханию.

В горле у меня колотилось сердце, и с большим трудом я услышала сипы. В этот момент в комнату забежала Глаша с лампой. И я увидела расширенные от ужаса глаза нашего барина.

— Слава Богу, Осип Германыч, слава Богу. Дышите, я сейчас воды подам, - поняв, что он просто в шоке, но дышит и вертит выпученными глазами, я прикрикнула на Глафиру и отправила за Фирсом.

Сама бросилась в гостиную, проверила входную дверь, а потом увидела распахнутые двери южного крыла. Ветер хлестал шторами по стенам. В конце коридора дверь беззвучно открывалась и закрывалась. Я подошла к ней. Она не хлопала, потому что в притвор заложили какую-то тряпку.

Глава 29

Когда прибежал Фирс, я отправила его в комнату барина, а сама встала перед крылом наших «дорогих гостей». Несмотря на мои крики, тишина там стояла гробовая.

— Как он в дом-та попал, окаянный? – Фирс зажег еще одну лампу и усадил барина в постели, когда я снова вошла в комнату.

— Через двери в крыло Петра Осипыча, - ответила тихо. - Я только что их закрыла.

— Дык они ж заколочены лично мною. Барыня ишшо пару лет назад мне наказала, чтоб барин с другом ночами не шуровали туда-сюда, - Фирс смотрел на барина, а тот смотрел на меня. Дышал он уже, слава Богу, ровно, но говорить что-то как будто не торопился.

— Фирс, иди погляди, чего там с дверью, а ты, Глаша, приготовь мне чаю. Не базите только, не будите дом, - я сразу поняла, что он отправил их из комнаты, чтобы поговорить со мной.

— Хорошо, что он подушкой меня хотел, а не ножичком. Я уж и силы начал терять, - веселость, присущая Осипу в последние дни, словно испарилась, оставив вместо себя тоску такой величины, что на лице его пролегли глубокие морщины.

— Недавно… забыла я Фирсу или вам сообщить… голова садовая, простите, барин…

— Чего мямлишь? Говори, как есть! – приказал он.

— Вышла я на улицу поздно. Воздухом подышать хотела. А у меня ключик от нашей двери имеется. Нюра знает, что я рано встаю и иногда сразу на улицу и в кухню. Помогаю ей, значит… так вот, вышла и замерла перед небом звездным. Слышу, дверь в крыле молодого барина растворилась. Я за поленницу спряталась. А та тень долго там орудовала, видать, петли заржавевшие смазывала… Сначала двери скрипели, а потом, когда перестали, ушла внутрь.

— Тень? Кто это был-то? – барин свел густые брови и уставился на меня.

— Я потом подошла к крыльцу, а там следы с каблучками.

— У кого из здешних каблучок? – барин зажестикулировал руками, нетерпеливо ожидая полного рассказа.

— У этой… Клеренс только, - осторожно ответила я.

— Наденька, да ты чего, милая, - он хохотнул и закашлялся. - У ней силы вилку держать не всегда имеются!

— Барин, я не настаиваю, что она. Говорю же, была как тень. В пальто или плаще – не рассмотреть там, в темноте было. А вот следы-то одни и остались там. С каблучком. А я, дура, не сказала сразу Фирсу, - опустив голову, я некоторое время стояла молча. Осип тоже молчал, видимо, обдумывал сказанное.

— Это что же значит… в своем доме я теперь спокойно спать не могу? – прошептал он. – Неужто сын родной с этой…. Да нет, не может быть, Надя. Спать иди, завтра еще поговорим. Предупреди девок, чтоб молчали, а я с Фирсом сам договорюсь. Утром встанем как ни в чем не бывало! – приказал Осип и указал мне на дверь.

Глаша как раз принесла чай, и я ее вытащила сразу за собой в коридор.

— Это чего, значица, Надя? Значица, нас всех жизни лишить хотели? – она так сильно схватила меня за руку, что я айкнула.

— Идем ко мне в комнату, - я затащила ее к себе и усадила на кровать, - Нюре сказала?

— Конечно! У нас тут по дому лихие люди шныряют, а мы спим, рот раззявив. Убивцы сначала барина бы закололи, а потом нас всех, как кур! – она снова начинала качать головой, а это значило только одно: сейчас она начнет выть, как над покойником.