Поцелуй чернокнижника (ЛП) - Робертс Тиффани - Страница 55

— Не имеет значения, пока это спасает тебя.

— Нет.

Меррик стиснул зубы.

— Я больше не оставляю тебе выбора.

Ее глаза посуровели, даже когда наполнились слезами.

— Это не твой выбор, — она отстранилась от него, подхватила с пола свои брюки и направилась к выходу. — Я отказываюсь платить эту цену, и я отказываюсь позволить тебе заплатить ее за меня.

Меррик шагнул за ней и схватил за руку, прежде чем она успела выйти из комнаты, снова развернув ее лицом к себе.

— Я не позволю тебе умереть. Я заплачу любую цену в тысячу раз больше.

— Я тебе не позволю, — она высвободила руку из его хватки. — Я знала, что меня ждет, Меррик. Я смирилась с этим. Тебе тоже пора смириться.

Из ее глаз потекли слезы.

— Отпусти меня.

— Никогда.

Ярость, вызванная подавляющим чувством беспомощности, с ревом пробудилась к жизни внутри него.

— Я уже говорил тебе, Адалин, ты моя. Я никогда тебя не отпущу. Ты будешь жить, независимо от того, что я должен сделать, чтобы это произошло.

Твердость в ее глазах только усилилась, как будто решимость была углем, превращенным в алмаз. Если он еще не знал этого, то понял в этот момент — она не поменяет решения. Она не отступит. Она не позволит ему связать души.

И все потому, что он не мог гарантировать, к чему это приведет. И все потому, что она не хотела, чтобы он пострадал из-за нее.

Не сказав больше ни слова, она повернулась и ушла. Звук шлепанья босых ног по полу, когда она стремительно удалялась, нес в себе сокрушительную окончательность, с которой он не мог смириться.

Ярость Меррика больше невозможно было сдерживать. Каждый мускул его тела напрягся, вызвав прилив дикой, бурлящей магии, которая окутала его синей энергией.

Отпустить ее? Отпустить ее? Неужели она действительно не понимала глубины того, что их объединяло, интенсивности их связи? Нет, она просто хотела, чтобы он думал, что она не понимает, что она не чувствует того же. Но он видел это в ее глазах. Он почувствовал это в ее песне так же ясно, как мог видеть синеву неба или ощущать тепло костра.

Эта ярость столкнулась с его разочарованием, вызвав внутри огненную бурю, затмившую рациональное мышление и оставившую только мощное, непреодолимое стремление к разрушению. Он не осознавал ничего другого, когда разнес гостиную в клочья комбинацией магии и голых рук, ломая мебель, срывая обои и разбивая светильники.

Нечеловеческий рев присоединился к какофонии разрушений, перекрывая все остальное. В тумане, вызванном яростью, он не узнал в этом звуке свой голос.

Глава шестнадцатая

Адалин вышла из гостиной к винтовой лестнице, прижимая брюки к груди. Она чувствовала, как семя Меррика стекает по внутренней стороне ее бедер. Слезы застилали ей глаза, и она моргнула, позволяя им течь по щекам. Она сжала челюсти, чтобы нижняя губа не задрожала, — и с треском провалилась.

Горло сжималось все сильнее с каждой секундой. За ее спиной раздался грохот — будто опрокинулась мебель, затем звон стекла и вспышка магической силы. Шаги ее замедлились, и она оперлась на стену, когда из груди вырвался судорожный всхлип. Адалин прижалась лбом к прохладному дереву, рыдая, вслушиваясь в хаос, разрушение и боль, доносившиеся из гостиной. Ноги подкашивались, но она удержалась на ногах.

Ком в груди сжимался вокруг бездонной боли, уходящей в самую душу.

Это была ее вина. Она позволила себе приблизиться, позволила ему заботиться о ней слишком сильно, хотя знала, чем все закончится. И теперь Меррику было больно. Им обоим было больно.

Адалин крепко зажмурилась, выжимая из себя новые слезы. Острая, пронзительная боль пронзила голову. Ее крик потонул в оглушительном, нечеловеческом реве Меррика, от которого, казалось, задрожал весь дом. Не в силах обернуться, Адалин оттолкнулась от стены и бросилась вверх по лестнице.

Я должна уйти. Мне нужно уйти. Я больше не могу… не могу причинять ему боль.

Адалин знала, что значит быть готовой пожертвовать собой ради любимого — с самого Разлома она была готова умереть ради Дэнни и ни на мгновение бы не колебалась, если бы пришло время. Но ее время было ограничено — она уже умирала, когда ад пришел на Землю. А Меррик — нет. И каждый раз, когда он боролся с ее раком, это причиняло ему боль. Когда этого станет слишком много? Когда это убьет его?

Я не могу позволить ему снова страдать из-за меня.

Адалин добралась до своей комнаты, схватилась за ручку и распахнула дверь. Внутри она нагнулась, схватила тревожный рюкзак — тот самый, который не трогала с тех пор, как Меррик сказал, что они могут остаться здесь навсегда, — и бросила его на кровать. Расправив брюки, она натянула их на ноги и застегнула пуговицы.

Она все еще чувствовала его в себе, чувствовала остаточную боль от оргазма, ощущала доказательство того, что между ними было. Этот момент, этот день были такими идеальными — словно сон. Но для Адалин это всегда могло быть только сном, фантазией, желанием — таким эфемерным, что ветер мог вырвать его из рук в любой миг. Она никогда не могла бы удержать его.

Стерев слезы с лица тыльной стороной ладони, она потянулась за ботинками, стоявшими под окном. Новая вспышка боли пронзила череп, и на мгновение зрение затуманилось. Адалин упала на колени и сжала голову руками, вцепившись пальцами в волосы. Жгучая боль на коже головы только усилила ее страдания.

Смерть близка.

— Нет, — прошептала она. — Нет, прошу. Только не сейчас. Не сейчас. Подожди немного, прошу…

Но она знала, что мольбы ничего не изменят — что-то внутри, темное, говорило ей: это конец. Это было больше, чем пессимизм или принятие судьбы. Призрак смерти преследовал ее уже много месяцев — и теперь он был совсем рядом, протягивал к ней руку.

Когда боль наконец ослабла, Адалин сделала глубокий, прерывистый вдох, схватила ботинки и натянула их. Поднявшись, она вернулась к рюкзаку и замерла. Ей ничего из этого не было нужно — ни одежда, ни аварийные батончики, ни инструменты, ни припасы. Все это могло пригодиться Дэнни, если ему когда-нибудь понадобится.

— Адди? Что происходит?

Адалин вздрогнула от голоса за спиной и обернулась — в дверях стоял Дэнни. Его волосы были взъерошены, словно он только что проснулся, на нем были спортивные шорты и майка.

Он нахмурился, вглядываясь в ее лицо.

— Что случилось? И что с Мерриком?

Адалин бросилась к брату и обняла его. Она крепко прижалась к нему, а новые слезы хлынули из глаз.

— Я тебя люблю. Ты знаешь это, да?

Дэнни обнял ее в ответ.

— Конечно знаю. Я тоже тебя люблю. Но что происходит? Ты пугаешь меня.

Адалин не могла говорить, она лишь держала брата, вдыхала его запах, чувствовала его тепло, его крепость. Он так вырос за то короткое время, что они были здесь. Она сжала его крепче.

Снизу снова донесся грохот и еще один рев.

Дэнни вздрогнул и отстранился.

— Адди! Что происходит? Что с Мерриком? Почему ты плачешь?

Адалин отпустила брата. Ее руки опустились, она сделала шаг назад. Она должна быть спокойной ради Дэнни. Он не должен видеть ее страх, не должен за нее волноваться.

Сделав еще один глубокий вдох, стараясь игнорировать назойливую пульсирующую боль в голове, она встретила взгляд брата.

— Скоро конец.

Сначала на его лице отразилось замешательство, но быстро пришло осознание. Глаза расширились, брови взлетели вверх, тревога вытеснила прежнюю заботу.

— Я иду за Мерриком.

— Дэнни, нет! — Адалин схватила брата за майку, удерживая. Пальцы вцепились в ткань, не давая ему уйти.

Он обернулся.

— Что значит «нет»? Он нужен нам, чтобы остановить это!

Она покачала головой. Кожа покалывала, онемев и горя одновременно, сердце бешено колотилось.

— Нет. Мы не будем это останавливать.