По прозвищу Святой. Книга первая (СИ) - Евтушенко Алексей Анатольевич - Страница 25

В такую дыру, как это русское село Luginy судьба его ещё не забрасывала.

Да, да, он знал, что виноват сам. Намекали умные люди, кому и сколько дать, чтобы остаться в Польше, не послушал. Пожадничал. Решил, что и так обойдётся. Он, мол, специалист, на хорошем счету, имеет письменную благодарность от самого генерала Рудольфа Герке — начальника военно-транспортной службы вермахта. И что теперь? Можно подтереться этой благодарностью, больше она ни на что не годится.

Рейхсмарки!

Пять тёмно-зелёных сотенных банкнот в плотном бумажном конверте решили бы его проблемы.

Нет, Густав, сказал он себе. Пять уже не решат. Тогда, в Польше, три месяца назад, когда доблестные немецкие войска только готовились перейти границу с Советской Россией, решили бы, а сейчас нужно, минимум, восемь. А лучше — десять. Чтобы наверняка. Тысяча рейхсмарок. Это большие деньги. Очень большие.

И где их взять?

Негде.

Значит, так и торчать в этой русской дыре, где нет даже приличного борделя (что там приличного, никакого нет, ближайший в Коростыне, а более менее нормальный аж в Житомире) и от скуки можно натурально подохнуть?

Даже партизан — и тех нет.

Что за мысли, Густав? Партизан нам точно не надо. К тому же, ходят слухи, что они уже есть. Позавчера кто-то убил шестерых украинских полицейских, а также обезоружил и раздел до белья унтершарфюрера СС Клауса Ланге, который командовал акцией по уничтожению местных евреев. При этом угнали, а потом сожгли один автобус и один грузовой автомобиль. Евреев же и след простыл. Двенадцать человек словно растворились.

Тьфу, каких ещё «человек», Густав, не люди они. Евреи. Как и русские и эти, как их, украинцы, которые на самом деле те же русские, тоже не люди. Славяне, цыгане, евреи… Недочеловеки. Прав фюрер. Все они должны быть уничтожены, чтобы освободить место настоящим людям — немцам, истинным арийцам. Таким, как он, Густав Вебер.

К чёрту партизан.

Уж лучше скука.

Потерпи. Сегодня четверг, двадцать первое августа. До воскресенья осталось два дня. Три, если считать сегодняшний. В воскресенье можно будет съездить в Коростень, развеяться. Или, всё-таки, в Житомир? Нет, лучше Коростень. Чем больше город, тем больше соблазнов и трат.

Густав посмотрел в открытое окно. Над железнодорожным полотном дрожал нагретый воздух. Конец августа, а жара, как в июле.

Комендант налил себе воды из графина, поднёс к губам стакан, и тут краем глаза заметил в окне какое-то движение.

— Господин комендант? — раздался голос.

Гюнтер повернул голову.

Под окном стоял молодой, высокий и широкоплечий парень с короткой стрижкой тёмных, почти чёрных, жёстких волос.

Он выглядел… странно.

Да, вот самое точное слово. Странно.

Ему бы наверняка пошла военная форма. Немецкая, разумеется. Но формы на нём не было. Отсюда, из комнаты, Гюнтер видел только старый коричневый пиджак надетый поверх белой сорочки.

Русский?

Какого чёрта ему надо?

— Разрешите войти, господин комендант? — незнакомец улыбнулся, блеснув крепкими безупречными зубами. — У меня к вам дело, — он понизил голос, оглянулся по сторонам. — Весьма для вас выгодное, хочу заметить.

Нет, какой русский, не может русский так безупречно говорить по-немецки. Гласные тянет… Саксонец, что ли?

— Так я войду?

Черноволосый опёрся о подоконник и одним прыжком очутился в кабинете.

— Спасибо. Нет-нет, вставать не надо, — остановил он Густава.

— Карл! — рявкнул комендант. — Сюда!

— Охрану зовёте? — поинтересовался незнакомец. — Напрасно. Ваш Карл крепко спит и проснётся не раньше, чем через двадцать минут. Много — тридцать. Мы как раз завершим наши дела. Кстати, если у вас возникла мысль, что вы успеете вытащить пистолет раньше, чем я воспользуюсь вот этим, — в руке черноволосого, словно по волшебству, появился нож, — то напрасно. Оставьте её. Не успеете. Знаете, этот нож такой острый, что я сам поражаюсь иногда. Смотрите, — он взял со стола лист пищей бумаги и располосовал его на две неравные части так быстро, что комендант едва успел моргнуть. — Видите? Бриться можно. Сам его побаиваюсь. Как бы не порезаться… Давайте поговорим, и, гарантирую, все будут довольны.

У незнакомца был какой-то текучий, неуловимый и в то же время смертельно опасный взгляд. Встречаться с ним глазами не хотелось.

— Кто вы такой? — спросил Гюнтер.

— Хм. Вы уверены, что хотите знать моё имя? Впрочем, почему бы и нет. Возможно, нам ещё не раз придётся вести дела. Извольте. Меня зовут Макс. Макс Губер, коммерсант. А вы…?

— Вебер, — облизнул внезапно пересохшие губы комендант. — Густав Вебер.

— Фирма Губер и Вебер, — весело произнёс черноволосый. — Работаем до последнего клиента. Прекрасно! Сама судьба свела нас. Скажите, Густав, хотите денег заработать?

— Э…

— Вижу, что хотите. Да и кто не хочет? Смотрите, — он полез в боковой карман и выложил на стол перед комендантом пять золотых монет по двадцать марок каждая. Тех, старых, настоящих, выпущенных ещё до Великой войны четырнадцатого года. — Они могут стать вашими прямо сейчас. Но в обмен мне нужны кое-какие сведения.

— Сведения? — Гюнтер снова облизал губы. Его глаза постоянно возвращались к сияющим в солнечном луче пяти золотым кругляшкам на столе.

— Попейте водички, не стесняйтесь, — продолжил человек, представившийся Максом. — Да, сведения. К слову, это, — он кивнул на монеты, — только аванс. Если ваши сведения будут мне полезны, получите ещё столько же.

— Что вы хотите знать? — Гюнтер заставил себя взять стакан и выпить воды. Пять монет по-прежнему притягивали его взор. Но мысленно он видел уже не пять, а десять. А в перспективе…

— Меня интересуют ближайшие составы с продовольствием и армейским снаряжением, которые проследуют по железнодорожной ветке Белокоровичи — Овруч. Точное время, груз, охрана, количество вагонов. Всё, что известно.

— Это секретные сведения, — понизил голос комендант. — Если гестапо станет известно, что я их кому-то передал, меня ждёт концлагерь. Это в лучшем случае.

— Никто не говорил, что будет легко, — сказал Максим. — Гестапо ничего не узнает. Ваш Карл, как я уже говорил, дрыхнет. Меня он не видел. Других свидетелей нет. Карлу влепите взыскание за сон на посту… Хотя нет, лучше не надо, сделайте вид, что вы ничего не заметили. Ну?

Комендант решился. Его руки сами забрали монеты и спрятали их в карман, а затем выложили на стол служебный журнал и открыли на нужной странице.

Он думал, что Макс перепишет сведения, но ничего такого тот делать не стал. Только посмотрел внимательно на записи о составах на ближайшие дни и недели. Потратил на это секунды три-четыре, не больше. После чего закрыл журнал.

— Благодарю, — сказал коротко. — Фирма Губер и Вебер начинает работу. Ещё вопрос, чтобы два раза не вставать. Состав нашего гарнизона в Лугинах?

— Нашего? — не понял комендант.

— Ну не русского же, — засмеялся Макс. — Его тут быть не может. Или вы думаете, что я русский?

— Э… — потряс головой Гюнтер, который уже ничего не понимал.

— Не тупите, компаньон, — похлопал его по плечу Макс. — Гарнизон в Лугинах. Я могу другим путём узнать, но так быстрее. К тому же, мы доверяем друг другу. Ведь доверяем?

— Доверяем, — сказал комендант. — Стрелковая рота. Командир — капитан Оскар Хубер.

— Баварец?

— Да, из Розенхайма.

— А вы-то сами откуда родом, Гюнтер?

— Франкфурт.

— Красивый город, бывал там. Значит, рота? Полная?

— Полная. Как раз недавно пополнение прибыло, — начав говорить, комендант уже не мог остановиться. — Сто восемьдесят третий пехотный полк, шестьдесят второй пехотной дивизии. Полк расположен в Коростене, дивизия в Житомире, а они здесь. Ходят слухи, что скоро им всем опять на фронт, сюда других пришлют, но пока так.

— Семнадцатый армейский корпус, — подсказал КИР. — Шестая армия. Та самая, которая потерпит сокрушительное поражение под Сталинградом. Сейчас ей командует генерал Вальтер фон Райхенау. В январе 1942 года он погибнет в авиакатастрофе, и на его место придёт его начальник штаба, Фридрих Паулюс.