Каторжник (СИ) - Шимохин Дмитрий - Страница 12

Я только кивнул: такое в те времена случалось нередко — и в Москве, и в других городах моей необъятной Родины.

— Мне надо вернуть свое, — продолжал Виктор, постукивая пальцами по столу. — Нужны головы и руки. Особенно — головы, снабженные мозгами, холодные и соображающие! Костя уверен, что тебе можно доверять, и ты не струсишь, когда поднимется пальба. Заметь, я сказал «когда», а не «если». Понимаешь?

В глазах Виктора вспыхнул жесткий огонек. Впрочем, вот как раз этим меня было не удивить. Это для него стрельба в новинку, а нам с парнями пришлось хлебнуть всякого.

— Видал и не такое, — спокойно ответил я. — Если надо — справлюсь.

— Проверим, — кивнул Виктор. — Теперь к условиям. Сколько ты хочешь получать?

Хороший вопрос! Деньги для меня всегда были больным вопросом: в армии платили копейки, в легионе — вроде бы и неплохо, но по факту лишь на жизнь и хватало. А главное — я не в том положении, чтобы торговаться. Средств на житье в Москве у меня просто не было. Я не мог упустить это место!

Виктор вопросительно поднял бровь, давая понять, что пора было что-то отвечать:

— Мне много не надо. Думаю, долларов двести в месяц хватит.

Виктор приподнял брови.

— Двести? — переспросил он. — Плохо дело, парень. Ты себя не ценишь!

Я опустил глаза, понимая, что сморозил глупость. Виктор продолжил жестко, почти как командир на плацу:

— Запомни: если сам себя дешево продаешь, тебя дешево и купят! Твой опыт и риск стоят куда больше.

Он откинулся на спинку кресла, оценивающе осматривая меня с головы до ног.

— Я всегда плачу своим людям нормальные бабки. Для начала ты будешь получать полторы тысячи в месяц. Подъемные — тысяча. Купи себе хороший костюм, галстук — Константин знает, где это сделать за разумные деньги…

Мне показалось, что я ослышался.

— Полторы тысячи долларов? — уточнил я.

— А то! — усмехнулся Виктор. — Парень, не позволяй оскорблять себя, соглашаясь вкалывать за гроши! Я своих с лавэ не обижаю, Костя не даст соврать, но и спрос будет серьезный. Подходит?

Повисла тишина — не менее напряженная, чем тогда, в горах, перед тем как мы попали в засаду… Ощутив на себе цепкий взгляд Виктора, я твердо кивнул:

— Подходит. Я готов!

Виктор встал и неожиданно протянул мне руку:

— Отлично. Завтра в девять жду тебя здесь. Познакомишься с ребятами из охраны, и сразу займемся делом.

Я тоже поднялся и крепко пожал твердую ладонь бизнесмена. Никак не ожидал, что с ходу получу здесь такие деньги! Виктор, похоже, тоже остался доволен.

— Спасибо за доверие, — произнес я на прощанье.

— А вот благодарность ты покажешь делом, — жестко отозвался Виктор, кивнув на прощание. — До завтра. Маша проводит тебя в кассу — получишь подъемные.

И он снова потянулся к интеркому.

На улице пахло приближающимся дождем, и я вдохнул полной грудью прохладный влажный воздух. В груди у меня поднимались одновременно облегчение и азарт: я получил работу — не подачку, а настоящее дело, где пригодятся мои навыки, а простор для карьерного роста, как уверял меня Костян, был просто безграничен.

А еще я получил очень важный урок, не стоит размениваться на мелочи.

Я навсегда запомнил этот урок. И теперь пришло время применить эти знания в жизни!

Спокойно глядя в глаза молодого дворянчика, швырнул монету ему обратно и произнес на чистом французском:

— Мне следовало бы считать себя оскорбленным, если бы я не был осведомлен, что вы, месье, находитесь относительно меня в плену заблуждения!

Глаза Левицкого раскрылись от изумления. Ведь я, арестант с рязанскою рожей и в обычной серой робе, говорил с ним по-французски.

Трудно передать словами ту перемену, которая случилась с бедным Левицким буквально за нескольких секунд. Если до того он совершенно не замечал моей укутанной в серый халат фигуры, смотрел сквозь меня, будто я был стеклянный, то теперь глядел круглыми от изумления глазами.

И только я собрался продолжить, как впереди раздался шум, крики, и все шедшие каторжники замерли и вытянули головы вверх, пытаясь рассмотреть произошедшее, а солдат ухватил меня за плечо и потянул в сторону кандальников, где я должен был быть прикован.

— Эй, да отпусти меня. Я же сегодня без кандалов, — возмутился я, даже не пытаясь вырваться.

Нет, в принципе, шанс сбежать был хороший, вот только условия выживания так себе. Вокруг снег, зима, а местные вряд ли будут мне рады. Вот было бы лето, я, даже не задумываясь, рванул бы куда подальше.

— Погуляешь ишшо, вот сейчас утихомирится, — буркнул Наумкин. — И без глупостей! — Мне в спину уперлось ружейное дуло.

— Даже и в мыслях не было, служивый, — с серьезным видом заверил я его. — Как же я подвести тебя могу за доброту твою несусветную⁈

Солдат, не распознав в моем голосе сарказма, расслабился и дуло от спины отвел.

— Чаво, нагулялся ужо? — с усмешкой встретил меня Фомич.

— Как собака на цепи, — поддержал я его шутку. — А чего происходит-то? — кивнул я вперед, и тут раздалось несколько выстрелов.

— Чаво-чаво, стреляют! — философски заметил Фомич.

— Может, сбежать кто попытался или таки напал на солдат. В общем, что-то такое-эдакое, — раздался задумчивый голос нашего еврея.

— Стоять! — хлестко прозвучала впереди команда. Мы тут же замерли и, лишь вытягивая шеи, крутили головами, пытаясь понять, что же там произошло.

Я же времени зря не терял и активно думал, что сказать Левицкому о себе, ведь наверняка поинтересуется.

Не прошло и десяти минут, как появились слухи о произошедшем: «Драка началась», — шептался народ. Две цепи подрались, и крепко, а после пустили колонну в путь.

Слухи распространялись быстрее, чем зимний ветер:

— Говорят, один каторжник у другого пайку хлеба стащил…

— Врешь! Из-за бабы подрались! Там одна бабенка в цепи идет…

— Да нее, слыхал я, варнаки не поделились…

Я прислушивался к этим пересудам, пряча усмешку. Как всегда, правда тонула в потоке домыслов. Впереди действительно произошла драка, но причина была куда прозаичнее — два арестанта из разных партий не поделили вчера место у печки в бараке. Тут вечно дерутся из-за ерунды.

Левицкий между тем не сводил с меня глаз, и взгляд его выражал смесь любопытства и недоумения. Когда шум немного утих, он приказал извозчику приблизиться.

— Эй, с… сударь. Вы… вы говорите по-французски? — спросил он на том же языке, понизив голос.

— Comme vous voyez, monsieur, — ответил я с легким поклоном. — И не только.

Его брови поползли вверх. Знание французского среди простолюдинов было чем-то из ряда вон выходящим.

— Но как… кто вы? — растерянно пробормотал он.

Я же оглянулся по сторонам и покосился на идущих вокруг меня каторжников.

Левицкий правильно понял, вот только в его взгляде появилось сомнение, с которым он справился буквально за пару мгновений.

— Садитесь ко мне, в сани, так будет удобнее. — И я тут же на ходу полез в сани.

— Куды! Куды лезешь, ирод⁈ — всполошился ямщик.

— Умолкни, халдей! — грубо оборвал его Левицкий.

— Ваше благородие, так лошади и так уж тяжко, вишь, на подъем дорога идет! — не сдавался ямщик.

— Заткнись или схлопочешь сейчас! — нисколько не стесняясь, заявил Левицкий.

Солдат же лишь недобро на меня глянул и снял с плеча ружье, видимо, на всякий случай. Я, усмехнувшись, набросил на себя заснеженную меховую накидку и устроился поудобней возле Левицкого, который, учуяв исходящий от меня запах, едва заметно скривился.

Левицкий отодвинулся на пол-аршина, но любопытство явно пересиливало брезгливость.

— Alors, qui êtes-vous, monsieur? — повторил он, на этот раз с оттенком нетерпения.

Я позволил себе усмехнуться.

— Un homme qui a eu le malheur de se trouver au mauvais moment et au mauvais endroit, — ответил я, намеренно используя старомодный оборот.

Его глаза расширились.