Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Четвертая (СИ) - Хренов Алексей - Страница 7

Впереди же справа поезд тоже не сдавался. Паровоз с отчаянием беглеца нёсся к туннелю, утягивая за собой грохочущие вагоны, лязгая колёсами и выбрасывая из трубы чёрный угольный дым.

На миг Лёха глянул назад, кинув взгляд через правое плечо.

Илья, напряжённо сидел сзади, припав к пулемёту, его пальцы крепко сжимали рукоять приклада. Он неотрывно смотрел на приближающийся состав, выбирая момент. Перфорированный ствол нашаривал добычу, глядя в открытый провал двери.

— Готовься! — рявкнул Лёха, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди.

Они выскочили над очередным холмом и цель внезапно появилась перед глазами — всего-то пятьсот метров. Четыреста…

Атака немецкого биплана не прошла даром! Передняя платформа больше не представляла угрозы. На ней был полный хаос — пули самолета вспороли защитные мешки с песком, изломанные тела пулемётного расчета валялись вповалку, ворох каких то ремней, тряпок болтался по полу, а пулемёт безжизненно завалился на бок, пробитый очередью.

Но чертов поезд продолжал мчаться, словно берсерк в битве, ему было плевать на всё.

Лёха ощутил — они не успевают!

— Поздно — крикнул Лёха, прожигая взглядом расстояние. До состава ему оставалось метров триста.

Но чертов паровоз был уже в ста метрах от туннеля. Десять секунд и он исчезнет в спасительной темноту туннеля.

Он дал левую ногу, отворачивая «Шторьх» чуть в сторону и открывая Старинову сектор для стрельбы.

— Давай! Илья! ДАВАЙ! — заорал он, что было мощи в лёгких, перекрикивая грохот мотора.

Сзади резко загрохотал пулемёт — отрывисто, злобно, словно кого-то пронзил приступ ярости. Стреляли длинными очередями, но убийственно точными очередями, на расплав ствола.

Огненная струя трассеров со свистом впилась в кабину машиниста. Вспышки осветили тёмные очертания внутри, на мгновение выхватывая хаотичные движения. Потом пули поползли дальше, прошивая броню, вгрызаясь в металл, пробивая заклёпки и прожигая путь к самому сердцу паровоза.

Паровозу оставалось пятьдесят метров до туннеля.

Старинов чуть повёл ствол, переводя огонь на котёл. Пули ударяли в закопчённый металл, выбивая мелкие искры, разрывая его, словно гвоздями вгоняя боль в неистового железного зверя.

Тридцать метров до туннеля.

Монстр содрогнулся, но продолжал нестись вперёд. Он скрипел, скрежетал, натужно ревел паром и стоном железных суставов. Из пробоин в боку повалил пар, но он всё ещё шёл, упрямый, слепой, ведомый бездушной силой механизмов.

Пятнадцать метров до туннеля.

Лёха оглох от грохота выстрелов, пулемёт за ним плевался огненными стрелами не останавливаясь.

И тут…

Глухой хлопок разорвал воздух. Не взрыв, не треск — звук, скорее похожий на то, как огромная невидимая ладонь шлёпнула паровоз, словно гигантский охотник прихлопнул докучливую муху.

Металл не выдержал.

Сначала появилась тонкая, едва заметная струйка белого пара. Она рванулась в сторону, словно змея, нашедшая брешь в броне. Потом пар вырвался уже во все стороны, бешеный, слепящий, клубящийся, будто сам дьявол разверз пасть и дохнул из преисподней.

Как и всякое слабое место, тонкий кожух котла не был предназначен для пулемётного обстрела. Разъярённые пули пробили метал, найдя путь к перегретому пару под бешеным давлением.

Оглушительный взрыв разнёс его в клочья. Обломки трубок — раскалённые, безжалостные — разлетелись в стороны, словно гигантские спагетти в безумном блюде. Пар рванул в стороны, огромное белое облако окутало голову состава.

По инерции паровоз исчез в тёмном жерле туннеля, увлекая за собой грохочущий состав. Вагоны, гружённые людьми и грузами, один за другим ныряли в чёрную пасть коридора в холме, оставляя позади себя лишь дрожащий воздух и клубы пара, перемешанные с дымом и копотью.

Но скорость падала.

Вот первый вагон исчез в туннеле. Второй… Третий…

Состав замедлялся, точно зверь, загнанный в логово, но ещё не осознавший своей беспомощности.

Лёха, не теряя времени, чуть подтянул ручку управления, заставляя «Шторьх» плавно подняться вверх, уходя над холмом. Всё, что сейчас требовалось, — уйти в вираж, не попадая под огонь.

Очередь! Ещё одна!

С задней платформы поезда, словно последняя злобная насмешка, в их сторону полетела длинная очередь — она рванулась вверх, как огненный хлыст, прочертив небо прямо перед кабиной «Шторьха».

Рефлексы сработали быстрее разума.

Лёха рванул ручку на себя. Самолёт словно подпрыгнул вверх, потом закрутился влево, резким рывком снова устремился вверх, уходя из-под огня. Манёвр был жуткий — желудок тут же взбунтовался, выворачивая всё внутри, кровь хлынула к голове, а зрение на мгновение стало туннельным. Казалось, ещё секунда — и его вырвет прямо на панель приборов.

Но, чёрт возьми, сработало!

Очередь просвистела выше, пронеслась в пустоту, не задев ни машину, ни людей.

И вот…

Поезд замер.

Последние вспышки выстрелов затухли. Паровоз окончательно исчез в туннеле, утянув за собой почти все вагоны, оставив снаружи только четыре последних и злополучную пулемётную платформу в хвосте.

Время будто замерло.

Лёха глубоко вдохнул, переводя дыхание. Сзади Илья Старинов хлопал его по плечу, крутя рукой над головой и крича:

— Давай еще круг! Надо добить! Разворачивайся!

Глава 4

Говорят мы бяки-буки!

Вторая половина июня 1937 года. Небо над железнодорожным туннелем в окрестностях города Авила.

Поезд после взрыва котла, словно раненый зверь, рванулся вглубь туннеля, утягивая за собой вагоны, оставив снаружи, торчащие из-под каменного свода, только последние четыре вагона и заднюю платформу с пулемётом. Проклятый состав всеми силами цеплялся за жизнь.

— Надо добить! — закричал сзади Старинов, перегибаясь вперёд. — Сделай ещё один круг!

Лёха коротко кивнул, потянул ручку на себя, повёл машину вверх, вдавил педаль, заложил пологий вираж влево и вывел «Шторьха» прямо над туннелем, перпендикулярно железной дороге. Теперь поезд был как на ладони. Управитель немецкого аэроплана сбросил скорость, позволяя самолёту буквально зависнуть в воздухе, точно коршун, высматривающий добычу.

Сзади снова загрохотал пулемёт — тяжело, хлёстко, длинными и безжалостными очередями. Грохот выстрелов перемежался с рваным металлическим визгом, эхом отдаваясь в пространстве.

Илья Старинов не жалел ленты. Он бил точно, жёстко, методично, удерживая линию огня на крышах вагонов. Трассеры рвались вперёд, прочерчивая в воздухе алые нити, впечатываясь в металл с глухими ударами. Первые пули очередей пробивали мелкие дырки, следующие уже вспарывали кровлю, а затем, словно хищники, жадно раздирали её в клочья.

Дерево не выдерживало и летело в щепки, крыши трещали, прогибаясь под натиском свинца. Где-то внутри раздавался звон разбитого стекла, кто-то с платформы внизу кричал, но этот звук мгновенно тонул в общем хаосе.

Из пробоин в вагонах взвивались тонкие струи дыма. Разорванные листы обшивки подрагивали на ветру, обнажая перекрученные балки и выбитые внутренности. Горячие клочья древесины и металла поднимались вверх, вихрем кружась в воздухе.

И тут…

Над крышей крайнего вагона появился пулемётный ствол, и, будто последний смертельный плевок, к самолёту рванулась очередь.

Огненная очередь взревела в небе, оставляя за собой алые хвосты, и рванулась прямо в брюхо «Шторьха». Визг пуль, рвущий воздух, пронёсся сквозь фюзеляж, заставляя машину содрогнуться от попаданий.

Всё произошло в одно короткое, жуткое мгновение, когда инстинкты оказались быстрее осознания.

Илья Старинов среагировал мгновенно.

Не целясь, чисто на рефлексах, он рванул пулемёт в сторону источника огня и полоснул очередью. Свинец с бешеной скоростью пронёсся по платформе, вгрызаясь в металл, вышибая куски настила. Пулемёт вздрогнул, будто не вовремя проснувшийся зверь, которого ткнули ножом в брюхо.