По прозвищу Святой. Книга первая (СИ) - Евтушенко Алексей Анатольевич - Страница 3

— Есть. Подготовить чип-имплант?

Максим на секунду задумался. Как и многие, он терпеть не мог чип-импланты и старался ими не пользоваться. Только в самом крайнем случае. Очень похоже, что этот случай настал.

— Да. Всё, работаем.

Не раздумывая больше ни секунды, он принялся собираться.

Быстро, но без суеты.

За те тридцать минут, что у него оставались, можно успеть многое. Да что там — всё можно успеть. Голому собраться — только подпоясаться, как говаривала его прабабушка Дарья Никитична, от которой он и нахватался ещё в детстве русских пословиц и поговорок.

Прототип нуль-звездолёта «Пионер Валя Котик» не был рассчитан на долгий полёт.

Неделя на разгон от Луны за орбиту Юпитера. Вход в нуль-пространство. Выход. Осмотрелся, зафиксировал результат и — домой. Снова неделю на разгон, прыжок и ещё неделя до Земли. Итого три недели. С двойным запасом — полтора месяца.

На корабле имелся почти годовой запас продуктов и воды, но всё не утащить. Да и зачем? Он же на Земле, в конце концов. Даже с учётом самых невероятных обстоятельств, за бортом имеется вода, воздух и какая-нибудь еда. Поэтому только самое необходимое, что неоднократно проходил на тренировках.

Универсальный термо и ударно-защитный комбинезон — на нём.

Лёгкие, удобные, термо-защитные и влагонепроницаемые ботинки космонавта — обул.

Защитные перчатки — надел.

НАЗ — носимый аварийный запас космонавта в ранце — надел.

На всё про всё — две минуты. Теперь засечь время и ждать, когда КИР продублирует себя.

Двадцать восемь минут в запасе.

Как раз успею спокойно вылезти и оглядеться.

Он поднялся в шлюз, дождался, когда откроется верхний люк, выбрался наружу.

Корабль сидел в болоте по самую макушку, — чёрная вода, покрытая зелёными разводами ряски, плескалась сантиметрах в сорока от среза люка.

Вот он, — поросший осокой и камышом, с двумя кривыми осинами, островок рядом.

А вон и обещанный берег в тридцати четырёх метрах. Вижу берёзы, ясени, дубы, ели. Всё верно, смешанный лес.

Он вдохнул полной грудью чистый, летний, сладкий воздух. Поднял голову к ясному голубому небу, в котором заблудилась парочка клочковатых пухлых облачков.

Теплынь…

Раздался нарастающий гул моторов. В небо, прямо над ним, ворвались из-за кромки леса четыре самолёта.

Винтовых, одномоторных.

У трёх — вытянутых, хищных очертаний, чёрные кресты с белой окантовкой на бортах, крыльях и хвосте.

У одного, тупоносого, меньше размером, — алые звёзды.

Те, что с крестами — «мессершмитты» или Ме-109, услужливо подсказала память, немецкие истребители времён Второй мировой войны. А четвёртый — наш, советский.

И-16, он же «ишачок». Советский истребитель начала войны.

Плохо дело, однако. Не выстоять ему одному портив трёх таких противников. На горизонталях — ещё ладно, покрутится. А вот на вертикалях…

И тут его прошиб холодный пот. Хорошо так пошиб, качественно.

Так это что же получается, он действительно влетел в тысяча девятьсот сорок первый год⁈

[1] 149 597 870 км — расстояние от Земли до Солнца.

[2] «Первая колонна марширует» (пер. с немецкого). Знаменитая фраза из романа Л. Толстог

о «Война и мир».

Глава вторая

Четыре самолёта сцепились в воздушной схватке не на жизнь, а на смерть. Сквозь завывание моторов прорвались звуки первых очередей.

Мимо. Мимо. Мимо.

Вот «мессер» заходит в хвост «ишачку». Кажется, это конец. Но советский пилот резко сбрасывает скорость, немец проскакивает над ним, и вот уже он сам не охотник, а жертва — четыре очереди из авиационных пулемётов ШКАС калибром 7,62 мм впиваются в корпус «худого» [1]

— Что ж ты делаешь, родной, — шепчет Максим, глядя в небо из-под руки. — Время, время, уходи!

Поздно.

Да, первый «мессер» отваливает в сторону со снижением. Видно, как пламя лижет мотор. Потом самолёт словно спотыкается в воздухе, клюёт носом, падает и пропадает за кромкой леса.

Через пару секунд до Максима доносится звук отдалённого взрыва.

Но два других зажимают «ишачок» в клещи — не вырваться. Всё правильно, у них было достаточно времени, пока наш ловил противника в прицел.

Пилот, однако, делает попытку, стараясь уйти «мёртвой петлёй».

Ещё не догадываясь, что там, в высшей точке петли его поджидает третий.

А может быть, и догадываясь….

Третий «мессер» не промахивается.

И-16 сваливается в штопор.

— Прыгай!

Куда там… В последний момент самолёт выходит из штопора, но это всё, что удаётся пилоту. Оставляя за собой шлейф чёрного дыма, «ишачок» летит в сторону Максима и валится в лес. Где-то неподалёку, он слышит треск ломаемых деревьев.

Взрыва, однако, нет.

Три «мессера» разворачиваются и уходят.

Звук их моторов постепенно стихает вдали.

Снова вокруг прекрасный летний день. Как не было ничего.

Пилот, подумал Максим. Пилот «ишачка». Взрыва не было, и с парашютом он тоже не выпрыгнул.

А вдруг ещё жив? Сколько у меня времени?

Он посмотрел на часы. Оказалось, прошло всего две минуты. Значит, осталось двадцать шесть. Успею.

Вытащенная из ранца НАЗ лодка, плюхнулась в воду, надулась, на глазах приобретая законченную форму. Максим нацепил на пояс нож, опустил ранец, чтобы не мешал, в открытый люк; ловко перебрался в лодку, запустил маленький, но мощный и почти бесшумный электромотор, направил лодку к берегу.

Немецкие пилоты могли тебя заметить, пока ты торчал посреди болота, словно телепень на юру, как прабабушка говаривала, мелькнула мысль.

Нет, вряд ли. Не до этого им было. Да и высоко, метрах на девятистах — тысяче бой шёл, к тому же — чуть в стороне. Не увидеть человека с такой высоты и ракурса. А если и увидеть, то не разглядеть как следует. Мало ли кто там. Не зенитное же орудие посреди болота.

Но место падения советского истребителя засекли наверняка. Для подтверждения победы и вообще для порядка. Немцы порядок любят. Сам такой.

Лодка зашуршала носом по осоке, остановилась.

Двадцать восемь секунд.

Максим выскочил на берег, подтянул лодку выше, прикинул направление.

Туда.

Побежал, на ходу уклоняясь от ветвей и перепрыгивая через валежник и стараясь поменьше шуметь. Это не трудно, когда умеешь. Максим умел. Сказывались годы тренировок. Сначала в ШВСЧ [2], потом в институте, потом на войне и, наконец, в отряде космонавтов.

Полторы минуты.

Вот он, самолёт.

И-16 рухнул в лес, сломав несколько осин и парочку берёз. Винт и капот покорёжены. Правое крыло задрано под неестественным углом (да, Максим знал, что у самолёта, если только он не биплан, одно крыло, но так было проще) и всё в рваных дырах от пуль и снарядов. Левое тоже пробито в нескольких местах. Передний фонарь расколот. Под кабиной, на корпусе, алой краской по трафарету набиты две пятиконечные звёздочки.

Ага, значит, не первый бой у парня, двоих уже завалил. Это был третий враг.

В открытой кабине — запрокинутое бледное лицо в кожаном шлеме и древних лётных очках. Глаза закрыты.

Максим вскочил на крыло, пощупал пульс на шее.

Есть, живой!

Ощупал руки-ноги.

Вот оно, пулевое ранение в ногу. Правая голень перебита выше сапога, штанина лётного хлопчатобумажного комбинезона залита кровью, и она продолжает сочиться.

Максим вытащил нож, перерезал ремни, освободил лётчика от парашюта. Под комбинезоном виднелась гимнастёрка с алым «кубарём» в голубой петлице. Младший лейтенант.

Он потянул на себя лётчика.

Правая ладонь ощутила мокрое и липкое.

Кровь.

Значит, ещё одно ранение. В спину.

На то, чтобы донести на руках потерявшего сознание младшего лейтенанта до лодки и доплыть до корабля ушло шесть минут.

Опустить в шлюз, достать и свернуть лодку (она сама всё сделала, только кнопку нажать), закрыть люк, уложить раненого на постель в жилом отсеке — четыре минуты.