Корея. 1950 (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 30

После чего я провалился в глубокий сон без сновидений…

И был бесцеремонно разбужен — Паша Гольтяев энергично так встряхнул меня за плечо.

— Миша, подъем! Враг!!!

Майор говорит свистящим шепотом, глаза осназовца горят бешенным огнем. Коротко кивнув, я живо поднялся с лапника, потянув к себе ремень ППШ. К пистолету-пулемету, правда, остался один полный диск и еще один половинчатый — да и тот набили последними пистолетными патронами из обойм табельных ТТ… Но еще на один скоротечный бой должно хватить.

С лежаков также поднимаются и мои батарейцы, разбуженные бойцами Гольтяева; они-то как раз и несли дневную вахту, вовремя обнаружив противника. Общаемся в основном жестами или шепотом — впрочем, корейцы итак слышат близкий гул моторов…

Паша молча махнул рукой, призывая двигаться вслед за ним. Бойцы вытягиваются за майором редкой цепочкой; замыкаю группу я, пытаясь понять, почему мы идем на шум моторов, а не удаляемся в сторону сопок⁈ Разве что Гольтяев принял решение разобраться в ситуации, провести разведку — на все сто процентов убежденный в том, что враг явился не по наши души… С последним я вынужден согласиться — все же таки шли мы не по дороге, а вдоль подножия сопок. Да и в сравнение с отгремевшим вчера сражением засветиться не успели! Следовательно, у свернувших с дороги в распадок янки или бриттов цели явно отличные от преследования…

Шум моторов вскоре затих; впереди раздались громкие, начальственные команды на английском — а затем отчаянные вопли и крики корейцев. И еще не успели мы выйти к опушке леса, как метрах в двухстах от нас грянул ружейный залп.

Твари!!!

Знакомый с расправами немцев над пленными партизанами, подпольщиками и заложниками, я понял происходящее еще прежде, чем нашим глазам предстала картина безжалостного, хладнокровного расстрела. Англичане и американцы порядочные, цивилизованные люди, ведущие «гуманистическую войну» в отличие от германских нацистов? Да как бы не так! Во время летнего наступления КНА на юг, янки получили приказ не пропускать на юг гражданских беженцев — вдруг в их колоннах находятся шпионы? Ну, американцы выполнили приказ со всем рвением — достаточно вспомнить расстрел женщин и детей под мостом у деревни Ноганри, где погибло свыше двухсот человек… И ведь это далеко не единственный случай расправы над беззащитными гражданскими!

К тому же, увы, явно не последний.

Услышав стрельбу, Паша дал знак рукой, призывая замереть; бойцы опустились на колено, ожидая дальнейших распоряжений майора. Теряем время! Продвинувшись вперед, я жарко зашептал:

— Паша, там наших расстреливают! Не вмешаемся, всех положат!

Майор, однако, явственно колеблется. Но словно бы в подтверждение моих слов десяток секунд спустя грохнул повторный залп; отбросив сомнения в сторону, Гольтяев яростно зашептал:

— За мной! Развернулись цепочкой, приготовились к бою! На рожон не лезть, стреляем только после меня!

Секундой спустя осназовец повторил приказ на корейском — и мы двинулись вперед быстрым шагом, сняв оружие с предохранителей. Чимин неотрывно держится подле командира, Бём и Джису вытянулись вправо, держа дистанцию в десять шагов друг от друга. Мы же с артиллеристами держимся на левом фланге, также на удалении; вся группа идет на звук выстрелов, перестроившись полукольцом — замыкающие Джису и Юонгом подались чуть вперед…

Громовым раскатом грохнул третий залп, оборвав крики обреченных — и я невольно ускорился, подгоняемый ненавистью к карателям. Конечно, англосаксам (и островным, и материковым) будет тяжело переплюнуть нацистов… Но перед глазами уже встают овраги, заполненные телами расстрелянных немцами заложников — и кровь в жилах закипает сама собой. В свое время наш партизанский отряд был слишком слаб, чтобы вступать в прямое столкновение с фашистами, устраивающими расправы — немцы в таких случаях всегда выделяли крупные силы. Но теперь-то я могу помешать врагу! И хотя в герои я никогда не рвался, но сейчас, когда англосаксы устроили расправу над безоружными, остаться в стороне просто не могу.

…Опушка леса с карателями и жертвами показалась внезапно — вот я быстро рысил промеж деревьев, следуя к ширящемуся просвету. А вот уже моим глазам предстал строй обреченных, развернутых ко мне полубоком — и расстрельная команда, нацелившая на пленных, перераненных корейцев винтовки «Ли-Энфилд». Британцы! Решили избавиться от балласта, чтобы на марше ничто не мешало… Я поспешно вскинул к плечу ППШ, пытаясь поймать крайнего в цепочке карателей стрелка (остальных закрывают пленные бойцы), но выстрелить не успел. Всего на мгновение опережая меня, раздалась отрывистая команда — и тотчас грянул очередной залп карателей, перебив десяток корейцев. Рядом свистнула пуля, то ли не нашедшая цели, то ли прошившая насквозь тело кого из несчастных…

Нелюди, фашисты!!!

Я крепче прижал приклад ППШ к плечу — ощущая при этом, как бешено рвется из груди сердце. Указательный палец уже лег на спусковой крючок — вот, расстрельную команду бриттов сейчас никто не закрывает, можно бить! Я уже было потянул за спусковой крючок… И все же заставил себя убрать дрожащий палец со спуска волевым усилием. Товарищи еще не успели занять огневых позиций — да и Паша приказал открыть огонь лишь после его выстрела… А между тем, если пленных бритты привезли на обычных грузовиках с небольшим конвоем в пару стрелков, то расстрельная команда прибыла на вместительном американском бронетранспортере М3. Еще ленд-лизовские поставки? Или уже здесь, в Корее янки поделились с бриттами более универсальным и опасным БТР?

Крупнокалиберный «браунинг» со счетов не сбросить — как и еще один пулемет уже под стандартный винтовочный патрон. И пусть стволы обоих «браунингов» отвернуты от лесной опушки (крупнокалиберный нацелен на грунтовку, станковый же так и вовсе задран в небо), первыми нужно снять именно пулеметчиков… В настоящее время с болезненным любопытством следящих за тем, как конвойные подгоняют очередную партию жертв пинками и ударами прикладов.

Собственно, пленных корейцев осталось всего два десятка — они вынужденно сидят на земле, находясь под прицелом пяти конвоиров с пистолетами-пулеметами «Стен»…

За спиной раздался близкий шорох; обернувшись, я увидел снайпера, припавшего на колено и скрывшего корпус за крепким и толстым дубовым стволом. У последнего древесина вязкая, плотная, даже винтовочную пулю может остановить — но, конечно, не крупнокалиберный снаряд «браунинга»! С Чимином все ясно — этот будет стрелять по пулеметчикам в открытой рубке БТР; залегший рядом Гольтяев, силящийся поплотнее утопить в землю сошки ручного «Дегтярева», также будет бить по бронетранспортеру. Все равно иные цели от него закроют спины корейцев…

Осознав это, я рывком дернулся влево, к Бао, только-только залегшему за привычной и милой русскому сердцу березой — в местных сопках те растут наравне с дубами, тополями и множеством хвойных деревьев. Кажется, мое движение заметили — как-то встревожено дернулся один из британских пулеметчиков… Но я уже припал на колено, вскинув приклад ППШ к плечу — и поймав на мушку английских стрелков, вытянувшихся в линию. Теперь-то они развернуты ко мне ровно боком! Указательный палец уже лег на спусковой крючок…

— Fire!

Отрывистую команду английского офицера заглушила очередь моего ППШ, довольно мягко ткнувшегося прикладом в плечо; тотчас ударила СВТ снайпера — и, вторя Токаревской самозарядке, заговорил ручной пулемет Гольтяева. С запозданием в долю секунды закричал Юонг — но уцелевшие корейские бойцы уже попадали наземь… Трое карателей успели выполнить приказ отчаянно рванувшего к БТР офицера; еще двоих прошила очередь ППШ. Остальные стрелки попадали на землю, развернув оружие в нашу сторону — и тотчас над моей головой брызнула древесная щепа, выбитая поспешной очередью «Стена»!

А одновременно с тем ожили моторы грузовиков…

Перекатом ухожу в сторону, спасаясь от вражеского огня; гремят выстрелы Бао, прикрывшего меня беглой пальбой самозарядного «Гаранда». Артиллерист, кажется, успел свалить одного из автоматчиков с началом боя — и радостно воскликнул, зацепив второго… Но после очередного, восьмого выстрела, из казенника трофейной винтовки с характерным лязгом вылетела пустая патронная пачка.