Сад на краю (СИ) - "Lillita" - Страница 62

***

Последний покачнулся и едва успел ухватиться за край стола, чтобы не упасть. Всего на мгновение он увидел… Кого-то. Образ встревоженной девушки вспыхнул перед глазами всего на мгновение, одновременно ослепляя и лишая контроля над телом. Совершенно незнакомое лицо. Или же…

Обернувшись к камину, Последний нахмурился. Не так давно… Нет, в Мире и так сложно отслеживать время, а когда разум неясно кому принадлежит, то и течение одних суток не всегда уловить получается, но всё-таки… Да, последний приступ можно считать недавним. И вот тогда… Тогда он успел заметить кого-то. Всего на миг – прежде чем незнакомка выскочила из комнаты, а путь перегородила Колокольчик, как обычно сумбурно бормоча что-то о беспокойстве, о необходимости оставаться на месте, пока дому не вернётся устойчивое состояние. Последний смог оттолкнуть и её, и Жасмина, который при падении разбил вазу, – бездна с ней, не сдалась никому, потом восстановится – попытался догнать, но незнакомки и след простыл.

Сложилось ощущение, что и не было никого постороннего в доме, но вскоре в памяти всплыли слова Чёрной. Предупреждала ведь: явится проходимка, само присутствие которой в Мире может стать помехой. Да вот в другом ошиблась. Не пришлось ни угрожать, ни убивать – сама исчезла и больше о себе напоминала. Но почему привиделась теперь?

«Встретишь ещё раз – не смей медлить, – проскрежетал в голове потусторонний голос, будто раздирая когтями едва затянувшиеся раны. – Не смей жалеть. Лучше сразу убей».

Рука сама потянулась к ножу, но Последний отдёрнул её, схватился за запястье, словно кто-то иной на деле управлял конечностью. Нет. Он не может. Он не убийца. Всё, что он делал – собирал букеты. И никогда никого…

Под аккомпанемент искажённого потустороннего смеха память услужливо подкинула последнюю встречу с Ирисом, смертельную рану которому Последний нанёс этим самым ножом. Не убил на месте, но отравил – конец неминуем и известен. А когда приходили другие духи? В какой-то момент они ведь почуяли неладное, у самых отчаянных желание вразумить оказалось сильнее страха перед бездной и безумцем, что таки исполнил оказавшийся пророчеством слух. Однако конец каждый раз был один: тьма заволакивала глаза, тело превращалось в чью-то послушную марионетку, а следующее, что видел Последний – нож, вонзённый в чужую грудь, покрытый чёрными трещинами рассыпающийся дух.

Был ли на самом деле кукловод или просто разум совсем заигрался с восприятием реальности – не так уж важно, ведь факт оставался фактом: эти руки забрали не одну жизнь. Говорят, нельзя винить инструмент в преступлениях убийцы. Но никто не говорил, что думать самому инструменту. И где в этом случае проходит граница между «просто орудием» и «виновным».

Сцены прошлого снова и снова прокручивались в голове, смешивались, путались, порождали никогда не существовавшие картины. Правда и ложь сплелись в тугую верёвку, плотно обхватившую шею. Чувствуя, как задыхается, Последний бездумно ухватился за красное перо на шнурке. И бессильно привалился к стене. Нет. Нет. Он не убивал. Он никого никогда не хотел загубить. Это кто-то другой. Кто-то другой в его голове слился с разумом настолько, что поступки и мысли не отличить от своих.

«Не глупи. Всё сделал ты и только ты. Потому что это единственный способ исполнить твоё желание».

========== Глава 26. Куда уходят боги? ==========

У Азалии остаток дня прошёл в молчании. Рон постепенно отходил от несостоявшейся встречи с Нериссой, а столкновение с Аламеей явно подпортило настроение, однако он всё равно быстро погрузился в учёбу. Выбрался только поужинать. Азалия не хотела мешать, да и сама больше была настроена на размышления, чем на разговоры. Даже перед сном ворочалась долго, прокручивая в голове события дня.

Азалия не понимала, зачем понадобились ирисы, ещё в таком красноречивом количестве, но после новостей заподозрила, что дело не столько в цветах, сколько в маршруте. Предстояло ли им тоже угодить в яму или всего лишь стать свидетелями – не хотелось ни того, ни другого. Остановки хватило, чтобы раз за разом возвращаться к самобичеванию. До смешного бессмысленному.

«Да, я не могла ничего поделать, ведь не вижу будущее. Но если бы раньше согласилась на инициацию? Может, тогда бы… Хаоса в мире уже стало меньше? И меньше погибло людей», – насколько глупо рассуждать о том, что «было бы, если…», настолько же сложно этого не делать. Ведь чтобы убедиться в своей вине, достаточно копнуть поглубже, притянуть за уши взаимосвязи, поверить в эффект бабочки.

Невозможность подтвердить или опровергнуть теорию позволяла придерживаться любой позиции, угодной тараканам в голове. Не вызывало сомнений, к какой склонялась Азалия, испытывающая угрызения совести за вечное бегство, трусость, а иногда и за само существование.

С относительным успехом от мыслей отвлекало покалывание в сердце. Не слишком сильное – бывало хуже, но неприятное, раздражающе. Выматывающее. Чем больше Азалия рассматривала видения, тем тяжелее становилось в груди, словно там что-то накапливалось, разрасталось. Это ощущение тревожило и вместе с тем казалось очень важным для инициации, из-за чего и нельзя было полностью пережить ту в четырёх стенах. Использование способности стимулировало изменения, всю суть которых ещё только предстояло узнать.

Хотя с одной стороны физическое состояние как будто улучшалось – даже полученные при встрече с Нериссой травмы почти полностью прошли за три дня, с другой – быстрее накатывала усталость. И требовалось всё больше времени для отдыха. Никогда Азалия не вставала так поздно, как в последние дни. Жаль, это почти не помогало уснуть.

Поскольку сон не шёл от слова совсем, имело смысл сходить заварить чай: тот в самом деле замечательно действовал. По пути на кухню Азалия заметила, что в кабинете горит свет, и не удержалась – свернула, заглянула. Там на вращающемся кожаном кресле сидел Рон и, отвернувшись к панорамному окну, просто смотрел в потолок, будто глубоко задумался, а на столе лежали альбом и карандаши. Азалия пару раз осторожно постучала о дверной косяк, но реакции не последовало.

«Времени уже много… Кажется, за последние дни он не спал нормально. Ложится поздно, встаёт рано. И выглядит уставшим. Завтра выходной… Может, удастся уговорить лечь уже и не вскакивать?»

Подойдя ближе, она смогла разглядеть на листе рисунок: букет белых роз. Красиво. И тревожно, стоило вспомнить о пропавшей Белой Розе. И цветах, разбросанных в кабинете Реда. Азалия перевела взгляд на Рона, а тот, всё так же её не замечая, теперь смотрел на город. Отрешённо, тоскливо. Как на что-то некогда важное, но теперь недосягаемое. Как, наверное, смотрел бы человек, получивший возможность увидеть жизнь, что продолжается без него. Будущее, в котором его нет, а другие – даже близкие – будто забыли о существовании.

Однако Азалию больше привлекла аура. Чем чище та становилась, тем лучше вписывалась в мир, словно растворялась в нём. Нечёткие границы доводилось встречать и ранее, но настолько плавный переход – нет. Хотя, может, дело в недостаточной насмотренности.

Азалия надеялась, Рон обратит внимание на её отражение в стекле, и никак не могла решиться дать о себе знать. Переминалась с ноги на ногу, кусала изнутри губы и тщетно пыталась не выворачивать пальцы.

Рон повернулся к столу и, кажется, только тогда вернулся в реальность. Удивился при виде Азалии, нахмурился, глянув на руки. И потянулся через стол, накрыл пальцы своими. Дрогнув от неожиданности, Азалия неловко улыбнулась и расцепила руки, положила ладони на столешницу. Они давно не те, кем были раньше, но почему, находясь так близко, она раз за разом чувствовала, будто детство не ушло полностью?

– Готова ли ты выслушать, если на этот раз я расскажу историю, в которую сложно поверить? – Рон первым нарушил молчание.

– Готова, – уверенно ответила Азалия. Даже если история окажется жуткой, нужно справедливо отплатить за оказанное доверие. И ещё… Попытаться понять друга, постараться узнать лучше, что у него на уме и на сердце.