Каторжник (СИ) - Шимохин Дмитрий - Страница 10

Вот один из таких новеньких и следовал сейчас сзади. В этом море бородатых рязанских рож выглядел он, прямо скажем, очень и очень экзотично. Высокий, худой, в круглых очочках, с явно иудейскими чертами лица.

— Я в самом деле таки послушник Спасского Собора, Зосим, — видя мою реакцию, сразу пояснил он свою принадлежность.

— Что? Ты? Послушник? Не брехай, — донеслось откуда-то сзади.

— А чем вы таки, сударь, недовольны? — улыбнувшись, спросил тот, глядя на всех нас поверх своих круглых очочков.

— Да ты с виду, как бы это сказать, человек такой… неправославный! — с улыбкой ответил я ему.

Зосим на это лишь фыркнул.

— Ой, я вас умоляю! Если видите горбатый нос, сразу думаете, что я таки иудей? А вот и нет! Ну, то есть таки да, по рождению я Ицхак Моисеевич Шнеерсон из славного города Одесса. Но, хвала законам Российской империи, в православие перейти может каждый и всегда! Так что теперь я таки Зосим, послушник Спасского староярмарочного собора! Вот тебе крест. — И он, гремя кандалами, попытался изобразить что-то похожее на крестное знамение.

Поначалу я ничего не понял, но слово «староярмарочного» вывело меня из ступора.

— А, так это что, церковь возле… Нижегородской ярмарки? — поинтересовался я.

— Она самая! — кивнул Зосим.

— Ага… — только и выдал я, припоминая, что вроде бы евреи имели черту оседлости. Ну, то есть «где родился, там и пригодился». И как, интересно знать, этот тип из Одессы оказался вдруг в Нижнем Новгороде?

— Вот. Вы сразу сказали «ага». Узнаю интеллигентного человека! А я сразу вас заметил. — И Зосим оглядел окружавших нас. — Разве какой-нибудь деревенский вахлак сказал бы так «ага»?

— Слушай, Зосим, а как же ты оказался в Нижнем? У вашего брата вроде бы есть ограничения на перемещение по стране? Или я чего-то не знаю и не понимаю…

— Ну да! Таки есть! Но я же говорю — Изи Шнеерсона больше нет, теперь я православный, истинно верующий человек, честно!

И, выдав эту тираду, Зосим в упор уставился на меня добрыми иудейскими глазами.

Тут только до меня дошло:

— Ах, вот оно что! Ну, то есть ты, будучи иудеем, перешел в православие, специально чтобы преодолеть черту оседлости и проворачивать всякие делишки на Нижегородской ярмарке? Да ты, Зосим, я посмотрю, тот еще фрукт!

— Ой, ну я вас умоляю! Разве я таки в чем виноват? Таковы законы Российской Империи. Я тут решительно ни при чем, — улыбнулся сын еврейского народа.

— Ну-ну. И как ты загремел к нам в гости? — спросил я, а чем еще на этапе себя развлекать — только разговорами.

— Тю, да разве это сложно в наше время? Ну да, я в свободное от службы время имел свой маленький интерес на ярмарочной бирже. И да, я таки впарил хивинцам несколько ассигнатов… ну, не совсем настоящих. А что такого? Это же враги православия — хивинцы! У них там рабство и прочие ужасы! Тем более они увезут эти деньги к себе в Хиву, и здесь их больше никто бы и не увидел! Но нет, начальство раздуло из мухи слона, и вот я здесь в самом прежалком виде! Разве это хорошо? Разве стоит за это отправлять послушника на каторгу?

На некоторое время наступила тишина, разбавляемая звоном кандалов.

— Тит, а Тит! — окликнул я впереди идущего молотобойца.

— Чего? — охотно откликнулся подобревший после выпивки здоровяк-кузнец.

— А дай-ка этому шлемазлу отхлебнуть из шкалика! — произнес я, догадываясь, что этот забавный тип может порассказать еще много всего интересного, стоит только развязать ему язык как следует.

— Ой, я вас умоляю! — произнес Зосим с видом герцогини, которой предложили вместо чистого кокаина понюхать солдатской махорки. — Да кто же пьет эту гадость? Я же вам не поц какой-то! А впрочем, давайте! — ухватил он протянутую емкость, отхлебнув из почти опустевшего шкалика, Изя-Зосим слегка порозовел и принялся бойчее греметь кандалами.

— Так, а где ты жил сначала-то? — не отставал я от этого аналога Остапа Бендера.

— Житие мое протекало в славном городе Одессе, где тепло и очень много всякого гешефту! — начал еврей.

— Ну, а сбежал-то чего? — подзадорил я его.

— Увы. — Зосим попытался воздеть кверху руки, отчего только загремел кандалами. — Злая судьба навлекла на меня несправедливые обвинения, и я вынужден был бросить все и покинуть столь чудный край…

— Украл чего, что ли? — напрямик спросил Фомич, с хитринкой в глазах прислушивавшийся к нашему разговору.

— Ой, ну я вас умоляю. Ну отчего сразу «украл»? Ну да, тот вексель был поддельным. А что делать? Ко мне пришли таки уважаемые люди и говорят: «Изя, можешь сделать вексель?» Ну, то есть они так, конечно, не сказали, упаси Боже! Нет, они сказали мне: «Изя, можешь сделать бумагу по образцу?» А это были, между прочим, друзья моего покойного батюшки! Ну я, как хороший мальчик, значит, применил все свое искусство и сделал все в лучшем виде, и что же? Оказалось, я подделал вексель на полмиллиона! Вы понимаете? Вексель! И один очень уважаемый в городе зернопромышленник очень на меня обиделся. А он, между прочим, грек. А они все головорезы, каких поискать!

Тут уже наша партия начала смеяться в голос, а Зосим надулся и замолчал, вот только надолго его не хватило, и он продолжил:

— Этот безо всякого преувеличения достойный человек на досуге приторговывал оружием с сербскими и болгарскими инсургентами. И тот вексель как-то затрагивал их интерес. Боже милосердный! Я когда все это узнал — на мне же лица не было! И натурально, пришлось мне бежать… а куда мне бежать? Такой воспитанный человек, как я, в провинции просто зачахнет. За границу мне было нельзя — не имелось паспорта… тогда. И куда, спрашивается, мне таки ехать? В Киев? Он и так скоро лопнет от ашкенази! Конечно, столь тонко чувствующему человеку, как я, следовало податься в столицу. И вот я быстренько окрестился и оказался…

— В Нижнем? — перебил его кто-то.

— Ну что вы! В Москве! Поначалу-то я в Москве обретался.

— А что же ты оттуда в Нижний-то рванул? — давясь от смеха, спросил я.

— Ой, ну это вообще смешная история. Приходят ко мне люди и говорят: «А можешь ли ты, Изя, сделать то-то и то-то», — и показывают мне образцы. Ну, я говорю: «Конечно, об чем вы сомневаетесь?» Ну и сделал по самому разумному прайсу. Кто же знал, что я выполнил нотариальную форму? И что же вы думаете? Эти люди оформили на бланке договор купли-продажи на… Что бы вы думали?

— На что?

— На дом уважаемого человека и купца первой гильдии! Вот так вот, ни много ни мало! Продали его какому-то английскому милорду! Открыли на один день фальшивую нотариальную контору, оформили все моими бланками, получили задаток в семьдесят тыщ и фьють — скрылись на тройках с бубенцами, будто бы их и не было! И когда начался весь этот кипишь, куда было податься бедному Изе?

— И куда же? — поддержал я его тон. — Наверняка в саму столицу — блистательный Санкт-Петербург. Эх, балы, мамзели и хруст французской булки!

— Точно! И как ви таки догадались? Нет, я определенно в вас не ошибся! Еще когда под Рождество ви чистили снег, а я наблюдал за тем, как ви слушаете разговор того молодого господина и юной особы, я задал себе вопрос: 'Изя, зачем бы деревенский парень стал слушать господские толки? Что он в этом вообще понимает? А потом присмотрелся и понял — ви таки понимаете, об чем они балакают!

«Ух ты, какой глазастый! Ему палец в рот не клади! — подумал я. — Вот же хитрый поц этот Изя Шнеерсон!»

Однако Фомич посматривал искоса на Изю-Зосима с ироничной хитринкою, будто бы говоря про себя: «Ой, да кому ты паришь?»

— А скажи-ка, мил человек, — вдруг спросил он. — А как же ты туда-сюда слонялсси, ежели на всех заставах требуют с приезжего пачпорт? И пачпорт энтот еще пойди получи!

— Ой, ну я вас умоляю! — с видом оскорбленной добродетели хмыкнул Изя-Зосим. — Да неужели человек еврейского происхождения не сможет добыть себе какой ни есть пачпорт? Я попросил почтенных людей, они записали меня своим приказчиком и отправили меня по торговым делам во внутренние губернии нашей великой империи.