Поцелуй чернокнижника (ЛП) - Робертс Тиффани - Страница 9

Он отбросил это желание и подошел к камину. Дэнни поставил их сумки на пол возле дивана и опустился на колени перед сестрой.

— Она будет в порядке? — спросил Дэнни, убирая прядь волос с лица Адалин.

Пальцы Меррика дернулись, ему захотелось вот так же откинуть ее волосы в сторону, захотелось, чтобы кончики его пальцев легко провели по ее бледной, нежной коже. Вместо этого он повернулся спиной к Дэнни и Адалин и наклонился, чтобы разжечь огонь.

— Откуда мне знать?

Как только огонь разгорелся, Меррик встал, держась рукой за каминную полку, поскольку приступ головокружения грозил опрокинуть его. Использование магии никогда раньше так на него не действовало, и не должно было влиять сейчас, независимо от количества затраченной энергии — он все еще был далек от своего предела. Что это было? Что он натворил?

Он оглянулся через плечо. Дэнни присел у ног сестры, роясь в одном из их рюкзаков. Диван был окутан мягким оранжевым светом от огня, который отражался в капельках пота на ее коже и отливал медью в каштановых волосах.

Кем она была?

Меррик глубоко вздохнул и оттолкнулся от камина, не позволяя себе ни секунды колебаний, прежде чем подойти к дивану, протянуть руку и выдернуть волосок из головы Адалин. Электрические разряды пробежали по его пальцам и вдоль руки, когда кончики пальцев на мгновение коснулись ее кожи, но она никак не отреагировала.

Было ли это ощущение результатом его магии или чего-то большего? Возможно, Адалин была не таким человеком, какой казалась на первый взгляд.

Дэнни поднялся с тонким, изношенным одеялом в руках и встретился взглядом с Мерриком. Храбрость мальчика, проявленная ранее, исчезла, оставив только беспокойство и затаенный намек на страх.

Я не собираюсь сочувствовать мальчику, который вломился в мой дом, чтобы обокрасть меня, который угрожал мне, несмотря на обстоятельства.

Неважно, что они не представляют реальной угрозы…

— Позаботься о сестре, — сказал Меррик, — и оставайся здесь. Он повернулся и направился к холлу, удерживаясь на ногах только благодаря чистой силе воли и сжимая этот единственный волосок между пальцами, цепляясь за него, как за спасательный круг.

Дэнни ничего не сказал, но Меррик чувствовал на себе пристальный взгляд мальчика, пока тот не завернул за угол.

Меррик не знал, должно ли это успокоить его или вновь возбудить подозрения.

Он поспешил вверх по винтовой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, пересек чердак и вернулся в кабинет, закрыв за собой дверь. Теперь, когда он снова оказался один, его раздражение вернулось — на этот раз направленное не только на двух незваных гостей, но и на самого себя.

Люди — это проблема. Это всегда было правдой и будет так, независимо от того, как меняется мир. Все, что они могут сделать, — это приносить головную боль, и они буквально сделали это в первые же минуты своего появления!

К тому времени, как он добрался до своего стола, его зрение затуманилось из-за пульсирующей боли в голове. Он опустился в кресло, облокотился на стол и сжал большим и указательным пальцами виски, чтобы помассировать их. Каким-то образом он впитал в себя немного того, что беспокоило Адалин. Прикосновение ее тьмы. Он не беспокоился об этом в долгосрочной перспективе — человеческие болезни в любом случае ничего для него не значили, но было неприятно чувствовать себя таким… слабым.

Он испытывал подобные ощущения только после получения ужасных ран — ран, которые убили бы смертного, — и их было немного, учитывая продолжительность его жизни.

Поглаживая виски одной рукой, он рассеянно накручивал волос Адалин между пальцами другой. Как она переносила эту боль? Как она выжила?

Волос резонировал с ее песней маны, Меррик поймал себя на том, что сосредотачивается на нем, позволяя омывать себя звуком, и он принес неожиданное утешение своей сладостью и знакомством.

Меррик знал, что существуют человеческие роды, несущие магию, и он должен был предположить, что эти роды пробудились полностью с Расколом, так же как и его собственная магия пришла в полную силу. Была ли она такой же? Он читал о случаях, когда врожденные арканные силы поглощали смертных изнутри, потому что они не знали, как выпустить накапливающуюся энергию — их физические тела не могли справиться с избытком сил. Было ли это причиной ее недуга?

Так вот почему его так тянуло к ней? Сила, взывающая к силе, была простым объяснением, изящным объяснением, удобным объяснением, но оно не было правильным. Он не почувствовал в ней никакой существенной магии, если не считать впечатляющей силы ее духа.

Он зажмурился и усилил концентрацию, отделяя свой разум от дискомфорта, от других забот, от физического мира, пока не осталась только магия. Только магия и Адалин.

Ее песня маны отразилась в нем от волоска, и когда он снова настроился на нее, то внезапно понял, почему она была такой знакомой, почему она была такой успокаивающей — он чувствовал ее еще до ее появления. Это было там, глубоко внутри него, подчеркивая его собственную песню. Он чувствовал это с тех пор, как его магия впервые пробудилась в подростковом возрасте.

Резонанс Адалин звучал в сердце Меррика, всегда присутствуя, но едва заметно, больше тысячи лет. Звук его собственного сердцебиения заполнил уши, задавая ритм их переплетающихся песен.

Он бросил волос на стол и разорвал связь с ним, с ней, но все еще чувствовал звуки где-то в глубине сознания. Ощущал зов, как песню сирены, манящую его к ней. Зачем человек должен иметь над ним такую власть? Почему он должен быть вынужден быть рядом с ней, помогать ей после столь долгого активного поиска уединения? Почему у него была такая глубокая связь со смертной?

Больной смертной.

Умирающей смертной.

Глава Третья

Адалин медленно возвращалась в сознание, будто кто-то вытягивал ее из сна, из которого не хотелось просыпаться — сна, где эфирное присутствие окутывало ее утешающим объятием, освобождая от боли, страха и вины. Ей хотелось остаться в этих объятиях. Зачем возвращаться в мир, где все рушится, а впереди — только страдание?

Но это была не вся правда. В реальности был Дэнни. Он ждал ее. Он нуждался в ней.

Она открыла глаза. Затуманенное зрение постепенно прояснялось, и вскоре ей удалось сфокусироваться на потолке. Мерцающий свет ближайшего камина едва освещал замысловатые узоры на штукатурке — широкие симметричные завитки расходились кругами и квадратами от центрального светильника, четко вырисовываясь в игре света и тени.

Она нахмурилась.

Где я? Что случилось?

Этот человек столкнулся с нами, и… и у меня случился припадок.

Где Дэнни?

Тревога поглотила Адалин. Ее единственной заботой был Дэнни. С ним все в порядке? Он здесь? Она повернула голову и попыталась встать.

— Дэнни?

— Адди? — внезапно Дэнни оказался рядом, его лицо заполнило все ее поле зрения. Широко раскрытые, встревоженные глаза бегло изучали ее, не упуская ни малейшей детали. — Как ты себя чувствуешь? Ты в порядке? Ты напугала меня до чертиков.

— Не надо… ругаться, — пробормотала она.

Дэнни тихо рассмеялся.

— Ты в порядке, — но смех быстро угас, сменившись тревогой. — Правда в порядке?

Адалин приоткрыла рот, собираясь по привычке сказать, что с ней все нормально. В последнее время это было почти автоматическим ответом — несмотря на постоянную боль или дискомфорт. Но теперь она вдруг осознала: ей и вправду хорошо. Необычно хорошо.

После приступов ее обычно накрывали дезориентация, тревога и изнуряющее истощение, но сейчас — ничего из этого. Лишь странное, но отчетливое ощущение правильности. Разум ясен, тело отдохнувшее. Она чувствовала себя так, словно только что проспала десять, а может, и все двенадцать часов безмятежного сна.