Под знаком Альбатроса (СИ) - Гришин Алексей - Страница 30

Оптимист, однако. Впрочем, надо признать, что вероятность успеха этой авантюры он оценивает объективно.

— Не боишься пулю схлопотать?

Маг небрежно отмахнулся.

— Щит минут на пятнадцать могу себе позволить, за это время так или иначе все решится. Кстати, и вас прикрою, пусть считают, что вы амулетом каким разжились, был такой в арсенале местного гарнизона. Правда, капитан, что командовал солдатами, его на себя истратил, но кто ж в Даблине об этом знает? Так что мог бы и спасибо сказать.

Магический щит? Это здорово! Это просто великолепно! Но показывать радость не стоит, чтобы не зазнавался, благодетель.

— Спасибо. А сейчас отойди, видишь, люди делом занимаются. Куда⁈ Куда крепишь, болван! Левее, якорь тебе в брюхо! Левее, сказал!

Левее, правее, ближе, дальше. Это готовь, это убери. И так все утро, пока артиллерийская позиция не обрела законченный вид. Орудия были расставлены, заряжены и укрыты кожаными плащами, чтобы не ко времени начавшийся мелкий дождь не испортил порох.

Прямо перед пушками расположились пехотинцы, единственной задачей которых было выстроиться в линию, стрельнуть из мушкетов в сторону противника и разбежаться в стороны, в боковые улицы, оставив наступающих с глазу на глаз с неумолимыми жерлами пушек.

Затем, когда потребуется перезарядить орудия, вернуться, выстроиться и стрельнуть еще раз, чтобы не допустить атаки обученных солдат на артиллерию. Третьего захода не будет — для этого нет пороха. Кончился.

Надежный план, если карателями будет командовать идиот, который попадется в эту детскую ловушку.

Как бы то ни было, но пехотинцы, изнывая от скуки и дождя, додумались жечь костер прямо на улице, невдалеке от готовых к выстрелу орудий. Пришлось вспомнить близкие сердцу бывалого моряка слова, которых сухопутные крысы не поняли, но на всякий случай дурное дело прекратили. И отошли подальше от этого бесноватого.

Часы на городской ратуше пробили полдень, когда на позицию прибежал мальчишка лет двенадцати и во всю глотку заорал, что к городу идет колонна островитян, которая появится здесь примерно через час. В общем, всем приказано приготовиться.

Никакого оживления эта новость у восставших не вызвала. Ее вообще проигнорировали. Все как сидели на лафетах, невесть откуда взявшихся ящиках, а то и просто вынесенных из ближайших домов лавках и стульях, так и остались сидеть, лишь поплотнее кутаясь в плащи. На рекогносцировку Линчу пришлось отправляться лично. В конце концов ожидать, что эти горе-вояки смогут что-то правильно оценить, а тем более толково доложить, очевидно не следовало.

Пришлось бежать, проклиная размокшую грязь улицы и собственный живот, не мешавший командовать на море, но совершенно лишний здесь и сейчас.

На окраине, у самого дальнего дома, стояли Пэдди, знакомый капрал, или теперь уже сержант, О’Райли, еще какие-то люди. Незнакомые, но очень уж важные. Смешно напыщенные в эту дождливую погоду, чем-то похожие на мокрых и нахохлившихся воробьев.

Подходить к ним не стал, тихонько встал в сторонке, укрывшись от непогоды под крышей покосившегося сарая. Стал ждать.

Противник и впрямь показался почти через час. Сквозь косые линии дождя вдалеке вначале возникло нечто темное, раздались отзвуки чьей-то ругани, потом чавканье солдатских сапог. Заржала лошадь, щелкнул кнут.

Идут, долгожданные. И никакой разведки, похоже. Словно и не ждут от кельтов сопротивления. Что же, милости просим, обещаем горячую встречу.

Назад Линч бежал. Пару раз поскользнулся, изгваздавшись в грязи, отметив краем глаза, что все боковые улицы забиты вооруженными людьми. Если солдаты влезут в ловушку, выбраться из нее уже не смогут. Восемь орудий раскатают их в тонкие лепешки. Господи, пошли им дурака в командиры!

К своим добрался вовремя.

— По местам стоять! Шевелитесь, дети каракатицы! А вам особое приглашение? Построиться перед орудиями! — Это уже пехотинцам. — Фитили приготовить, держать сухими! Фитили зажечь!

Застучали кремни о кресало, пехота выстроилась в линию, скрыв от противника приготовившиеся к стрельбе орудия.

Все замерли, ожидая вот-вот услышать мерный топот наступающих.

Вот он! Четкий, уверенный, как на параде. Каратели все же совершили непростительную глупость — красиво вошли во вражеский город пусть и не очень стройной, но все же колонной.

— Фитиль крепи!

— Пехота, пали!

Бах, ба-бах, бах. Назвать это залпом было невозможно — горожане, едва успевшие познакомиться с мушкетами, стреляли как бог на душу положит, примерно четверть и вовсе не сумели выстрелить. Да они вроде бы и не попали ни в кого.

— В стороны! — скомандовал Линч, да куда там. Суета, бестолковое мельтешение, перекрывающее обзор.

Зато наступающие четко по команде остановились, первая шеренга опустилась на колено, вторая положила мушкеты им на плечи.

Бам!

Точно, слаженно, выстрелы слились в один. И горе-бунтовщиков снесло, свинцовым ураганом раскидало в грязь. Зато упавшие освободили пространство. Два ствола шестифунтовых пушек, снаряженных мелкой картечью, способной на таком расстоянии насквозь прошивать даже прикрытые кирасами человеческие тела, смотрели на солдат почти в упор.

— В атаку!

Кто бы ни командовал солдатами, в решительности ему не откажешь. Атака, рывок на те страшные двести метров, что отделяют солдат от орудий — единственный шанс остаться в живых. Но давать его никто не собирался.

— Первые, огонь!

Две пушки рявкнули, опрокидывая, в клочья разрывая тела. Задние ряды уперлись в падающих мертвецов, потеряли темп.

— Вторые, огонь!

Прислуга отбежала к пушкам второго ряда, поставленных так, чтобы передние не мешали.

— Ба-бах!

Теперь в карателей летела картечь крупная, размером с виноград. Еще три-четыре шеренги упали как подкошенные. И, кажется, досталось командирам. По крайней мере больше никто не рвался вперед. Назад, в боковые улицы, куда угодно, только не на эти беспощадные стволы, от которых нет спасения.

Но назад ходу нет, задние ряды давили, еще не поняли, что за ад творится впереди. А боковые улицы забиты восставшими. Пусть неумелыми, но решительными, не знающими и не желающими пощады.

— Третьи, огонь!

Ба-бах!

Эти трехфунтовые пушки установлены дальше, но стреляют через передние позиции ядрами, прошивающими колонну на всю глубину. Рикошетируя и от земли, и от стен домов. Здесь уже паника разваливает колонну окончательно.

— Четвертые, огонь!

Стреляют последние две пушки. Вновь трехфунтовыми ядрами. Столь же беспощадно.

— Первые на позицию ставь! Картечью заряжай!

Если бы нашелся офицер, сообразивший именно в этот момент бросить солдат в атаку на артиллеристов, бунт был бы подавлен. Одна беда, такого не оказалось. То ли командиры были плохо обучены, то ли все уже убиты, но артиллеристы успели перезарядиться и вновь открыть огонь. В упор, уже не по воинской колонне, а сборищу насмерть перепуганных людей. Жалкой толпе, где каждому плевать на всех, где каждый думает лишь о себе и потому каждый обречен на смерть.

Все, стрелять нечем. Пехотный заслон выбит, лишь кто-то еще орет и корчится в грязи перед пушками. Но ждать нельзя, привычно захлестнула ярость!

— Клинки к бою! Вперед!

Кто-то сзади уверенно положил руку на плечо.

— Прекрати. Все кончено.

Прохожий, сволочь. Только тебя не хватало! Захотелось плюнуть в эту наглую рожу, стереть довольную улыбку кулаком. Но руки сами собой опустились, боевой азарт куда-то исчез. Словно из надутого меха волынки внезапно вырвался воздух.

Ну а что, собственно? Ну да, победили, можно и отдохнуть.

А Микки уже шел вперед, к сражающимся, подняв руки. Вроде бы ничего и не делал, но отдельные схватки, на которые уже разбился бой, сами собой затухали, враги, только что готовые вцепиться друг другу в глотки, опускали оружие, делали шаг назад.

Ну прямо-таки святой миротворец. Или все же нет? Вот маг остановился, взглянул на кого-то из лежащих на земле, выхватил палаш и ударил. Раздался предсмертный хрип, но маг уже шел дальше, прекращая бой. Опять взмах клинка, вскрик… дальше идет. Весь мирный такой.