Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Четвертая (СИ) - Хренов Алексей - Страница 34

Особую гордость Лёха испытывал по поводу только что сляпанного на коленке редуктора из латунной коробки, резиновых мембран, пружинок и случайных вентилей, которых на складе валялось в изобилии. Самодельный прибор внушал уважение, хотя, возможно, только самому Лёхе.

В общем, всё шло замечательно, пока Лёха не добрался до манометра. Стянутый с того же СБ прибор никак не хотел встраиваться в конструкцию. Плюнув и махнув рукой, он решил, что пока можно будет просто временно подключать этот неуклюжий прибор для контроля давления перед погружением.

— Да фигня, там метров восемь, может десять. Если что, выскочит из воды. Минут на пятнадцать и так хватит воздуха. Наверное. Поди, и так сойдёт! — сам себя успокоил он, окончательно смирившись с несовершенством собственной инженерной конструкции.

Наконец, вдохновлённый плодами своего труда, Лёха дал команду, и компрессор радостно застучал, закачивая воздух в баллоны. Первые испытания страшноватого изделия в огромной бочке с водой были признаны изобретателем вполне успешными, хотя воздух поступал то слишком мощно, то наоборот — с удручающей экономией. После ряда громких проклятий и относительно точной настройки акваланг, к изумлению собравшихся поглазеть товарищей, всё-таки заработал нормально.

На следующее утро, с первыми лучами солнца, Лёха уже вовсю грузил на свой потрёпанный мотоцикл всю эту тряхомудию, сопровождая процесс громкими командами и яростной жестикуляцией, подгоняя сонного Алибабаича:

— Алибабаич, бери пару баллонов! Не так, самка ишака! Они закачены! Рванёт, если вот эту хрень заденешь! Осторожно, редуктор погнёшь — тогда на дне так и останешься!

Алибабаич только вздыхал и молча навьючивался:

— Икс-пердальная верблюда готова! — ввернул Алибабаич недавно подслушанное слово.

— Экспериментальный! Ты у нас верблюд-мальчик!

— Да! Моя такая икс-пердаль-менталь! — навьюченный Алибабаич загрузился на заднее сиденье двухколёсного аппарата.

По дороге, чуть не сбив какого-то придурка и проорав весь набор испанских и советских ругательств, Лёха внезапно успокоился и почувствовал себя лучше.

В порту, выбрав местечко с водой чуть почище, Лёха натянул выпрошенный у аккумуляторщиков костюм химзащиты, изготовленный из прорезиненной ткани, приладил себе на голову страшную маску и, предварительно перекрестившись на всякий случай, шагнул в мутную воду.

— Ассистент! Вентиль! — крикнул он напарнику.

Алибабаич с опаской повернул вентиль, и воздух с шумом ворвался в систему. Поначалу ничего хорошего не вышло: видимость была отвратительной, маска запотевала или её заливало водой. Лёха пару раз чуть не задохнулся, а один раз подача воздуха, наоборот, раздула маску так, что Лёха выпустил шланг изо рта, и маска стала напоминать шар, грозя лопнуть прямо на физиономии.

Однако после нескольких мучительных заходов и очередной серии тонких настроек чудо-система наконец начала исправно снабжать самозванного дайвера кислородом. Лёха стал уверенно нырять и даже попытался поплавать у самого дна, проверяя возможности конструкции.

— Ну как там? — спросил сверху Алибабаич.

— Да нормально, ну как… нормально в общем… — крикнул из воды Лёха, стащив маску и отплевавшись от мутной гадости из-под неё. — Конечно, до «Скубапро» или «Мареса» далеко, но жить можно. Медаль твою щас найдём, будешь снова модный и красивый!

И, убедившись в том, что система хоть как-то работает, Лёха, гордый собой, нацепил костюм на подопытного Алибабаича и стал дрессировать его нырять на мелководье. Через полчаса менеджер и идейный вдохновитель аквалангического проекта признал первого туркменского дайвера состоявшимся.

— Сертификат ПаДи торжественно присваивается…

— Лёша! ПаДэ — это «полный дурак», значит⁈

Менеджеру пришлось убеждать подозрительного ныряльщика в своей искренности.

Собрав барахло, товарищи отправились к злосчастному причалу с твёрдым намерением выловить пропавшую медаль и заодно доказать всему личному составу, что инженерная мысль советского лётчика всё-таки сильнее любых испанских обстоятельств.

* * *

Алибабаича запихнули в прорезиненный комбинезон, подсоединили баллон, натянули ему на голову противогаз и выпустили в воду у причала с напутствием «не задохнись там, дружище!»

Лёха, расположившись на причале и разматывая на всякий случай привязанную к первому туркменскому дайверу веревку, то и дело выглядывал за край:

— Что он там может рассмотреть⁈ — удивлялся Лёха, глядя на мутноватую воду, в глубине которой угадывался Алибабаич.

В ответ ему булькало нечто невразумительное.

И вот, когда напряжение достигло предела, на причал, цокая модными ботиночками сапогами по мостовой, пожаловал флотский комиссар — Геннадий Афанасьевич Кишиненко — бывший пехотинец и ныне смотрящий за Полиморсоссом — политико-моральным состоянием флотских товарищей. За ним шагали двое подозрительных персонажей, чьи лица сразу показались Лёхе не внушающими доверия.

Комиссар приблизился, хмыри за ним подползли ближе. Геннадий громко прокашлялся и официально заявил:

— Товарищ Хренов! Эти люди присланы от Единой социалистической партии Каталонии! Из Барселоны! Они хотят пообщаться с лучшим флотским лётчиком! — Он строго поправил красивую чёрную фуражку. — Есть мнение отправить вас на помощь нашим барселонским товарищам совершить полёты на разведку!

Не успел комиссар закончить свою мысль, как Торшер, не меняясь в лице, треснул его тяжёлым кулачищем по голове, и тот мягко рухнул на причал. Лёха даже глазом не успел моргнуть, как перед ним вырос ствол: Гуталин, ухмыляясь и кривляясь, явно ощущал себя победителем.

— Не шевелись, морячок, и будешь цел, — прошипел Гуталин, наводя дуло чуть ниже Лёхиной груди. — Пойдёшь с нами в гости к одному уважаемому человеку, с тобой поговорить хотят!

Нда… прямо лихие девяностые, — пронеслось в голове у Лёхи.

Бандиты обступили нашего героя, медленно тесня его к выходу.

Лёха уже собирался сказать что-то в ответ, как за спинами бандитов из мутных вод гавани, словно морское чудовище из древних легенд, внезапно возникла фигура слона. Вернее, не совсем слона, а прямоходящего чудища с рогом во лбу, лысым черепом и жуткими перчатками, облепленного грязью и водорослями. Глаза за мутными стёклами маски выглядели грозно и слегка безумно.

Страшное существо протянуло лапищи и с чувством постучало по плечам ошалевших бандитов, издав жуткий хрип…

— Хрр-Брр-Фрр!!!

Обернувшиеся дебилы в ужасе уставились на страшилище.

— Мама Мия! Мадонна сенсо комиче! Мадре де кальсоне! А-а-а! — завопили оба, увидев перед собой грязного гиганта в странной резиновой оболочке.

Этого отвлекающего момента хватило Лёхе, чтобы решительно и с удовольствием выдернуть пистолет и треснуть Гуталина по морде, отправив того валяться на деревянные доски причала, и не сомневаясь прострелить Торшеру ногу.

Разборка вышла короткой и энергичной. Не прошло и пары минут, как на причале валялись крепко связанные бандиты и приходящий в себя от удара комиссар.

Из-за складов, обозрев эту неудачу, товарищ Орлов только зло сплюнул, затушил сапогом сигарету и стремительно ушёл, поняв, что сегодняшний день явно не его.

Итог этой истории вышел, надо сказать, удивительный. Комиссар расписал эпический подвиг, и Геннадию Афанасьевичу с Алибабаичем, ко всеобщему удивлению, вручили по Ордену Боевого Красного Знамени за храбрость и ловкость в задержании опасных преступников.

Лёхе сняли ранее наложенное взыскание и премировали фотографией у Красного Знамени порта, записав всё на счёт его изобретательности и преданности долгу.

А испанскую медаль так и не нашли. И Хренов, оседлав верного «Россинанта», сгонял к знакомому ювелиру в Аликанте и заказал у того совершенно неотличимую копию. Благо, все документы у Алибабаича остались на руках.

Так закончился день, полный событий, нелепиц и заслуженных наград. И только Орлову, мрачно шагающему по улице Картахены, весь этот сюжет казался очередной несправедливой насмешкой судьбы.