Трудная наука побеждать - Бирюков Николай Иванович - Страница 7

— Вы не согласны с выводами инспекции? — спросил нарком.

— Не согласен, товарищ нарком. Я хорошо знаю положение в дивизии.

— Хотите, чтобы я направил к вам другую инспекцию?

— Да, хочу и прошу об этом.

— Что ж, если так уверены в своей дивизии, пошлом, — сказал нарком, когда Богданов кратко и убедительно обосновал свою просьбу.

Всем понравилась страстность и прямота, с какой защищал Богданов дивизию. Надо отдать ему должное — положение в ней он знал так досконально, что удивил даже старых, опытных командиров.

Не знаю, побывала ли в дивизии новая комиссия, знаю только, что Богданов хорошо воевал в Испании, потом был начальником штаба крупного войскового объединения на Дальнем Востоке. А два года спустя, уже в начале Великой Отечественной войны, на фронте попал кому-то под горячую руку. Иначе ничем не объяснишь тяжесть наказания: он был снят с дивизии и направлен командовать полком.

Принимая корпус, я встретил в нем генерал-майора Богданова в качестве заместителя командира дивизии. Обсуждая теперь с товарищами его кандидатуру, рассказал о нем, что знал. Они поддержали мое предложение. Командующий армией тоже согласился.

Потом приступили к делам оперативным. Генерал Кулик подтвердил ранее отданное распоряжение о повороте на Котельву, то есть с запада на юго-запад. Однако в связи с тем, что противник готовил новый контрудар, нашей армии было приказано временно перейти к обороне.

Едва командующий закончил, налетели вражеские бомбардировщики. Все бросились к щелям и старым воронкам. Мгновенно местность вокруг командного пункта опустела. Я же замешкался в штабном автобусе. Загрохотали взрывы, земля заходила ходуном, все заволокло дымом и пылью.

Сбросив первую серию бомб, самолеты делали новый заход. Вот опять приближается рев моторов. Кто-то машет мне рукой из ближней воронки, зовет. Я побежал туда, когда невдалеке рванула бомба. В этот момент сильные руки схватили меня, толкнули в воронку, грузное тело навалилось сверху. «Прикрывает!» — мелькнула мысль.

Налет кончился, и я не успел даже рассмотреть товарища, втащившего меня в воронку, — пока поднимался, он уже ушел. Ну, а если бы даже и рассмотрел? Благодарить его за спасение? Как-то не совсем по-мужски. Сказать, что было не по себе, когда меня, солдата, прикрыл своим телом другой солдат? Обидишь, потому что он выполнял армейский наш закон, в уставе не записанный, но оттого не менее святой.

Получив приказ перейти к обороне, мы могли считать первый наш бой законченным. Следовало подвести итоги.

Итак, за четыре дня наступления мы продвинулись на шесть — девять километров. Весьма скромно!

Добиться разгрома противостоящих нам сил не удалось.

Наши потери, особенно в 8-й дивизии и 29-м полку 7-й дивизии (полк вышел из окружения в составе 723 бойцов), при всем желании не назовешь небольшими.

В действиях корпуса и дивизий были допущены ошибки, которые мы должны отнести на свой счет. В частности, я не проявил должной настойчивости, не добился того, чтобы артиллерийские противотанковые полки в первый же день покинули противотанковые районы и вышли в боевые порядки пехоты. В результате мы встретили танковый таран противника без артиллерийских средств усиления. И то, что я впервые командовал корпусом, ничуть меня не извиняло — на войне я не новичок.

Так рисовались отрицательные стороны минувшего боя. Были однако и положительные.

Наступали не только мы, наступал и противник. Во встречном столкновении его преимущество было очевидным — танки! Но танковые кладбища у совхоза «Ударник» и в других местах говорили о том, что преимущество свое он не сумел использовать. Гвардейцы вместе с танкистами генерала Вовченко подбили и уничтожили около ста танков и самоходных орудий.

Фланговый маневр 5-й дивизии, героический бой 29-го полка и многие другие действия наших частей заставили гитлеровских генералов отказаться от решительных намерений разбить 27-ю армию и перехватить инициативу на этом участке фронта.

Все это мы обсуждали с полковником Филиным, когда позвонил генерал Кулик.

— Слухай, Бирюков, — сказал он с характерным своим акцентом, — только что я разговаривал с Москвой. Москва довольна нашими действиями. Сделали, говорят, дело, сковали противника, сорвали его план пройти через Ахтырку на Богодухов — во фланг Ивану Степановичу.[2]

Эту оценку Ставки Верховного Главнокомандования, помогавшую уяснить ситуацию в целом, штаб корпуса немедленно довел до сведения каждой роты и взвода.

Четверть века спустя нам, группе ветеранов 4-й гвардейской и 27-й армий, довелось опять побывать в этих местах. Теперь уже в качестве гостей трудящихся Сумщины. Нас пригласили на открытие памятника воинам, павшим в боях за Ахтырку. Его авторы Н. Дерегу и Б. Бердник.

Четыре колхоза — «Червона заря», имени Крупской, имени Горького и имени Постышева, а также местный техникум электрификации сельского хозяйства собрали средства на этот памятник. Большую организационную работу провели работники Ахтырского райвоенкомата.

Мемориальный ансамбль расположен вы высоте 171.0, что близ шоссе Харьков — Ахтырка — Сумы. Курган обрамляют цементные стеллы с барельефами, отображающими подвиги советских воинов. На плитах — имена павших героев. Старые окопы и траншеи, полусгоревшая землянка, противотанковые ежи — все это органически входит в ансамбль. Венчает его величественная фигура Скорбящей Матери, которая еще издали видна, если ехать по дороге от Харькова к Ахтырке.

Более двадцати тысяч людей собралось на открытие этого памятника. Слушая их выступления, беседуя с ними по душам, я как бы вновь открыл для себя значение слов «бессмертный подвиг». Подвиг наших боевых товарищей живет в сердцах не только современников и живых свидетелей, но также детей их и внуков. Сюда приезжают молодые воины принимать присягу, давать клятву на верность Родине, приходят комсомольцы и пионеры, полные решимости стойко продолжать дело, начатое отцами. Посещают заветный курган и родственники погибших — в их сердцах не перестает гореть вечный огонь любви, печали и благодарности.

Никогда не забудут живые

О погибших друзьях боевых,

Не увянут цветы полевые

На могильных холмах фронтовых…

Эти строки, высеченные на памятнике, очень верно говорят о нетленности подвигов тех, кому не довелось дожить до великой победы над ненавистным врагом.

Наступление развивается

В тот же день уже поставленная в общих чертах задача — наступать на Котельву — была конкретизирована штабом армии. Нашему корпусу, усиленному двумя танковыми бригадами, четырьмя истребительно-противотанковыми полками, минометной бригадой Резерва Главного Командования и штурмовым инженерным батальоном, предстояло прорвать оборону противника и выйти на рубеж Хухря, Михайловка, Сидорячье. Левее нас наступал 21-й гвардейский корпус, а правее выдвигалась 80-я гвардейская дивизия.

На этот раз дело организовывалось без спешки. На подготовку нам отвели около двух суток, и мы успели выполнить всю необходимую работу, в том числе перегруппировали войска. Отрадно было наблюдать, как споро и четко работали штабы — сказывался опыт недавнего боя. Правильно говорят, что лучше неделю готовиться и один день успешно наступать, чем один день готовиться и неделю «предпринимать усилия».

Афоризм этот, как и всякий другой, не следует, конечно, понимать буквально, но мысль, в нем заложенная, верна, глубока, практически подтверждена всей историей военного искусства.

Бывает, правда, и так, что противник опрокидывает все расчеты. В одном случае сильным сопротивлением, в другом (о чем расскажу ниже) своевременным отходом он сводит на нет тщательную подготовку наступающего. Однако это исключения, подтверждающие общее правило.

Штаб нашего корпуса приступил к разработке плана наступления. Начальники оперативного и разведывательного отделов, артиллерист, инженер и другие старшие офицеры корпуса должны были подготовить — каждый по своей части — решение наступательной задачи.