Прочь из чёрной дыры - Лукас Ольга - Страница 12

Она-то ушла и начала жизнь с начала, а девчонки из её свиты остались. Они сейчас — самые жалкие личности в школе.

Мне от этого никак — я как не доверяла психологам, особенно школьным, так и не доверяю. Ли со мной согласна. Она считает, что школьный психолог — это одновременно и учитель, и психолог, то есть последний человек, с которым стоит откровенничать. А я вообще думаю, что откровенничать можно только с близкой подругой, если она у тебя есть. И даже ей не всё расскажешь. Нет, Ли, я тебе доверяю, просто ты не всё поймёшь. Не потому, что глупая, а потому что я не знаю, как об этом рассказать.

Разговаривая так, мы идём на площадку, смотреть, как тренируются самые красивые парни школы. Надеюсь, хоть там нас не поджидает новый шок-контент.

Тренировок не было целую вечность, в смысле — неделю, и всё из-за дождя. По утрам он заканчивался и дарил надежду на скорую встречу с самым прекрасным, что есть на земле. Но после завтрака на стёклах появлялись капли — одна, две, десяток. Дождь всё усиливался — и после уроков мы с Ли шли по лужам до её дома и пересматривали старые записи.

В новостях секретной группы Варя написала, что о ближайшей встрече будет объявлено дополнительно. А пока что спортсмены тренируются дома. «Кто поодиночке, а кто и со своими девушками», — оставила комментарий подруга Дэна-качка. И вот сегодня — наконец-то — дождя нет, и Варя написала: «Встречаемся как всегда».

Как и подобает массовке, мы с Ли приходим с небольшим опозданием. Наша вип-ложа возле ёлочки свободна. Качели, горка и тренажёры обсижены старшими. Главные девочки, как всегда, на карусели. Спортсмены приседают или прыгают на месте, ждут Дэна. Зрительницы любуются, звёзды наслаждаются их вниманием. Но зима уже близко. Скоро тренажёры заледенеют, и о тренировках на улице придётся забыть.

Вот и долгожданный Дэн-качок — он неторопливо обходит свою команду, отбивает кулачки. Всё внимание приковано к ним, таким красивым и сильным.

И тут на площадке появляется та десятиклассница, за которой шпионила мама с Джериком.

Ей сказали больше не приходить, а она взяла и явилась. Идёт с таким независимым видом, что никто не осмеливается её остановить. Массовка смотрит на главных девочек. Те переглядываются, перешёптываются, но ничего не предпринимают.

А отверженная персона уже прошла между горкой и тренажёрами и уселась на пружинку-осьминожку. Это такие качели для малышей. На них любой будет выглядеть нелепо — а эта вот сидит, как на троне. Волосы у неё убраны на макушке и обмотаны широкой резинкой из блестящей золотой ткани — ну точно корона. Только мантии не хватает.

Мне не нравится, что она снова явилась, но в то же время я восхищаюсь её смелостью.

Спортсмены разминаются, как будто зрителей тут вовсе нет. Варя решительно встаёт, делает несколько шагов в сторону нарушительницы, потом отступает.

Дэн подходит к велотренажёру, накидывает куртку на плечи своей девушке. Остальные бросают одежду на скамейку. Краш слишком долго возится с молнией на куртке, так что мне хочется прийти ему на помощь. Но молния всё же поддаётся. И, когда другие уже готовы начать выступление, он подходит к пружинке-осьминожке и бережно, очень бережно укутывает своей курткой ту десятиклассницу. Теперь у неё есть не только корона и трон, но и мантия.

И сразу становится так больно жить! Хочется одновременно свернуться улиткой и закрыться в домике и бежать по городу, расшвыривая ногами дома и машины. Хочется провалиться в чёрную дыру, прямо в пасть Генриху, и остаться там навсегда. Хочется сделать что-то громкое, непоправимое. Но я просто ухожу. Поворачиваюсь к тренажёрам спиной и медленно иду к зданию школы. Никто и не заметит, как исчезла одна из массовки.

Я уеду навсегда из этого города и из этой жизни. Что меня тут удерживало? Только возможность видеть его. Только мечты о том, как мы встречаем рассвет. Но пока шёл дождь, Краш нашёл, с кем встречать рассветы.

Сейчас сяду на первый попавшийся автобус, доберусь до конечной. Потом — до следующей конечной. Уеду подальше отсюда. Буду следить по карте в телефоне. Ученический проездной у меня есть. Найду работу в сельском супермаркете. Сменю имя. Начну жизнь заново — как Альбина в своей новой гимназии.

Я бегу к остановке, не глядя по сторонам. И чуть не сбиваю с ног женщину с бульдогом. Он без намордника. Он смотрит прямо на меня, расставляет лапы на ширину плеч и басом говорит: «Агррр!» Женщина вцепляется в поводок, а я проваливаюсь в чёрную дыру.

Влетаю в тёплое августовское утро, вдыхаю запахи леса. Слышу щебетание птиц где-то в кронах деревьев. Моё сердце ещё не разбито вдребезги. Я пока что верю в добро, которое побеждает зло. И пусть зло уже наточило клыки и скоро выскочит из-за деревьев, как делает это всегда. Но всё-таки я получаю передышку. Как будто выспалась как следует, проснулась утром и счастлива без всякой причины. Но скоро вернутся обычные тревоги, и от моей беззаботности не останется и следа.

Я подхожу к стволу поваленного дерева и наступаю на него. Раздаётся знакомый хруст, нога проваливается в трухлявую древесину.

А вот и «медвежий турник» — не забыть загадать желание. Я высматриваю грибы: пока что в моей корзине лежат три жалких сыроежки. Вернее — две с половиной, от одной, самой большой, я взяла только шляпку, потому что ножку поели червяки. У отца в корзине всего один гриб — зато белый. Один белый стоит десяти сыроежек — это у нас такой курс. Также один белый равен трём подберёзовикам или двум моховикам. Курс подосиновика плавает: в прошлом году он почти сравнялся с белым. В нашем лесу это редкий гриб.

И вдруг я замечаю её — широкую бурую шляпку рядом с елью. Это будет мой гигантский белый!

Подхожу поближе, наклоняюсь, поднимаю. Рано радовалась — это совсем не гриб, а пластмассовая нашлёпка от чего-то. Наверное, кто-то потерял. Что в лесу нашёл — то твоё. Мне эта коричневая нашлёпка не особенно нужна, хотя, может, и пригодится.

Раздумываю: сунуть её в корзину или не стоит? И почти сразу слышу чужой страшный голос: «Положи на место, ворюга!»

Появляется Генрих. Он бежит медленно, так, что я могла бы десять раз залезть на дерево и спастись. Но я двигаюсь ещё медленнее, как во сне. Успеваю только прыгнуть на пень, и тут Генрих меня настигает.

А потом чёрная дыра выплёвывает меня к автобусной остановке недалеко от школы.

Я стою там, никому не мешаю. Не плачу. После того случая в лесу у меня появилась суперсила. Я могу остановить поток слёз усилием мысли. Хотя плакать есть из-за чего. Из-за несправедливости. Из-за Генриха. И из-за того, что была такой дурой: вообразила, будто меня может полюбить самый красивый парень вселенной.

Подходит случайный автобус. Но я уже никуда не еду. Все силы забрала чёрная дыра.

Иду домой. Ловко, как спецназовец, проникаю в квартиру, избежав встречи с соседкой с седьмого этажа и её чудовищем. Родители именно сегодня решили вместе посмотреть новый фильм — в меру кровавый (как любит отец), в меру смешной (как нравится маме). Это избавляет меня от необходимости притворяться весь вечер.

Закрываюсь в комнате и всю ночь лежу без сна, слушая музыку.

Спасибо маме, которая поймала суперскидку и подарила мне премиальную подписку.

ГЛАВА 10. КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ РАЗБИТОГО СЕРДЦА

Я добровольно покинула круг избранных, перестала ходить на площадку за школой. Но никто, кроме Ли, этого не заметил. Будь я десятиклассницей из популярных, мне пришлось бы выбирать между репутацией и собственными нервами. Выберешь репутацию — и каждый вечер любуйся им, недоступным, смотри, как он укутывает своей курткой другую. Будь со всеми, по ночам рыдай в подушку и грызи пододеяльник. Выберешь собственные нервы — станешь изгнанницей, никому не нужной, и главное — какая-нибудь гадина непременно догадается, из-за чего ты больше не бываешь на площадке.