Каторжник (СИ) - Шимохин Дмитрий - Страница 28

Узнали мы это сидельцев иркутского Тюремного замка, причем все они по этому поводу были просто в трауре.

— Худо наше дело, братцы. Посылают нас к Разгильдяеву, на реку Кара, аж за Яблоновый хребет!

— Название-то какое — Кара!

— Да, там почитай, что и ад, — подтвердил враз помрачневший Фомич. — Десять лет назад от нас с нерчинского завода многие тыщи работных людей забрали туда, золото мыть. Потом некоторые вернулись больными. Сказывают, ужос там! А командует там Иван Разгильдяев. Он, сказывают, обещался губернатору на Карийских промыслах за год сто пудов золота намыть, при условии, если с нерчинских заводов дадут ему сколько надо рабочих! Ну и все. Вот тогда-то я, проведав, что тоже меня отправят на Кару эту, взял ноги в руки и рванул до дому. А ведь всего три года мне оставалось отбыть! Эх… Жаль, право, жаль, что закрыли нерчинский завод! Там место хоть и страшное, но обжитое. А на Каре этой — беда-бедешенька! Хлебнем мы там, братцы, узнаем почем фунт лиха.

Один лишь Изя-Зосим не терял оптимизма. Информация о смене пункта назначения его ничуть не смутила.

— Ой, вей! Кара, шмара! Какая разница, где гешефт делать? — заявил он. — Главное — люди! А люди везде хотят кушать, пить и развлекаться! Даже на Каре!

Он тут же развил бурную деятельность и мотался по Иркутску, разумеется, не без помощи «посеребренного» унтера, закупая товар. Карты, водка, соль, ткани, чай, иголки — все по списку. Унтер, получив мзду, выделил под наш «коммерческий груз» место в телеге. Бизнес-план был в действии, несмотря на смену конечной точки маршрута.

И вот, оставив позади гостеприимный Иркутск, мы двинулись дальше, к новой цели — Карийским рудникам. Путь лежал через Байкал.

Переправа через «славное море, священный Байкал» — это вам не на пароме через Обь прошвырнуться. Масштаб другой. Когда мы вышли к берегу, перед нами раскинулась бескрайняя водная гладь, уходящая за горизонт. Вода — прозрачная, холодная, аж зубы сводит. Горы по берегам. Красота неописуемая! Если бы не кандалы и конвой, можно было бы подумать, что мы на отдыхе и впереди нас ждет байкальский копченый омуль и пиво с баней.

На причале нас ждала огромная, неуклюжая баржа — скорее плавучий сарай, чем судно. На нее предстояло погрузить всю нашу честную компанию — сотни полторы арестантов, конвой, лошадей, телеги, включая ту самую, с нашим бесценным «майданом». Началась суета, мат-перемат, давка. Конвоиры орали, арестанты пытались занять места получше, лошади ржали, Изя метался вокруг своей телеги, проверяя, хорошо ли ее закрепили.

— Осторожнее, люди! — причитал он, обращаясь к солдатам, которым было глубоко плевать на его интересы. — Душа моя там!

Наконец, баржа отошла от берега. Поначалу все шло гладко. Легкий ветерок, плеск воды, солнце. Арестанты притихли, глядя на удаляющийся берег и бескрайнюю воду вокруг. Даже я проникся моментом — мощь и простор Байкала впечатляли. Но долго любоваться пейзажами не пришлось.

Байкал решил показать свой норов. Небо затянуло тучами буквально за полчаса. Поднялся ветер — тот самый, легендарный, Сарма, или как его там. Баржу начало качать так, что я вспомнил все свои морские путешествия, включая шторм в Бискайском заливе. Волны захлестывали палубу, ветер выл в щелях надстройки.

Арестанты, непривычные к качке, начали массово удобрять байкальские воды своим скудным обедом. Палуба превратилась в скользкий каток из воды и нечистот.

Запах стоял — хоть святых выноси. Конвоиры пытались сохранять порядок, но их самих шатало и мутило. Некоторые, особо впечатлительные, присоединились к арестантам в акте «братской блевотины».

Изя вцепился в свою телегу мертвой хваткой, его лицо было зеленого цвета, очки съехали на кончик носа.

— Мой гешефт! — стонал он при каждом крене баржи. — Он утонет! Мы все утонем! И без прибыли! Какой ужас!

— Не дрейфь, Моисеич! — пытался подбодрить его Фомич, сам с трудом удерживаясь на ногах. — Баржа крепкая! А ежели и потонем — так хоть мучения кончатся! Тоже своего рода гешефт!

В самый разгар бури баржу накрыло особенно большой волной. Раздался треск — одна из телег сорвалась с креплений и поехала к борту, увлекая за собой пару лошадей и чуть не сметя группу арестантов. Началась паника. Конвоиры заорали, пытаясь удержать телегу. Кто-то из арестантов молился в голос, кто-то матерился так, что заглушал рев ветра. Тит с Сафаром бросились помогать солдатам, удерживая скользящую махину. Я тоже подналег — перспектива искупаться в ледяной воде Байкала, да еще и в кандалах, совсем не прельщала.

Кое-как телегу удалось закрепить. Шторм, порезвившись еще с полчаса, начал стихать так же внезапно, как и начался. Ветер утих, волны уменьшились, даже выглянуло солнце, осветив картину всеобщего разгрома и уныния на палубе. Мы были мокрые, замерзшие, перепуганные, измученные качкой и покрытые слоем… ну, скажем так, органических удобрений.

Изя первым делом бросился проверять свою телегу. К счастью, она устояла, и товар, похоже, был цел.

— Слава тебе! — выдохнул он, забыв на время про свой переход в православие.

Остаток пути прошел в тягостном молчании. Все были вымотаны штормом. Когда на горизонте показался противоположный берег, никто особо не радовался — все понимали, что этот «увлекательный круиз» был лишь небольшим эпизодом в нашем бесконечном путешествии в ад.

Выгружались на берег молча, помогая друг другу. Глядя на твердую землю под ногами, я поймал себя на мысли: Байкал — это красиво, конечно. Но лучше я на него посмотрю в следующий раз. На картинке. В теплом кабинете. С бокалом коньяка. Если доживу, конечно.

— Ну что, господа арестанты, — криво усмехнулся я, обращаясь к своим «партнерам». — Добро пожаловать в Забайкалье! Готовьте кайло и мешки для золота. Или для наших костей — тут уж как повезет.

И потащились мы через бесконечное, мать его так, Забайкалье, к этой самой реке Кара. Путешествие обещало быть незабываемым. Особенно радовал сервис «все включено» в части питания. Кормили нас по принципу «чем дальше в лес, тем толще партизаны… от голода». Если в начале пути нам еще перепадало аж по полфунта сухарей в день, практически деликатес! То вскоре и эта роскошь закончилась. Видимо, сухари сочли слишком калорийными для нашего исправляющегося контингента.

На смену пришел кулинарный хит сезона — клейстер из ржаной муки. Серая, сопливая субстанция с непередаваемым ароматом прелых портянок и вкусом штукатурки. Жрать это можно было, только зажав нос и представляя, что находишься на приеме у английской королевы. Впрочем, чтобы мы совсем не заскучали от однообразия, меню иногда разбавляли сушеной рыбой, твердость десять по шкале Мооса, а вкус как у старого сапога, и вяленым мясом, идеальным для заточки ножей или отбивания от волков. Сибирское изобилие, чтоб его!

Но главным сюрпризом стало отсутствие на маршруте пересыльных острогов. Видимо, местный департамент туризма и гостеприимства решил, что мы и так достаточно избалованы предыдущими «пятизвездочными» бараками. Теперь только хардкор и полное единение с природой! Гостиничная сеть «Острог Co» здесь свои фешенебельные филиалы еще не открыла, так что каждую ночь нас ждал увлекательный мастер-класс по выживанию.

Едва колонна останавливалась на привал, начинался наш ежедневный квест «Построй шалаш из говна и палок или замерзни к чертям». Под неусыпным контролем и отеческими понуканиями конвоя мы, как заведенные, бросались ломать ветки деревьев голыми руками, естественно, инструмента не полагалось.

Укладывали их на землю, создавая подобие лежанки класса «люкс». Сверху сооружали навес из жердей и елового лапника — наш персональный пентхаус с продуваемыми стенами и протекающей крышей.

Для обогрева практиковались «длинные костры» — три бревна пожирнее, обложенные тем, что не пошло на постройку шалашей. Эти штуки тлели всю ночь, обеспечивая сомнительное тепло и периодические фейерверки из раскаленных углей. То тут, то там раздавались вскрики и отборная ругань — это очередной счастливчик ловил пяткой или задницей особо меткий уголек. Ночная романтика!