Вечное - Скоттолайн (Скоттолини) Лайза (Лиза) - Страница 60

Элизабетта приняла решение. Она взяла сумочку, положила кольцо внутрь, и тут во входную дверь постучали. Выйдя из спальни, Элизабетта спустилась по лестнице, поспешно миновала гостиную и отворила — на пороге стоял Марко в своей черной форме, он улыбался; в руках у него была красная роза.

— С днем рождения, cara! — Марко вручил ей розу.

— Спасибо, она такая красивая.

— Как и ты. — Марко расцеловал Элизабетту в щеки, затем приобнял, и Элизабетта с радостью окунулась в его объятия, вдыхая знакомый запах лосьона после бритья.

— И за блокнот спасибо. Это было очень мило.

— О… пожалуйста. За десертом получишь еще один подарок. Идем?

— Да, — кивнула Элизабетта, оставила дома свою розу, и они ушли держась за руки. Она была так счастлива, и Виа-Фиората никогда прежде не казалась ей столь красивой: повсюду в ящиках на подоконниках цвели жасмин, розово-белый олеандр и красная герань. Воздух освежал, а позднее закатное солнце золотило мятно-зеленую и дынную штукатурку маленьких домиков.

Вдруг поддавшись порыву, Элизабетта остановилась в конце улицы под благоухающим навесом из глициний.

— Мне нужно кое-что сказать тебе, Марко.

Он с улыбкой повернулся к ней:

— Что?

— Я люблю тебя и готова выйти замуж. — Услышав собственные слова, Элизабетта поняла, что звучат они совершенно правильно. Она сунула руку в сумочку, достала кольцо и протянула ему. — Наденешь мне его на палец?

— Конечно! — Темные глаза Марко засияли, он широко улыбнулся. Взяв кольцо, Марко надел его ей на палец. — Элизабетта, станешь ли ты моей женой?

— Да! — Элизабетта звонко рассмеялась, а Марко обнял ее и нежно поцеловал.

— Теперь мы будем праздновать твой день рождения и нашу помолвку. Я так счастлив!

— Я тоже! — Элизабетта обняла Марко за талию, а тот — ее, и они пошли дальше.

— Покажи руку, дай посмотреть на кольцо.

Элизабетта вытянула руку и пошевелила пальцами, небольшой бриллиант сверкнул на свету.

— Сияет как звезда, правда?

— О да.

Внезапно они заметили пожилого забулдыгу с рыжими волосами, шагающего прямо к ним. Элизабетта его узнала — это был один из собутыльников ее отца, он присутствовал на похоронах. Пьяница был явно под градусом, и его расфокусированный взгляд бродил с нее на Марко и обратно. Он был в грязной одежде, черты лица казались грубыми, на носу лопнули капилляры.

— Ты! — Рыжий нахмурился и ткнул в Элизабетту пальцем. — Ты дочь Людовико д’Орфео? Похожа на отца!

— Ну… да, — ответила удивленная Элизабетта. Она не могла взять в толк, за что этот рыжий на нее сердится. — Простите, синьор. Не помню вашего имени.

— Зато я твое знаю. Отец звал тебя Бетта. Ты только посмотри на себя! — Он сердито на нее зыркнул. — Был бы твой отец жив, он бы тебя стыдился!

— Что? Простите, синьор. Кто вы?

— Не разговаривай с ней в таком тоне, приятель, — нахмурился Марко.

— Я тебе не приятель, — фыркнул рыжий. — Знать тебя не знаю, и тебе меня знать не надо. Все и так ясно по твоей форме.

— Тогда зови меня братом, если ты верен Италии и Дуче.

— Верность родине тут совсем ни при чем! Сказал бы я тебе, да ты мне морду начистишь… Людовико ненавидел таких, как ты, за то, что вы сделали с нашей страной! — Рыжий повернулся к Элизабетте, его глаза пылали пьяным огнем. — Фашисты избили твоего отца без всякой жалости! Растоптали ему руки! Сломали все пальцы! А ты гуляешь с чернорубашечником!

Элизабетта в смятении отшатнулась от него.

— Нет, нет, все было не так. Он не так сломал руки. Папа упал с велосипеда…

— Вранье! Он был моим другом. Это все фашисты, просто он не хотел, чтобы вы знали. Боялся, что эти бандюги вам навредят. А теперь ты с одним из них спишь!

Элизабетта ахнула.

Марко шагнул к рыжему.

— Отойдите, синьор, и я забуду, что вы оскорбили мою невесту.

— Невесту? — Рыжий повернулся к Элизабетте с ухмылкой: — Значит, выходишь замуж за головореза! Ты позоришь Людовико! Стыдоба!

— Нет, нет. — Элизабетта задрожала от одной этой мысли. — Я уважаю память отца. Вы просто ошибаетесь. Зачем фашистам ломать ему руки? Он не имел с ними ничего общего. Он был мирным человеком, художником…

— А ты — шлюха!

— Синьор! — вмешался Марко, занося кулак. — Вы меня просто вынуждаете!

Рыжий выругался и, пошатываясь, заковылял дальше.

От внезапно нахлынувших воспоминаний Элизабетта задрожала. Она вспомнила, как однажды отец пытался бросить пить. С ним приключилась delirium tremens — белая горячка, он безудержно трясся и бормотал, что фашисты придут его убивать. Элизабетта испугалась, что отец сходит с ума, и решила, что он бредит. Но, возможно, это было не так.

Марко пригладил ей волосы.

— Прости за этого дурака. Он просто пьян и болтает чушь.

— Но я кое-что вспомнила, — пробормотала Элизабетта и рассказала Марко ту давнюю историю. То же самое она поведала и Сандро после того, как в слезах убежала с лекции, посвященной Деледде. Может быть, из-за этого воспоминания не давали ей покоя. Может быть, это была правда, которую она не могла забыть.

— Это точно были галлюцинации. Они ничего не значат. — Марко взял ее за руку, и они продолжили путь. — Не будем портить этим наш праздник.

— И все же странно. Пальцы у отца… были кривыми. Он всегда говорил, что они плохо срослись, или суставы не сгибаются, или еще что-то. Я спрашивала его в детстве.

Элизабетта во всех подробностях вспомнила руки своего отца. Пусть и кривые, его пальцы были длинными пальцами художника.

— Он все объяснял падением с велосипеда, но такой же результат был бы, наступи кто-нибудь ему на руку. Если подумать, это даже более логично.

— Зачем фашистам топтаться по его рукам? Просто так?

— Не знаю, но вдруг это правда? — Элизабетта совершенно растерялась. Она думала, родители скрывали от нее только роман матери. И вот новое потрясение. Нельзя так просто от этого отмахнуться.

— Вряд ли это правда. — Марко недоуменно моргнул. — Твой отец был далек от политики.

— Но он не любил Муссолини.

— Да, раньше в партии состоял всякий сброд. Но это ведь не значит, что они ни с того ни с сего избивали людей.

— Эта травма сломала ему жизнь. Тогда-то он и начал пить. Отец больше был не в состоянии рисовать, потерял себя. Не мог нас содержать. Поэтому мама пошла работать, и по той же причине их брак распался.

— Браки распадаются по многим причинам. С нами такого не случится. — Они подошли к ресторану, и Марко улыбнулся. — Ну вот мы и на месте. Давай праздновать.

Он нашел им столик у окна, но Элизабетта по-прежнему была погружена в свои мысли. Она не могла перестать обдумывать произошедшее, даже когда Марко заказал spumante, а потом принялся болтать, развлекая ее своими обычными историями о работе. Элизабетта смотрела, как шевелятся его губы, но не слышала ничего. Все разглагольствования ее отца о Муссолини вдруг обрели смысл, и она взглянула на них в ином свете.

Марко продолжал говорить, а взгляд Элизабетты переместился с его красивого лица на черную форму. На ум приходила лишь смерть. Элизабетта знала, что фашисты взяли власть силой. Она не могла перестать гадать — не был ли ее отец одной из их жертв, не растоптали ли папины изящные руки сапоги чернорубашечника. Такого, как Марко.

— Что с тобой, Элизабетта? Ты почти ничего не съела.

— Я не голодна. — Она натянуто улыбнулась.

— Кольцо такое красивое…

— Спасибо. — Элизабетта взглянула на бриллиант: казалось, тот утратил свой блеск.

— Ты все время молчишь.

— Наверное, устала. Смена выдалась не из легких.

— И у меня, — кивнул Марко. — К тому же я вчера почти не спал.

— Почему? — спросила Элизабетта, пытаясь сосредоточиться.

— У шефа спозаранку была встреча за городом. Пришлось заехать за ним в половине пятого утра, чтобы он успел вовремя.

Элизабетта растерялась:

— Ты заехал за ним в половине пятого? И во сколько же ты оставил мне блокнот?