Вечное - Скоттолайн (Скоттолини) Лайза (Лиза) - Страница 11

— Ciao, Нонна. Какую пасту сегодня готовите? — Элизабетта поцеловала старушку в мягкую, словно просеянная мука, щеку.

— Cappelletti. Присядь, девочка. Торчишь тут фонарным столбом и заставляешь нервничать.

Элизабетта присела. Выходит, настроение у Нонны хорошее, но ни она, ни Паоло все равно не угадали. На деревянном столе, присыпанном мукой, лежали толстые пласты теста, желтого от яичных желтков, один из пластов был разрезан на квадраты, рядом лежала деревянная скалка, тоже присыпанная мукой, — длинная, словно дубина. В середине каждого квадрата высилась горка острой рикотты в ожидании, пока Нонна придаст тесту форму. Пальцы у старушки, несмотря на артрит, все еще были проворные — возможно, именно благодаря возне с тестом.

— Guarda, — сказала Нонна, — смотри! — Нонна взяла квадратик теста и сложила его по диагонали. — Следи, чтобы края не совпадали. Оставь немного снизу, затем прижми друг к другу и запечатай. — Она мягко надавила кончиками пальцев на тесто, оставляя слабые следы. — Видишь?

— Да.

В ресторане Нонны Элизабетта узнала, что существует множество видов пасты и соусов. К короткой пасте, которую обычно делают на фабрике, обычно шел густой соус marinara[43]. Fatto a mano — домашнюю пасту — никогда не подавали с aglio e olio, маслом и чесноком, поскольку такая паста впитывала слишком много масла. Легкие томатные соусы и brodo, бульон, более всего подходят пасте с бороздками, cavatelli и radiatori — ведь в них задерживается соус, а его лучше добавлять понемногу.

— А теперь складываю… — Нонна взялась за концы треугольника по длинной стороне и крепко их зажала. Держа его «лицом» к себе, она указательным пальцем провела по внутренней стороне треугольника и приподняла его снизу вверх. Ловко соединила оба конца и защипнула, получился идеальный кружок пасты с начинкой и крошечным торчащим вверх уголком, пельмешек, смахивающий на маленькую шапочку — cappelletto[44].

— Разве я не так складываю салфетки, Нонна? — Элизабетта вспомнила Сандро, который сделал ей шляпу из газеты на берегу Тибра.

— Вовсе нет. Ты невнимательно смотришь. Я не могу останавливаться и объяснять каждую мелочь. Паста станет жесткой. — Нонна взяла следующий квадратик. — Мне нужно обсудить с тобой кое-что важное. Я оказала тебе большую услугу. Пригласила на ужин особенного гостя.

— Кого?

— Твое будущее.

— О чем вы? — Элизабетта уже привыкла к загадочным высказываниям старушки, словно Нонна была strega — ведьмой «Каса Сервано».

— Моро Гуалески — не сомневаюсь, это имя тебе известно.

— Ну конечно, известно! — Элизабетта обожала Гуалески, чьи статьи читала каждый день. — Он пишет для левых газет. Откуда вы его знаете?

— Я всех знаю. Вернее, все знают меня. — Нонна продолжала складывать треугольнички теста. — Левые, правые, центристы — неважно кто. Политики приходят и уходят. А знаешь, что остается?

— Любовь?

— Нет, паста! Как я говорю, sapore, sapere — попробуй и узнаешь. Нельзя узнать меня, не попробовав моей пасты. Нельзя узнать Трастевере, не попробовав нашей пасты. Гуалески предпочитает пасту с начинкой, так что я знаю: он человек с аппетитом, тот, кто наслаждается жизнью. Сначала я решила приготовить для него cappellacci dei briganti.

— Почему?

— Cappellacci dei briganti похожи на шляпу с широкими полями, загнутыми наверх, какие briganti[45] — разбойники — носили после объединения Италии. Но не стала, потому что Гуалески не понял бы шутки. Коммунистам не хватает чувства юмора. — Нонна сложила еще один треугольничек, припудренными мукой пальцами, и желтые cappelletti выстроились перед ней, словно ожидая команды.

Тут дверь распахнулась, и в кухню просунул голову Паоло.

— Мама, он здесь!

Элизабетта подскочила.

— Гуалески в зале? Можно мне с ним познакомиться?

— Не можно — должна!

— Спасибо! — завизжала Элизабетта.

— Не позорь меня. — Нонна отвела взгляд в сторону. — Кстати, тебе нужен бюстгальтер.

Элизабетта покраснела.

— Я пыталась…

— Ascolta[46], я сказала Гуалески, что ты написала статью, и он согласился ее прочитать.

— Мою статью? Откуда вы о ней узнали?

— Да ты трезвонишь об этом без умолку. Думаешь, я глухая? Пошли ее ему.

— Она у меня с собой, в сумочке.

— Тогда просто покажи.

— Считаете, правда стоит?

— Я ведь так и сказала. — Нонна отряхнула пальцы. — Я объяснила ему, что ты великолепно пишешь.

— Но вы-то ее не читали. А вдруг она никуда не годится?

— А ты-то читала, что они печатают? — Нонна защипнула еще один cappelletto. Я сказала ему, что он должен нанять тебя немедленно! Людям всегда интересно мнение молодежи. Как по мне, это ни к чему, но так уж сложилось. — Она стряхнула муку с узловатых пальцев. — Иди и познакомься с ним. Только не трещи без умолку, как обычно. Переходи к делу. Ты слишком болтливая.

— Спасибо, спасибо! — Элизабетта достала статью и направилась к двери. — Подождите, а как он выглядит?

— Как rigatone[47].

Элизабетта поспешно вышла в зал и осмотрелась. Несколько столиков были заняты парочками, но за столиком у входа сидел в одиночестве темноволосый мужчина в очках в тяжелой оправе, на вид он был невысок и широкоплеч. И впрямь смахивал на rigatone.

Элизабетта направилась к столику Гуалески. Ее сердце забилось сильнее: она поняла, что, возможно, делает первый шаг на пути к тому, чтобы писать для настоящей газеты. Элизабетта гадала, будет ли вспоминать этот день и рассказывать о нем как о забавной истории, сидя за столом с коллегами-журналистами. Сандро ждет блестящее будущее — что ж, возможно, и ее тоже.

И оно начинается прямо сейчас.

Она подошла к столику.

— Синьор Гуалески, меня зовут Элизабетта д’Орфео, я обожаю ваши статьи. Читаю их каждый день, а вчерашняя вышла особенно интересная. — Тут она вспомнила совет Нонны не болтать слишком много. — Извините, я много говорю. Просто в голове всегда столько мыслей!

— Никогда не прогадаете, похвалив писателя за его творения. — Глаза Гуалески весело блеснули за очками.

— Вас должны хвалить все! Постоянно.

— Недостаточно, чтобы я остался доволен, или недостаточно подробно! Моя мать считает, что моя квартира слишком велика, но я заполняю ее собственным эго, — хохотнул Гуалески. — В любом случае спасибо на добром слове. Насколько я понимаю, вы написали статью для публикации. Можете прислать ее мне в газету.

— Вообще-то она у меня с собой. — Элизабетта протянула журналисту статью, и он с улыбкой ее взял.

— Великолепно. Прочту за ужином, а потом мы можем ее обсудить, если у вас найдется минутка.

— Мне бы этого очень хотелось.

Внезапно дверь ресторана распахнулась и с грохотом ударилась о стену, фотографии в рамках задребезжали. На пороге стоял отец Элизабетты — настолько пьяный, что ему пришлось держаться за косяк, чтобы не упасть.

— Папа! — вспыхнула Элизабетта. Отец бросился к ней, а Гуалески скривился и отпрянул.

— Бетта, дорогуша, ну ты посмотри, какая красотка! Я пришел попросить у тебя несколько лир. У тебя есть?

Элизабетте стало ужасно стыдно перед Гуалески.

— Папа, пожалуйста, не надо.

— Мне б хоть на стакан красного… А может, нальешь за счет заведения?

Отец, пошатываясь, огляделся, и вся публика в зале обернулась. Он зашатался, и Элизабетта распахнула объятия как раз в тот миг, когда он рухнул на нее мертвым грузом, едва не сбив с ног.

— О нет! — Элизабетта с трудом удержалась на ногах, а Гуалески вскочил и поддержал ее отца за руку.

— Позвольте мне, — сказал журналист, роняя статью.