По прозвищу Святой. Книга первая (СИ) - Евтушенко Алексей Анатольевич - Страница 49

Максим, который уже некоторое время за кружкой пива присматривался и приглядывался к происходящему, встал, подошёл.

— Я можу його вiдвести, пан атаман. Тiльки скажить куда.

— Я не атаман, — сказал приметный человек, разглядывая Максима.

Он видел перед собой высокого широкоплечего светловолосого хлопца с пронзительными синими глазами (набор цветных контактных линз и краску для волос Максим заранее создал на молекулярном синтезаторе, предвидя, что они пригодятся).

Одет парень был неброско, но чисто — штаны, заправленные в сапоги, рубаха (обычная, не вышиванка), овчинная безрукавка поверх рубахи. На голове — потёртая кепка-восьмиклинка.

— Пробачте, — улыбнулся парень. — Буду знати [7].

— Ты хто, хлопче? Шось я тебе тут не бачiв ранiше. [8]

— Олекса, — представился Максим. — Олекса Дорошкевич.

— Звiдки ты, Олекса?

— С Каменец-Подольского. Хочу до вас, але не знаю, як це зробити.[9]

— До нас — це до кого? [10]

— До ОУН пана Мельника.

— Хм. Ну добре. Вiдведешь Андрiя до хати i вертайся. Поговоримо. Вулиця Германа Герiнга, дом пьять. Знаешь, де це?[11]

— Знаю.

Хлопец Андрей к этому времени потребовал ещё стопку горилки, запил её пивом и рухнул чубатой головой на стол в лучших традициях славного запорожского казачества.

Максим подошёл к телу, наклонился, перекинул правую руку пьяного себе через плечо, поднял его со стула, повёл к выходу, поддерживая.

— К-куда? — очнулся хлопец. — Не хочу! Вертаемось! Ще пива! [12]

— Iдем, iдем, — шепнул ему на ухо Максим. — Дiвчата чекают. [13]

— Дiвчата?

— Дiвчата, дiвчата. Казали без тебе не приходить. В мене и горiлка е.

— Горiлка? Це добре. Тодi пiшли.

Поддерживать и направлять Андрея всё ещё приходилось, но походка его стала твёрже. Мысль и горилке и девчатах явно придала ему сил.

На улице уже стемнело. Максим повёл Андрея через старый парк на берегу речки Уж. Нашёл местечко поукромнее, усадил на лавочку, почти скрытую ветвями плакучей ивы.

— А де дiвчата i горiлка? — осведомился Андрей.

— Горiка в мене, а дiвчата зараз будут. Слухай, що ти говорив про десятое вересня? Шось я забув. Шо тодi буде? [14]

— Горiлку давай.

— Спочатку скажи, потiм горiлка.

— Да то всi знают! — захохотал Андрей. — Знайшов велику таемницю! Жидiв будемо вбивати. [15]

— Богато жидiв? [16]

— Богато. Тысячу, не менше.

— А де?

— А тебе навiщо? [17]

— Також хочу.

— Це добре. Карьер знаешь де?

— Де гранiт добували? За рiчкой?

— Вiн. Горiлку давай.

— Зараз. [18]

Максим достал из внутреннего кармана бутылку, которую приобрёл в корчме, из бокового — стакан. Снял ножом сургуч, налил полстакана:

— Тримай. [19]

— Ну, будьмо! — трезвым голосом сказал Андрей и одним махом отправил содержимое стакана в рот. Втянул носом воздух. Покачнулся. Повалился на лавку и захрапел.

Максим подумал, забросил его ноги на лавочку, оставил рядом на земле початую бутылку и стакан и ушёл. Проспится — ничего не вспомнит. А уж когда обнаружит спасительную опохмелку — тем более. Если, конечно, до этого его самого не обнаружит патруль.

И снова штабная землянка отряда, и снова накурено так, что хоть топор вешай. Максим подумал, что начинает привыкать к табачному дыму.

Впрочем, не только к нему. К самому времени начинает привыкать. Грубому, опасному, военному. Кровавому. Совсем не похожему на его светлое будущее. Но какому-то… настоящему, что ли. Люди здесь точно знали, чего хотели. Жили ярко, умирали быстро, любили и ненавидели на полную катушку. Преувеличение, конечно. Большинство просто хотело выжить, приспособиться. Но с большинством он дела не имел. Он имел дело со своими, советскими людьми, и с врагами, которых следовало убивать. Для того чтобы они не убили тебя и тех, кто тебе дорог. Абсолютно ясное и понятное дело. Не без нюансов, но это уж как водится.

— Тысяча евреев, — повторил Нечипоренко. — Это много.

— Да, — согласился Максим.

— Сведения точные?

— Абсолютно. Я проверил.

— Как?

— Деньги, — Максим потёр пальцами в характерном жесте. — Деньги в нашем мире творят чудеса.

— Вот хотелось бы мне знать, товарищ Свят, откуда у простого младшего лейтенанта Красной Армии, находящемуся в немецком тылу, деньги? — осведомился Сердюк. — Да ещё столько, что ими можно подкупить, кого хочешь?

Тон у комиссара был шутливый, но Максим понимал, что тому и впрямь очень хочется знать. Оно и понятно. Сколько уж времени прошло, а партизанам о нём практически ничего не известно.

— Командование снабдило, — ответил Максим. — Такой ответ тебя устроит, Остап Богданович?

— Пока — да, — ответил комиссар. — Но только пока.

— Не спешите, детки, дайте только срок, — ответил Максим. — Будет вам и белка, будет и свисток [20]. Продолжаем. Евреев поведут на правый берег, к карьеру. Пешком поведут. Те, конечно, догадаются, куда и зачем их ведут, но пойдут покорно.

— Как всегда, — сказал Нечипоренко.

— Как всегда, — подтвердил Максим.

— Мельниковцы будут расстреливать?

— Они. Немцы уходят из Коростеня. Нафронт. Девятого числа, накануне. Остаётся вспомогательная рота охраны, но она точно в расстреле участвовать не будет.

— Значит, засада? — спросил Нечипоренко. — Прямо там, на карьере?

— Две засады, — сказал Максим. — Одна на дороге, и одна на карьере. Две, потому что мельниковцы разделятся. Одна часть, меньшая, человек тридцать, поведёт колонну евреев к карьеру. Среди них будут и немцы для контроля. Но совсем мало. Думаю, отделение, не больше. А вот вторая часть, уже отряд в пятьдесят-семьдесят бойцов, будет ждать в карьере. Наша задача — перебить мельниковцев и немцев на дороге. Там, сразу за мостом через Уж есть удобное место. Дорога по балке проходит, а сверху густые деревья, кусты, скалы и валуны — есть, где спрятаться.

— Легко сказать — перебить, — почесал в затылке Нечипоренко. — Это ж как точно стрелять надо, чтобы евреев не задеть?

— Кто-то из гражданских, вероятно, пострадает, — сказал Максим. — И даже, возможно, будет убит. Но тут ничего не поделаешь. Наша задача, повторяю, — перебить охрану, и пусть евреи разбегаются, кто куда. Мы не можем всех их привести в лагерь. Кроме тех, кто добровольно и быстро решит вступить в отряд. Молодых и сильных. Но это ещё не всё. Вторая часть мельниковцев будет ждать в карьере. С ними поступим следующим образом…

Максим лежал с винтовкой Мосина за густыми кустами бузины и с помощью двух дронов-разведчиков и КИРа сделил за окружающей местностью. На эту операцию отправился чуть ли не весь партизанский отряд во главе с командиром Нечипоренко и комиссаром Сердюком. Они, с основными силами, взяли на себя ту часть мельниковцев, которая должна была прибыть непосредственно в карьер для выполнения своей жуткой задачи — хладнокровного убийства тысячи евреев Коростыня: мужчин, женщин, стариков и детей.

Ноги решили не бить. По лесу до Жерева, конечно, пришлось идти пешком, а вот дальше рискнули воспользоваться транспортом. Благо немецкая пехотная рота в Лугинах была уничтожена, а полк, расквартированный в Коростыне, по имеющимся разведданным уже покинул его в направлении Житомира, чтобы там, соединившись с шестьдесят второй дивизией, отправиться на фронт.

А больше бояться было некого.

— Пусть нас бояться! — заявил по этому поводу Нечипоренко и для убедительности пристукнул кулаком по столу.

Максим был с ним согласен — момент для нанесения удара выпал очень удобный.

Поэтому все, участвующие в операции партизаны, разместились в пяти советских грузовиках, которые имелись у отряда (три из них ещё не так давно принадлежали отряду Гайдука, а два угнали специально для этого дела) и были до поры до времени спрятаны на опушке леса, и ночью рванули в Коростень.

Объехали город с севера и свернули на грунтовку. Неподалёку от карьера надёжно спрятали машины, оставили охранение и двинулись дальше пешком.