Её сила и любовь (СИ) - "ilya301090" - Страница 25

— Мы пришли из Лазира, — возвестил он, и его голос, глухой и тяжелый, прокатился по поляне, заставив даже листья на деревьях затрепетать. В ответ где-то в глубине леса отозвался глухой раскат, будто древняя земля внимала его словам. — Мы ищем пристанище, место под небом для тех, кто уцелел. Мы несём с собой лишь усталость, горечь потерь и слабую искру надежды. Мы не несем зла.

Куин мгновенно вскинулась. Сжимая арбалет, она ступила вперед пол-шаги. — Назовись и скажи, чего хотите. И никаких резких движений, — настороженно процедила она.

Седой кивнул с легким робким приветствием. От его слов повеяло усталостью, но в нем все еще дымилась воля. — Я — Лоумэн. Со мной Мэтт, Шефер, Свинья и Кишшоук. Мы беженцы. Лазир пал под болезнью. Нам нужен дом.

Именно слово «болезнь» заставило Конэрк уступить место у валуна. Она медленно поднялась, как будто по инерции. Ее взгляд устремился на Кишшоука — того самого странного, весь черного от шерсти. Шагнув вперед несколько шагов, Конэрк не могла отвести глаз: богатая черная шерсть переливалась на солнце какими-то темно-зеленоватыми отблесками. Кожа под ней не была похожа ни на одну человеческую кожу, и только длинные мускулистые пальцы открытых рук и лицо выдолбляли в ее сознании — это все же человек. На нем почти не было одежды: плотный ремень вокруг бедер, при котором свисали ножи и замочные мешочки. По телу его тянулись шрамы и татуировки. Коленный зрачок глаза блестел желтым огоньком.

Конэрк коснулась запястья: на ее собственной коже уже проглядывалась легкая дымка пушковых волос — признак иттакинов, который она скрывала годами. Сердце билось быстрее. Она забыла о протоколе. — Ты… иттакин? — спросила она тихо, но вышло так громко, что сама испугалась своего голоса.

Кишшоук непринужденно улыбнулся, обнажая острые зубы. — А ты, сестра, только начинаешь, да? Не бойся. Шерсть — это свобода. — Его низкий голос напоминал грубое мурлыканье какого-то хищника. Он слегка наклонил голову, оценивая Конэрк. — Сбрось её, твою одежду. Чувствуешь ветер на коже?

Куин бросила на Конэрк строгое предупреждающее движение, но девочка уже шагнула вперед к незнакомцам. Ее щеки вспыхнули; Лоумэн, казавшийся начеку, видел это и продолжал быстро говорить, стремясь разрядить напряжение:

— Мы не ищем беды, друзья. Болезнь пожирает Лазир. Мы потеряли семьи, потеряли дома. Но о вашем поселении долетели слухи… Говорят, Хови выжила.

Куин опустила арбалет, но глаза ее все еще горели настороженностью. — Слухи? От кого? — Ее голос прозвучал ровно, но каждый слышал стальную угрозу в нем.

— От торговцев с Плато у Ручья, — ответила женщина со строгим лицом, та самая с ящиком. Ее голос был неженатый и твердый, а губы дрожали от усталости долгого пути. — Я — Шефер. Они рассказали о ваших успехах: мол, были выжившие с челнока, и вы держитесь. Мы решили рискнуть.

Хэдли с Калеун переглянулись. Легендарное Плато у Ручья, располагалось не так далеко отсюда. Слухи действительно могли добраться до торговцев. Но если слухи распространяются по этой земле, значит, возможно, Цкев тоже узнали о Хови. Хэдли нахмурился.

Куин жестом пригласила новых гостей ближе к костру, стоявшему у середины лагеря, и велела им оставить оружие у реки. Путники подчинились, сбросив свое военное оружие: лишь Свинья, физически крепкая женщина с татуированным на шее буйнем, тяжело выдохнула и, неохотно отпускала копье, оброняя его в траву.

У багряного вечернего огня неожиданно начался совет. Лоумэн, удобно устроившийся на большом камне, медленно рассказывал о «Сломленной Гегемонии» — остатках некогда великой звездной империи. Глаза его блестели, когда он говорил:

— Долгие годы мы были вершиной технологий, — говорил он задумчиво, — города у нас были как спящие машины, и корабли гасили звезды. Корабли, что кружили вокруг солнц, и города, где машины выполняли любые желания. Но однажды мы сами выпустили из рук контроль над искусственным разумом… И он обернулся против нас. Связи между мирами рухнули. Гегемония раскололась на тысячи кусочков. — Его глаза стали пустыми. — Лазир теперь — лишь один из тех осколков, город церемоний и титулов. А нам не известно больше ничего, кроме болезней и смерти.

Калеун, сжав в ладони амулет богини Эрауллюкс, с тревожным интересом спросила: — Эта болезнь… знак гнева высших сил?

Лоумэн развел руками. — Не знаю, мисс. Мы не слышали рассказов о чём-то сверхъестественном… Всё начинается с лихорадки и боли, потом кожа покрывается чернотой, будто под ней ползёт что-то живое. Люди начинают бредить, видеть фигуры в тенях, слышать скребущие звуки у изголовья. Потом тело медленно черствеет, словно их плоть обугливается изнутри, и никто не выживает. Мы ушли из города, пока могли. — Он тяжело вздохнул и внимательно посмотрел на каждого собравшегося. — Если мы сможем найти новый дом, может быть, и вам хватит места вдвоём.

Девочка Селла высунула любопытную голову из хижины и поглядела на новую компанию у огня. Её взгляд задержался на Мэтте — высоком лысом, очень худом мужчине с необычайно длинными пальцами, которые он нервно теребил, перебирая какую-то металлическую пластину. Он не произнес ни слова, лишь изредка скользил взглядом к Шефер, своей жене. Шефер тем временем говорила очень много и уверенно, расхваливая их с Мэттом инженерные умения:

— Мы можем починить ваш челнок, построить генератор, установить насос — всё, что нужно вашему поселению, — с энтузиазмом заявила она. — И даже больше.

Но в ее голосе дрожал напряженный тон, а глаза изредка выискивали одобрение у Мэтта.

Хэдли, нахмурившись, удивленно спросил: — Вы муж и жена, но он всё молчит, как камень… Как вы вообще… ладите в таком молчании?

Шефер самодовольно рассмеялась, однако смех у нее вышел натянутым и сухим. — Наш Мэтт говорит тогда, когда нужно, — ответила она, переводя взгляд на мужа. — Нам хватает взгляда друг друга, правда же, милый?

Мэтт лишь кивнул с хриплым полушепотом, продолжая сидеть, уставившись в угли костра. Его молчание повисло тяжелым клаком в воздухе: между ними чувствовалась непроницаемая стена.

Конэрк, скользнув на него коротким взглядом, тихо проговорила: — Они словно живут в разных измерениях. Он будто знает слишком многое, чтобы расточать слова впустую.

Кишшоук чуть усмехнулся: — Точнее сказать, он знает больше, чем может выразить словами, — отрывисто поправил он. — У иттакинов так бывает: когда реальность становится слишком шумной, они уходят в себя, чтобы не растерять то, что действительно важно.

Куин внимательно наблюдала за этой сценой. В плетеном горняцком жилете одинокая девушка на его плече дрожала. Старые боевые рефлексы возвращались: лица этих незнакомцев могли принести пользу, а могли — опасность. Мысли о доверии и предательстве терзали её душу. В памяти всплывали слова Сойера, его лукавая улыбка. Она решительно встала и размеренным шагом пошла вокруг костра, вступая вполуметре от пришельцев. Ее голос прозвучал твердо:

— Вы можете остаться здесь на ночь. Но помните — мы вас видим и слышим. Утром решим, кто вы для Хови: друзья или просто гости.

Лоумэн кивнул благородно и чуть улыбнулся, а Свинья только покачала головой на эти условия. Шефер взялась снова рассказывать о своих генераторах и абстрактных планах по улучшению лагеря, а Мэтт продолжил молчать, глядя в огонь. Кишшоук же, развалившись на мягкой траве, украдкой поглядывал на Конэрк, и в его глазах мелькнул искрящийся интерес.

Ночь медленно опустилась на Хови, усыпав лагерь покрывалом звезд и светом двух лун. Хижина заливалась теплом лампы, очаг медленно дышал теплом тишины. Конэрк и Кишшоук встали на ночное дежурство у костра: их силуэты дрожали в полумраке, тени танцевали по траве. Она нервно теребила пушок на запястье, не отводя глаз от незнакомца рядом — еще одного иттакина в её жизни.

========== Искры и тени ==========

Искры и тени

Третий месяц на Хови тек неспешно, как река под опушкой, но каждый новый день приносил свежие заботы. Хижина поселенцев крепчала: широкая земляная яма для сборов запасов копалась рядом с огнем, строились укрепления. Свинья и Хэдли строили остов частокола вокруг лагеря, рельефность новых столбов и веревок пробирала на надежду, будто говоря: «Мы здесь на долго». Лоумэн вместе с Калеун трудились над выкапыванием ямы под запасы зерна и съестного, громко ругаясь каждый раз, когда камень или корень деревца ломали лопату. Кишшоук и Конэрк занимались совершенно иным делом: они приручали двоих ящеров, выдрессированных когда-то как охранники, чтобы они стерегли лагерь. Старый «древо душ», чьи ветви, казалось, шептались с ветром, стало местом утренних совещаний, где Куин, указывая на ту или иную задачу, распределяла обязанности. Но над миром Хови все еще висело напряжение — слухи о болезни из Лазира и призрачные тени Цкев напоминали, что этот мир коварен и непредсказуем.