Генеральный попаданец 3 (СИ) - Коруд Ал - Страница 15

— Потому что он болван!

Правая рука Сталина некоторое время переваривает мои слова.

— Можно и так сказать.

— И я вот чего не понимаю, Вячеслав Михайлович, какого черта такие дураки попадали на крайне ответственную работу? Где отбор в партии? Вы еще не видели, что он на Украине натворил. Мне еще с теми Авгиевыми конюшнями разбираться и разбираться!

Глаза у Молотова на миг вспыхивают, потом гаснут. А у меня в этот момент возникает острое понимание: обратного пути не будет. Не можем мы вернуться к «сталинским нормам». Слишком все это уже устарело при своей внутренней правильности. Взять лучшее получится, а все черное и вязкое тащить в грядущее не стоит.

Но все-таки кое-что полезное я от бывшего главы Наркомата получил.

— Не верь американским партийным бонзам. Они пешки. Если и вести переговоры, то лишь с деловыми кругами Нью-Йорка. Все финансы мира находятся там. Нувориши из Техаса сильны. Но еще пока не до такой степени. Лет через десять и с ними можно будет решать дела. И вот что еще важно:- вопрос прибыли для американских бизнесменов понятен и ясен. А вот к идеологическому шуму они относятся со скепсисом. Начнешь чепуху нести, они с тобой дела иметь не будут. Предложишь хорошие проценты — они твои!

— Так вы договаривались о ленд-лизе?

— Это Рузвельт их убедил, он умел. Сидя на кресле и больной насквозь, он держал их яйца железной хваткой. Больше так никто не умеет. Жирный боров в Англии думал о себе слишком много и с кресла слетел в мгновение ока. Но все равно нагадить нам напоследок успел. Да и остальное совсем не такое, каковым смотрится со стороны. Как только Красная Армия вступила на территорию стран Восточной Европы, то конфликт наших с союзниками интересов был налицо. Принцип проведения многопартийных выборов на освобожденных землях и формирование коалиционных правительств с фактической ориентацией на Запад предложил в Ялте президент Рузвельт. Он мог быть приемлем для нас лишь на переходный период после поражения гитлеровской Германии. По завершении войны мы у себя в комитете решили, что коалиционные правительства в Восточной Европе долго не протянут, и начали действовать на опережение. А Хрущев чуть все не просрал!

Я внутренне холодею, ведь Молотов возглавлял тогда Комитет информации. Он же с 1947 по 1951 год Комитет являлся главным разведорганом, куда стекалась почти вся информация из-за рубежа по военным и политическим вопросам. Я вспоминаю разговор с Судоплатовым, где он мне подробно рассказал о том, как в 1946–1949 годах принимал участие в установлении послушных нам режимов. В частности, в Чехословакии и Болгарии. Так вот кто на самом деле возглавлял противодействие планам американцев в Европе!

Ставлю кружку на стол и осторожно интересуюсь:

— Вячеслав Михайлович, а у вас случайно не осталось материалов из вашего Комитета?

Молотов снимает очки, долго их протирает. Странно, вблизи он вовсе не выглядит близоруким.

— Леонид Ильич, я понимаю, с какой целью вы интересуетесь. Но и вы меня поймите! Я старый большевик, и мне обидно находится вне партии.

Вот жук! Требует невозможного. В моей реальности его восстановил только будучи Генсеком Черненко, вернув партийный стаж. Но сохраняю лицо.

— Вы знаете, что не я один такой вопрос решаю.

Молотов позволил себе ухмыльнуться:

— Товарищ Первый секретарь, я вижу, что вы можете. Даже Коба позавидовал бы вашим возможностям. Столько лет таиться… В подпольщиках вам бы цены не было.

И смотрит так внимательно, как будто сканером просвечивает. Пора заканчивать разговор. Эта птица высокого полета, людей такого масштаба ни в Президиуме, ни в ЦК или Совмине уже не найдешь. А мне палиться не стоит.

— Хорошо, я постараюсь. Но вы дадите согласие работать на меня.

Вот тут бывший нарком всерьез удивился:

— Кем?

— Посланником по особым делам, — ядовито ухмыляюсь. — С Судоплатовым вместе работать буду. До свидания.

Успеваю заметить открытый рот и уже на улице ржу, как не в себя. Охрана с удивлением оборачивается, но помалкивает.

Иду по тихим коридорам Центрального Комитета, вдыхая буквально стерилизованный воздух, и внезапно боковым зрением замечаю нечто несуразное. Хм, полки! С книгами. Что эти начетники тут держат? Да быть не может! Последний сборник Стругацких, что так и назвали «Мир Полудня». Обложка цветная, качество хорошее. А типография для издательства подобной литературы еще не введена в строй. Где напечатали? Рядом лежат сборники фантастических рассказов и журналы. Интересно…

— Леонид Ильич, желаете что-то взять?

В коридоре остановился Василий Павлович Степанов, еще не так давно заведующий Отделом по связям с иностранными коммунистическим партиями и редактор газеты «Правда». Сейчас он член Идеологической комиссии ЦК КПСС.

— Да просто стало любопытно. Откуда это?

— Какой-то светлой голове пришла мысль устроить тут небольшую библиотеку, создать этакий обменный фонд, — главный редактор журнала «Коммунист» не скрывает улыбки. — Хороший ход, Леонид Ильич. Вы за день сделали больше, чем наша комиссия за многие годы. Мозги у народа прямо на глазах распрямляются.

Даже непонятно, издевается он или иронизирует. Подстреленный лебедь, ему уже все равно. Но люди с опытом мне нужны.

— Вот даже как? Василий Павлович, не желаете ко мне в отдел «П»?

Вопрос застал врасплох. Улыбка у Степанова тут же исчезла. Предложение крайне серьезное.

— Не стар я для такого?

— Вы подумайте и сообщите. Мне обязательно.

У Суслова, как всегда, в кабинете было жарко. Он постоянно боится простудиться. Михаил сидел, сгорбившись за столом, изучая какие-то бумаги, и поднял на меня удивленные глаза:

— Леонид Ильич, ты каким ветром в ЦК? Что-то срочное?

Киваю стоящему в дверях секретарю, показывая жестами, что пусть несет чай.

— Да как тебе сказать. Я вот намедни к товарищу Молотову заезжал. Помнишь такого?

Суслов аж закашлялся и наполовину безумно глянул на меня. С ним точно все в порядке? Надо бы тайком у врачей поинтересоваться.

— И что он хочет?

— Партийный билет!

— Не бывать!

Сказано было так безапелляционно, что я растерялся.

Потом осторожно спросил:

— В партии есть деятели куда похуже. А Молотов много для страны сделал. Несправедливо.

— Ты знаешь мнение партии.

— Но он мне нужен, Миша! Забыл, где он служил после войны?

Секретарь ЦК споткнулся на середине слова, а затем со странным интересом уставился на меня.

— Леонид Ильич, что копать вздумал?

Аж мурашки по спине пробежали. Да что у него тут творится?

— Многое. Считаю, что часть важных для партии сведений утеряна. Потому мы и спотыкаемся постоянно.

Принесли чай, для Суслова какой-то особенный на травах. Он махом выпил половину стакана, потом уже деловито поинтересовался:

— Это для этого ты при себе чекистов держишь? Судоплатова освободил. А ведь на нем кровь.

— И что с того, — ворчу в ответ я. — Мы все замазаны. Революция в белых перчатках не делается! Главное — эффективность и польза для партии и страны. Отлично знаешь, что не для себя стараюсь.

— Знаю, — протяжно вздохнул секретарь ЦК, затем неожиданно соглашается. — Я пробью постановление, и чтобы на Секретариате его согласовали. Но ты мне должен будешь достать бумаги по одному делу.

Еще не понимая, во что втягиваюсь, радостно отвечаю:

— Договорились! Кстати, что там такое страшное на столе. Вид у тебя в последнее время уж больно…

Суслов внезапным рывком пододвигает ко мне лежащие на столешнице документы.

— Смотри! — затем отрывисто и каким-то жалобным тоном добавляет. — Я даже не знаю, что со всем этим делать⁈

Бросаю косой взгляд на второго человека в партии и понимаю, что жалко его дурака. И как он мне неожиданно дорог. Где еще таких кристальных доходяг найти? Умных много, честных нет.