Каннут, отродье Севера (СИ) - "taramans" - Страница 47

Клеменса сразу вырвался вперед и, отъехав метров на пятьдесят, держал дистанцию. Бруно, что-то напевая под нос или бормоча, ехал неторопливо следом. А Каннут и Анджи трусили последними бок о бок.

— Я так волнуюсь, Кан! — призналась женщина.

— С чего бы это? — удивился парень.

— Ты не понимаешь, милый! Я столько лет мечтала об этом — что накоплю денег, арендую землю, найду крестьян, стану хозяйкой самой себе. И вот сейчас это все воплощается в жизнь! Даже не верится!

— Все будет хорошо, Анджи! У тебя все получится! — улыбнулся Кан.

— Да! Теперь — да. И хорошо, что Бруно с нами поехал. С ним я уверена, что все будет как надо! Он тут всех знает, и его все знают. И хозяйственный он, и ничего не забудет!

— А я, честно говоря, надеялся, что мы поедем с тобой только вдвоем. Что будем периодически съезжать с дороги и, как сказал Седрик, валяться на травке…, - наклонившись к женщине, негромко шепнул парень.

Анджи звонко рассмеялась, а потом ответила:

— А я и не против! Только давай — сначала дело, а потом удовольствие. Или хочешь… по-быстрому — губами?

— Нет, красавица, с тобой ограничиваться этим я не хочу! Хочу… помнишь, как первую ночь?

Зардевшаяся женщина промурлыкала:

— Тогда надо подождать, чтобы условия были получше, чем просто под кустом.

Потом они просто болтали с женщиной. Она рассказывала ему о жизни в таверне, не касаясь, впрочем, некоторых сторон своей работы; о жизни селян в окрестных деревнях и селах; о своей поездке в Луку, где оформляла все необходимые документы.

— А что — Лука большой город? — спросил Каннут.

— Большой! — убежденно кивнула Анджи, — Впрочем, о городе тебе может лучше рассказать Бруно. Он куда чаще бывает там.

Стоило ей вспомнить о хозяине таверны, как тот, как будто услышав это, взревел:

— Анджи! Хватит миловаться с этим мальчишкой! Иди ко мне в коляску, развлеки беседой старого солдата! А то заскучал я что-то, не ровен час, — задремлю да выпаду под колеса этого тарантаса!

Похоже, толстяк уже изрядно приложился к фляге с вином!

Когда женщина, накинув повод лошади на крюк двуколки, ловко перепрыгнула на ее сиденье, Каннут вздохнул и, пришпорив лошадь, обогнал их и пристроился сбоку Клеменсы. Егерь ехал, расслаблено развалившись в седле, и только взгляды, которыми он обшаривал лес вокруг, говорили, что мужчина бдит.

— Клеменса! Я хотел спросить, а что это за странный меч у тебя в ножнах?

Тот пожал плечами:

— Я сам выбрал его в оружейной Седрика. Таким мечом, господин, добирают зверя.

Мужчина вытащил меч из ножен и рукоятью вперед протянул парню.

— Видишь, господин, клинок недлинный и широкий. А еще он изрядно толст, чтобы не сломался при ударе, при рывке умирающего зверя. И рукоять у него довольно длинная и тонкая. Это чтобы можно было, при необходимости привязать к ней любую жердь, превратив тем самым в копье. Такой клинок мне привычен. Лесничие и егеря повсеместно пользуются такими.

— Ты был лесничим в замке, так ведь?

Клеменса улыбнулся:

— Сначала — учеником, а потом — помощником лесничего и егеря. Только помощником, господин, егерем я стать не успел. Случилось… Ты сам, господин, понимаешь.

Кан кивнул со вздохом:

— Понимаю. Ты же постоянно бывал в замке, да?

Мужчина покачал головой:

— Как раз-таки нет. Мы с моим учителем все больше пропадали в лесах, в замок заезжали нечасто. Пару раз в месяц, не больше. Отмыться, отъесться и снова в лес. Такая у нас была работа.

— Но все же моих родных видел и знал, да?

— Видел. Неоднократно видел, а знал ли? Что может знать обычный слуга в замке, тем более, если он все время проводит вне его?

— И все же! Можешь рассказать, какими они были?

Клименса хмыкнул, задумался, покосился на парня.

— Твой дед, господин, был настоящим владетелем. Суровым, но справедливым. Немногословным, но каждое произнесенное им слово было весомым.

— А внешне — какой он был?

— Высокий. Даже здоровенный! Локтей семь ростом! И в плечах очень могуч. Отец твой был под стать барону, но все же чуть ниже ростом, чуть уже в плечах. Твоя мать была красавицей, но… воительницей, вот! И старшие братья тоже были высокие, статные, постоянно упражнялись с разным оружием. Они, знаешь ли, всегда соперничали между собой. Твоя сестра Гудрун… вот ее я толком не знал. Видеть — видел, но… Красивая, но по-другому… Их мать я почти не видел…

— Погоди! Что значит — их мать? Моя мать, их мать? Что это значит?

Клеменса очень удивился:

— Господин! А разве ты не знал, что твои старшие браться и сестра Гудрун — они от первой жены твоего отца? Она умерла от горячки. Ее я тоже почти не знал и не видел, я совсем малым тогда был.

— То есть… моя мать была второй женой отца? — опешил Каннут, — Мне никто не говорил об этом.

— Ну да, так все и было! Когда умерла первая жена твоего отца, ему привезли в жены с Севера другую девушку. Красавица, но буйная и неукротимая, как лесная кошка!

«М-да… оказывается, я многого не знаю о своей здешней семье!».

— Но, господин, обо всем этом тебе лучше спрашивать у Бруно или у Седрика. Они куда лучше знали твоих родных. Все же они были ближе к ним!

— Ладно! Ты прав, поговорю со старшими. А твоя семья? Жена, сын…

Мужчина довольно равнодушно, по крайней мере, без эмоций, пожал плечами:

— Берка — не мой сын. Это сын Лии. Я воспитываю его, хорошо отношусь…

— Х-м-м… не знал. А кто его отец?

Клеменса странно посмотрел на Кана, вздохнул и ответил:

— Господин! Лия сызмальства жила в замке. Там она и родилась. Ее родители были слугами владетеля. Сначала она помогала на кухне, потом, когда подросла, стала помогать в уборке служанкам. Потом… Она согревала постель твоему отцу, пока твоя матушка была в тягости. Тобой. А когда родился Берка, нас с ней поженили.

«Во как?! Получается, это пацан — мой брат, что ли? Санта-Барбара какая-то!».

Каннут хмыкнул и спросил:

— Так вас поженили вопреки вашей воле?

Мужчина снова удивился:

— Что значит — вопреки нашей воле? Такова была воля владетеля. Если ты про Лию… Она мне всегда нравилась, она и сейчас красивая, а тогда была вообще красавицей! Я был на хорошем счету у владетелей, Лия — приближенная к господам. Нас все устраивало! А про постель? Лия была очень ласкова со мной и очень внимательна. Мы и сейчас хорошо друг к другу относимся. А меня не бывало в замке большую часть года. И да, мне известно, что она согревала постели и твоим старшим братьям. И старшему, и среднему. А, может, и сразу двоим. Замковые слуги! Мы, господин, были замковыми слугами. И поверь, нам, слугам, завидовало большинство окрестных крестьян! Мы питались лучше них, одевались лучше них, нас лечил замковый маг. И монеты у нас всегда в карманах водились!

«М-д-я-а-а… как-то это… Хотя — что я могу сказать про менталитет средневековых людей? Ни хрена! Это я только чуть пожил среди них, а нового для меня — вагон и маленькая тележка!».

— А разве ты не хотел своего дома, семьи, больше детей? Чтобы жена делила постель только с тобой? — спросил пребывающий в оторопи Каннут.

Клименса улыбнулся:

— Господин! Я всегда был непоседлив, мне в лесу комфортнее, чем в стенах дома. Даже после того, как замок был разрушен, а многие наши близкие погибли, там, в Речной, я не заводил пашни. У нас был только огород, небольшой огород и все! И дом тот был не наш, а других жителей села, которым не посчастливилось в тот день. Я продолжал промышлять охотой. Я хороший охотник, господин! А добытое мясо я менял у соседей на муку и прочее, что нам требовалось!

Чтобы сменить тему разговора, Каннут повел головой вокруг:

— Говорят, что здесь выбили всю дичь.

Клименса рассмеялся:

— Это кто такое говорит? Окрестные крестьяне? Ну да, из них охотники, как из метлы стрела! Не спорю, там, ближе к Речной и к замку вашего деда, лес куда как богаче. Там есть все: олени, лоси, медведи, волки. И леопарды есть. Но и здесь, если уметь, можно выследить и оленя, и кабана! А уж зайцев и лис тут — множество! Мы проезжали мимо фазанов, вы их видели, господин? Нет? Ну вот видите, а я мог бы их настрелять с пяток точно! Так что… Каждый должен заниматься тем делом, которому обучен! Не так ли, молодой господин?