Под знаком Альбатроса (СИ) - Гришин Алексей - Страница 34

Достал прихваченную в форте Дублина подзорную трубу. Ну-ка… да, так уже видно, как суетятся артиллеристы. Слишком суетятся, много лишних движений, а это напрасно потраченные силы и время. Сколько уходит на выстрел? Минута? Много, недопустимо много. На флоте за такую стрельбу канониров бы выпороли нещадно. Если, конечно, будет кому и кого пороть. С такой-то командой.

Ну да даст Спаситель, свои бойцы не подведут, не зря же полтора месяца гонял их сутками напролет.

Так, в нашу сторону летит всадник. Вестовой? К нам или пехотинцам?

Всадник промчался мимо орудий, остановился у соседнего, более высокого, холма, откуда за ходом баталии изволил наблюдать командир полка. Что, пришло и наше время?

Поспешил к своим, но тревога оказалась напрасной. Просто две пехотные роты красивым строем промаршировали в сторону разгоравшейся схватки. Потом еще две, и еще. Пока перед артиллеристами не остался всего один батальон, жалко смотревшийся на расстилавшемся перед ним огромном поле.

Если сейчас островитяне пойдут в атаку здесь…

Вот помяни демона!

Стройные красные шеренги, ощетинившиеся копьями и мушкетами, красиво и неторопливо двинулись вперед. Грянули первые орудийные залпы островитян. Бесполезные — далеко. Но что это? Вслед за наступающей пехотой выползают и две пушки⁈ Ну да, трехфунтовки, не иначе. Их тащат кони, кажущиеся отсюда маленькими, почти игрушечными. Только если их установят хотя бы в паре кабельтовых перед последним оставшимся батальоном, конец тому батальону. Мушкеты на таком расстоянии бесполезны, а самим идти в атаку на надвигающиеся колонны островитян для кельтов верная смерть.

Потом пехота спокойно вырежет Линча и его людей, выйдет в тыл основным силам бунтовщиков и дело будет сделано. Останется красиво казнить тех, кто не решится погибнуть на поле боя. В назидание туземцам. Веселенько так, с фантазией. В Азии моряку такое видеть уже приходилось.

Весло вам в задницу, уроды!

— Двенадцатифунтовые заряжай!

Десяток бойцов, до этого безмятежно валявшихся на изумрудной весенней травке, вскочили как ошпаренные. Порох, пыж, ядро, второй пыж, прибить, уплотнить заряд, порох в запальник, зажечь пальник… готово! Можно наводить.

Молодцы! Теперь дело за командиром. Тяжеленные, с трудом снятые со стен форта орудия замучились везти и устанавливать, но сейчас именно они, самые дальнобойные, должны сказать свое слово. Теперь главное — прицелиться.

— Левее, выше, еще… есть, крепи!

Бойцы отскочили от пушки.

— Пали!

Грохот, дым, огромная пушка кузнечиком отскакивает назад.

— Далеко!

Если бы ближе. Не надо точно — ядро мячиком скачет по земле, снося все на своем пути.

— Заряжай!

Сам ко второй пушке. Заряд тот же, делаем упреждение…

— Крепи! Пали!

Есть! Пару лошадей раскидало в стороны, вражеское орудие перевернуло.

— Готово!

К первой пушке. Наводим…

— Крепи! Пали!

Есть! Еще желающие? Нет? Отлично. А что с пехотой?

Идут тем же слаженным строем, под грохот барабанов. Мерно, слаженно, красиво. И страшно. Линч представил себя на месте пехотинцев. Действительно, страшно. Надо поддержать парней.

— Шестифунтовые и двенадцатифунтовые к бою! Зарядить ядрами!

Еще четыре расчета вскочили. Споро, но без суеты взялись за дело.

— Готово! Готово!..

Шесть орудий, неплохо. И по плотному строю целиться легче, можно довериться капралам.

— По пехоте огонь! Стрельба по готовности!

Просто потому, что трудно промахнуться.

Прикинул темп стрельбы. Три выстрела в минуту — ого! Раньше такого никогда не видел. И то сказать, на корабле, в тесном пространстве и под низкими переборками, под встречным огнем противника канонирам куда как тяжелей приходится. Но и здесь расслабляться не надо.

Пушки вырывают ряды из атакующих колонн, но те не сбавляют шаг. Сдвигают плечи, перешагивают через погибших, и вперед, вперед. Побежать? Струсить? Не дождетесь. Пока живы командиры, ни один не отвернет.

Осталось полмили.

— Все орудия к бою. Стрельба картечью!

Вот теперь можно и на офицеров поохотиться. Где они? На правых флангах своих рот? Ну-ну. Наши как работают?

Окинул взглядом поле боя.

Так, неплохо. Кто-то покраснел, кто-то побледнел от страха, но темп не снижают, выкашивают противников. Давайте, парни, работайте. А мы вот к этой шестифунтовке.

— Стоп. Навожу сам. Так, так, еще правее, чуть выше… крепи! Пли!

Пушка рявкает и на правом фланге наступающих падает пол капральства. И сразу видно, как дрогнула, попыталась повернуть рота. На пару мгновений, не больше. Словно споткнулась, выровнялась и вновь пошла в атаку.

Командир соседней роты взял командование на себя? Не беда. Где ты там? Вот где.

— Навожу сам!

Через пару минут правофланговая рота все же побежала. Потом следующая, еще! Но остальные островитяне приблизились на дальность мушкетного выстрела. Вначале их было в два раза больше, сейчас — в полтора. И на два мушкетных выстрела кельтов следует три ответных.

— Ускорить темп!

Как в этой бешеной перестрелке парни Линча умудрились не взорвать собственные орудия, не взлететь на воздух на своем порохе, знает, наверное, только Спаситель. Артиллеристы носились как бешеные, с выпученными глазами, что-то кричали и не слышали друг друга. Мысли, чувства? Не сейчас. Когда, нет, если выживем.

И противник не выдержал, сломался. Когда до спасительной рукопашной, в которой артиллерия уже бесполезна, оставалось ярдов двадцать, когда даже скрестились кое-где пики, он замер, сделал назад шаг, другой, третий… и побежал.

Все офицеры погибли? Вряд ли. Скорее просто захотели жить.

— Продолжать стрельбу! Не снижать темп!

Сколько островитян смогли вернуться? Наверняка не больше батальона. Но и не меньше. Только в этот день заставить вернувшихся вступить в бой не смогло бы ни одно заклятье.

Когда на следующий день победившие кельты проходили через лагерь островитян, они увидели виселицу, на которой мерно раскачивались четверо военных. Один с нашивками капитана и трое лейтенантов. Было ли это наказанием за трусость или разбитый командир просто поспешил назначить виновных, осталось тайной.

Впрочем, ту победу следовало еще добыть. Но уже без Линча. Островитян разбили-таки на правом, укрытом за грядой, фланге.

Вечером Фогартахх пригласил на военный совет всех командиров. Линч, вовсе не стремящийся к популярности, устроился в заднем ряду, но слушал речь великого полководца исключительно внимательно.

Оказалось, что в сегодняшнем бою сошлись примерно равные силы. Островитяне атаковали основными силами правый, наиболее укрепленный фланг кельтов. Яростно, заставив их стянуть к месту атаки максимум войск. И двумя батальонами резерва навалились на ослабленный левый фланг.

Если бы не мужество и искусство артиллеристов, многозначительный кивок в сторону МакКаммаскейга, близко не участвовавшего в той драке, армия кельтов была бы разгромлена, а восстание задушено в самом начале.

Конечно, восстание. Ведь бунты бывают только подавленными.

Ну и ладно. Главное, что всем командирам была объявлена высокая и богатая награда. Не сейчас, естественно. Потом. Когда казна Гибернии вернется к ее законным владельцам. Ну-ну.

Ольстер, замок Белфаст, штаб-квартира лорда-наместника Гибернии.

— Господин генерал, позвольте полюбопытствовать, какого черта⁈ — барон Одли со слащаво-вежливого тона сорвался на крик. Рослый, худосочный красавчик, молокосос, проведший жизнь на дворцовом паркете среди таких же изнеженных вельмож и томных светских девиц позволил себе поднять голос на боевого генерала, израненного в боях, побеждавшего в самых тяжелых битвах. Не раз только милостью божьей сохранившего жизнь.

Пусть маги стерли с его тела многочисленные шрамы, полученные во славу императора, но память о них осталась. И ее, память, как и прошлые заслуги, этот долговязый щенок обязан уважать!