Вечное - Скоттолайн (Скоттолини) Лайза (Лиза) - Страница 2

— Элизабетта, спасай, не то утону! — Марко помчался к реке, и Элизабетта хотела было окликнуть его, но удержалась. В колонке советов для женщин она прочла, что мужчинам нужно уделять меньше внимания, это, мол, сводит их с ума, поэтому пропустила его крики мимо ушей, а вот другие девочки встрепенулись.

— Марко, нет! — завопила Лавиния.

— Осторожней, Марко! — ахнула Анджела.

Мальчишки ждали, не случится ли с Марко беды, но тот резко крутанул руль и повернул от берега. Они засмеялись и снова уткнулись в учебники, разложенные на траве. Ребята, вернувшиеся с собрания Балиллы[3] — всеобщей молодежной организации, — делали домашнее задание. Все они были в форме: мальчики в черных рубашках и серых шортах, а девочки в белых муслиновых блузках и черных юбках.

Этот тихий уголок на берегу Тибра к северу от Понте-Палатино стал для одноклассников Элизабетты постоянным прибежищем после уроков; обычно она садилась рядом с Марко или Сандро, отдельно от других девочек. Шанс подружиться с ними Элизабетта почему-то упустила, а теперь уже было поздно, они пренебрежительно от нее отмахивались. Наверняка решили, что она предпочитает мальчиков, но это было не так, Элизабетта с радостью обзавелась бы подругой. В общем, каковы бы ни были причины, Анджела и остальные девочки ее сторонились, а она старалась не слишком об этом тревожиться.

— Смотри, Бетта! — снова окликнул ее Марко, назвав детским прозвищем.

— Зови меня правильно! — крикнула в ответ Элизабетта, выглядывая из-за газеты. Она предпочитала, чтобы ее называли полным именем, поскольку надеялась однажды стать журналисткой. По ночам она и в этом тренировалась — ставить подпись под материалом: «автор — Элизабетта Д’Орфео».

— Элизабетта! — Марко подъехал к ней и, скользя, остановился на траве. — Забирайся на руль, прокачу!

— Нет, я читаю. — Элизабетта спрятала улыбку за газетой.

Тут же вскочила Анджела, отряхивая траву с юбки.

— Я поеду, Марко, меня возьми!

— Ладно! — Марко протянул ей руку, Анджела вскарабкалась на руль, и они укатили вместе.

Элизабетта опустила газету, задумавшись, правильные ли советы дают в женской колонке. Если она хочет покорить Марко, нужен какой-то другой способ. Элизабетта знала, что она довольно хорошенькая — теперь, когда черты ее уже оформились, как говорила мать. Большие глаза зеленовато-карего цвета, густые волосы длиной до плеч — роскошные, темные — лежали волнами. Крупный, но пропорциональный нос подходил широким скулам; губы были пухлыми. Проблема заключалась в ее bocca grande — длинном языке, который мешал в общении с мальчиками, учителем латыни и старой грымзой в газетном киоске.

Элизабетта откинулась на локти, вдыхая запахи Тибра, чьи мутно-нефритовые воды катили волны, увенчанные шапкой пены цвета слоновой кости. К поверхности реки, желая напиться, то и дело ныряли ласточки, вокруг стрекотали цикады, гудели стрекозы. Вдоль берегов росли кусты розового олеандра, пинии и пальмы; от городского шума и гама природный оазис заслоняли каменные стены.

Взгляд Элизабетты остановился на чудно́м зрелище — Понте-Ротто, что высился посреди реки. Столетия назад этот каменный мост соединял берега Тибра, но время оставило от него всего одну арку, которая вздымалась из воды и вела в никуда. Жители Рима прозвали его «сломанным мостом», но Элизабетта считала, что он уцелел, выстоял, несмотря на стихию и Тибр, который пустил по бокам каменной кладки черно-зеленые плети водорослей, словно пытаясь утянуть строение под воду.

За Понте-Ротто лежала Тиберина — единственный остров на реке, где едва хватало места для базилики Святого Варфоломея с потускневшей кирпичной колокольней, церкви Сан-Джованни Чалибита, а также больницы Фатебенефрателли с рядами зеленых ставен на окнах. Напротив больницы стоял бар «Джиро-Спорт», где хозяйничала семья Марко, — они и сами обитали там же, наверху. Элизабетта жила в нескольких кварталах дальше, в Трастевере, богемном районе, который они с отцом обожали. К несчастью, матери Элизабетты все теперь стало не мило.

Вдруг Элизабетта заметила Сандро Симоне, который как раз направлялся к ней и остальным. Сандро тоже был ее другом, как и Марко, — они с детства дружили втроем. Долговязый Сандро приближался знакомой походкой, светло-каштановые кудри развевались у вытянутого худощавого лица. Он был по-своему красив: с более изящными, чем у Марко, чертами, а телосложением напоминал заточенный карандаш, тонкий, но сильный, словно трос, держащий железный мост.

— Ciao, Элизабетта! — Сандро с улыбкой подошел к ней и снял феску. Он вытер со лба пот, сбросил рюкзак и уселся на траву. От солнца он прищурил глаза — небесно-лазурного цвета, будто навесом прикрытые длинными ресницами. У него был вытянутый нос с горбинкой и яркие губы. Сандро жил на восточном берегу реки в еврейском квартале, который назывался гетто. Все свое детство Элизабетта, Сандро и Марко перемещались взад и вперед по этой линии от Трастевере к Тиберине и гетто, ездили на велосипедах, играли в футбол и вообще вели себя так, будто весь Рим был их личной игровой площадкой.

— Ciao, Сандро, — улыбнулась Элизабетта, радуясь встрече.

— Я задержался, чтобы захватить нам перекус. — Сандро вытащил из рюкзака бумажный пакет и открыл его, оттуда повеяло ароматом supplì — рисовых крокетов с томатным соусом и моцареллой.

— Grazie![4] — Элизабетта взяла один шарик и надкусила. Тонкая панировка, в меру соленый томатный соус, а горячая моцарелла так и таяла во рту.

— А где Марко? Я и ему принес.

— Уехал с Анжелой.

— Жаль! — Сандро жевал supplì, заглядывая в ее газету. — Что читаешь?

— Ничего. — Элизабетте нравилось читать газеты, но ее любимые авторы рубрик пропали, и она подозревала, что их уволили. Бенито Муссолини и фашисты верховодили в стране почти пятнадцать лет, так что цензура стала обычным делом. — Опять те же статьи о том, какое у нас замечательное правительство, и дурацкие плакаты вроде этого.

— Дай-ка посмотрю. — Сандро вытер руки о салфетку.

— Гляди. — Она показала ему картинку с итальянской крестьянкой в традиционном наряде, в каждой руке женщина держала по младенцу. Элизабетта прочла ему подпись: — «Истинная фашистская женщина рожает детей, вяжет и шьет, пока мужчины работают или воюют». Это пропаганда, а не новости. И вообще — не все женщины такие.

— Конечно нет. Газеты не всегда правы.

— Нет, не всегда. — Элизабетта снова вспомнила колонку с советами для женщин. Марко и Анджела все еще не вернулись.

— Не забивай голову.

— Да как же не забивать. — Элизабетта была с фашистами не согласна, хотя не обсуждала это ни с кем, кроме Сандро и Марко. Тех, кто был против правительства, могли арестовать или отправить в confino — в ссылку, подальше от дома. Рим, и даже Трастевере, кишели стукачами, и, хотя семья Элизабетты не примкнула ни к одной политической партии, они были людьми творческими, а значит, по своей природе сторонниками левых взглядов.

— Не любишь ты, когда указывают, что делать.

— А кто любит? Ты?

— Нет, но я так близко к сердцу это не принимаю. — Сандро склонился ближе. — Угадай, что случилось! У меня потрясающие новости. Я попал на стажировку к профессору Леви-Чивите в Ла Сапиенцу[5].

— Davvero?[6] — ахнула ошеломленная Элизабетта. — В университет? Ты теперь студент?

— Да, я буду вольнослушателем. — Сандро светился от гордости.

— Поздравляю! — Элизабетта радовалась за него. Сандро был математическим гением, его необычайный дар заметили еще в начальной школе, поэтому Элизабетта не удивилась, что друг будет учиться в Ла Сапиенце, городском кампусе Римского университета. — А профессор, это тот, о котором ты всегда говоришь? Леви-Чивита?