Корея. 1950 (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 26

Мы покину машину следом за Шапрановым; я, иду чуть впереди Тани, положив руку на кобуру. Впрочем, пока что нас окружают оперативники — и толпа обтекает нашу группу, словно темные морские потоки волнорез.

От греха подальше обошли стороной группы военных, окруженных тонкой цепочкой красноармейцев. Форма японцев выцвела, вся в заплатках — и без знаков различий. Тыловые части? Возможно — но лучше нам не рисковать.

Еще недавно суровые, уверенные вояки — они держали в голове, что поставили на колени почти всю Азию и наслаждались трофеями, от дармового мяса до местных женщин, и награбленного добра, заботливо отправляемого домой… Они до последнего не верили в поражение и готовы были до конца сражаться за императора! Но теперь их мечты о славе и победе разбились о суровую реальность.

Живы ли теперь их родные, уцелели ли их дома? Американские бомбардировки выжгли дотла Токио, а Хиросима и Нагасаки уничтожены атомной бомбой.

Интересно, о чем они теперь думают? Как славно сражались? Или как убивали невинных и грабили, разрушали чужие дома? Нет, теперь их придавило осознание неизбежного возмездия, ударившего в ответ… А есть ли осознание собственной вины и раскаяние?

Кто знает…

Одно могу сказать точно — серый пароход, в очереди на погрузку в который и ждут сдавшиеся вояки, для них не просто средство эвакуации. Отныне это символ того, что они потеряли!

Как, впрочем, и для гражданских, измученных неизвестностью…

— Страшно как… — прошептала Татьяна, прижавшись к моему плечу.

— Не бойся. Вряд ли среди сдавшихся военных найдется место агентам кэмпэйтай. Их хорошо досматривали — а на любую попытку проявить агрессию наши бойцы среагируют максимально жестко. И потом, за спинами оперативников — да и меня — тебя просто не видно.

Девушка согласно кивнула — и мы продолжили движение к уже виднеющемуся впереди траппу.

Волны с глухим звуком бьются о камни и песок — но мы уже на подъеме. Жаль, что здесь не успели собрать пассажиров в одном месте — в той же столовой, к примеру. Впрочем, никогда не поздно это сделать — но экстренный сбор несет свои риски. Все же таки Минодзума кадровый моряк… Попробуем обойти пароход и каюты — а уж там, если поиск ничего не даст…

Впрочем — лучше бы дал.

Прихватив меня под локоть, словно на променаде, Таня внимательно, можно сказать даже, профессионально вглядывается в лица пассажиров. Чуть впереди держится Шапранов, оперативники вынужденно разошлись, но держат нас «квадратом» — увы, из-за спин четверых контрразведчиков экс-шпионка вряд ли сможет кого-то разглядеть. Еще двое остались у траппа… Риск, конечно — и потому правая рука моя покоится вдоль правого бока, а клапаны кобуры расстегнуты. Если что, успею выхватить ТТ, прикрыв собой Таню… Интересно, а ее обучали чему-либо кроме радио-разведки? Вести наружку, запоминать лица, узнавать нужного человека в разных воплощениях?

Вряд ли, конечно. Но девушка итак должна узнать резидента — в конце концов, после стольких лет совместной работы человека можно узнать со спины даже по рисунки движения…

На верхней палубе осмотрелись минут за десять — но Таня лишь отрицательно мотнула головой. В принципе, на месте резидента я также не отсвечивал бы наверху среди пассажиров… Как минимум, до момента отплытия.

Капитан обернулся назад, страдальчески наморщив раненую щеку:

— Идем по каютам?

Таня коротко кивнула:

— Да.

…Ну что сказать? Пароход сей явно никогда не был круизным лайнером — общие каюты его больше напоминали плацкартные вагоны, но с большим количеством скамеек. Зайдя в первую, мы оставили еще двух оперативников у входа, понимая, что в узком пространстве внутреннего помещения наша многочисленность нам скорее будет мешать. Еще двое вынужденно держатся позади — пустить их вперед, это все равно что предупредить резидента. Тут скорее офицеры в военной форме кажутся более незаметными — вроде как последняя проверка перед отплытием…

Осмотр первой общей каюты не дал результата; немножечко теряя терпение, мы двинулись во вторую. Татьяна по-прежнему держится позади, я прикрываю ее спиной, остро поглядывая по сторонам.

Вдруг что почую?

Впрочем, мне показался подозрительным крепкий японец самого независимого вида, да еще и в костюме. Я едва заметно кивнул в его сторону, но девушка с легкой улыбкой покачала головой. Не он… Однако я не успел еще отвернуться от Тани, как взгляд ее словно остекленел, а лицо резко побледнело. Знак рукой от девушки!

— Это он…

В самом конце каюты у иллюминатора сидит неприметный короткостриженный старичок с незапоминающимся лицом — последний с совершенно равнодушным, скорее даже философским видом познавшего дзен монаха созерцает берег.

Да быть не может! Эта развалина и есть паук, сосредоточивший все нити огромной агентурной сети в своих руках⁈

— Олег, впереди, у иллюминатора.

Я негромко обратился к капитану, держащемуся в пяти шагах впереди нас, впервые назвав его по имени. Контрразведчик кивнул, двинувшись к деду с пустыми руками — а я махнул головой отставшим оперативникам.

— Страхуйте!

Впрочем, Шапранов уже поравнялся со стариком, для проформы даже бросив руку к фуражке, что-то сказал…

Я едва разглядел молниеносное движение Минодзумы, ударившего узким, коротким клинком; скорее даже шипом, до того прятавшимся в футляре из-под письменных принадлежностей… И, скорее всего, из многоразового пера же и извлеченным; самое страшное, что конец трехгранного шипа мне показался каким-то влажным, словно чем-то смазанным.

Неужели яд⁈

Я замер на месте, задержав дыхание, время словно бы замедлилось… И потому успел во всех подробностях рассмотреть, как заученно смещается с линии короткого, направленного в живот удара Шапранов, развернувшись спиной к борту. Как легким ударом левой руки он отводит в сторону атакующую руку Минодзумы, словно бы легонечко поддев запястье противника ребром ладони… И как тяжело вдруг врезался локоть контрразведчика в локтевой же сустав скорчившегося от боли японца; явно отравленный клинок полетел на пол, выпорхнув из разом ослабевших пальцев резидента.

А потом чудовищно жесткий апперкот капитана словно бы подбросил японского шпиона в воздух, буквально оторвав резидента от земли!

— Вот это да…

Я не смог удержаться от восхищенного возгласа — а Минодзиму уже начали крутить подоспевшие агенты, в то время как Шапранов с кривой ухмылкой подобрал трехгранный шип, оброненный нашим врагом.

— Наверняка матин. Иначе стрихнин — очень популярный яд японских синоби…

Между тем, связанный старик уже оклемался — что весьма удивительно для столь тщедушной комплекции и немаленького возраста! Бросив злобный взгляд на капитана, он с кривой усмешкой что-то произнес; я подумал, что какое ругательство или угрозу, но Татьяна с удивлением перевела:

— Говорит, что он восхищен тем, как товарищ капитан сумел уйти от удара. Ведь Минодзиму мастер иайдо. Он выражает свое восхищение.

Шапранов вновь криво улыбнулся:

— Да плевать на его иайдо, и его восхищение. Взяли — и, слава Богу… Военного преступника ждет справедливая кара! Но вначале — дознание с пристрастием.

Капитан СМЕРШа как-то уж совсем хищно оскалился, отчего даже мне стало не по себе; затем контрразведчик повернулся к нам с Татьяной.

— Таня, вы выполнили свою миссию — и вам, безусловно, зачтется. Следствие будет мягким… Но оно будет — все же вы работали на врага. Так что можете пока попрощаться с товарищем старшим лейтенантом… У него теперь своя дорога,а у нас своя.

Мне стало невыносимо горько после этих слов капитана — хотя умом я и понимал, что за сотрудничество с японской разведкой наследную аристократку ничего хорошего не ждет. Конечно, теперь это уже не «измена Родине», и уж точно не «вышка»…

И все же, повторюсь, мне стало невыносимо горько. Вроде ведь и побыли вместе меньше суток, и перекинулись лишь парой фраз — а вроде уже как родные, пережившие вместе не один бой… Да и не только ведь это важно! Пока она держала меня под локоть на корабле, ее рука словно жгла меня через гимнастерку. А то, как экс-разведчица спала у меня на плече в самолете, я наверное, никогда уже не забуду… Я молча взял разом поникшую девушку за руку, она не отняла ладони; вместе за руки мы и пошли, покидая корабль. Но с каждым шагом идти становится все труднее — а теплые, нежные девичьи пальчики еще и неожиданно крепко так стиснули мою ладонь, словно призывая не отпускать…