Мечников. Расцвет медицины (СИ) - Алмазов Игорь - Страница 10

— Но… Господин Балашов, мы понятия не имеем, где она сейчас находится. Мы ведь с охранниками тюрьмы почти не взаимодействуем. Есть риск, что её давно выкинули, поэтому…

— Если её выкинули, я вам ноги выкручу, сволочи! — провизжал Балашов. — Сейчас же идите в тюрьму и всё выясните. Без сумки можете не возвращаться.

Да уж, я такого, конечно, не планировал. Кто же знал, что он начнёт угрожать собственной охране?

Но больше всего меня удивил тот факт, что барон Балашов тут же уснул. Его совершенно не смущал тот факт, что в его покоях находятся посторонние люди. Да, разумеется, мы ничем ему навредить не могли хотя бы потому, что нас окружали другие стражники.

Однако пускать слюни и храпеть в присутствии чужих людей — это как-то не по-дворянски.

— Господин Балашов! — воскликнул вбежавший в комнату стражник, когда уже прошло чуть больше получаса. — Виктор Павлович, я нашёл сумку. Так что…

Храп Балашова превратился в громкий хрюк, и только после этого мужчина проснулся.

Я никак не мог поверить в то, что этому человеку всего восемнадцать лет. Из-за своего веса он выглядел на все пятьдесят. Сильно он своё тело запустил, ничего не скажешь. Кожа сморщенная, сальная. Волосы уже редеют. И это у меня ещё нет возможности осмотреть его внутренние органы.

Готов поклясться, что состояние у них гораздо хуже, чем у тех же столетних долгожителей Хопёрска. Об этом даже подумать страшно!

Восемнадцать лет и сто! Как можно сравнивать такие возраста? Оказывается, можно.

— Не могли подождать, пока я высплюсь? — пробурчал Балашов. — Я ведь, кажется, отдавал вам внутреннее распоряжение — не трогать меня во время сна? Или хотите сказать, что я ошибаюсь?

— Ни в коем случае, Виктор Павлович, — заикаясь, произнёс стражник. — Но вы ведь сами просили…

— Быстро отдал сумку Мечникову! — проорал барон. — Сколько мне ещё ждать?

Стражник без лишних раздумий и дополнительного досмотра передал мне сумку. Прежде чем копаться в ней, я сразу же повесил на шею фонендоскоп и извлёк наружу небольшой футляр с неврологическим молоточком и иглой.

И только после этого нащупал рукой тот предмет, ради которого и устроил всё это представление.

Отлично… Его не выкинули! Вот теперь всё точно должно получиться. Главное, чтобы догадки, которые я строил ранее, себя оправдали.

До моего отправления в покои барона Синицын спросил меня, а что я вообще задумал?

Я не стал ему отвечать на этот вопрос. Зачем ему лишние нервы? Мой план был довольно рискованный. Если всё удастся — мы выберемся отсюда, предварительно наказав барона. Если не выйдет — погибнем оба.

О таком Илье знать необязательно.

Тем более проигрывать я не собирался. Что бы ни случилось, я всё равно сделаю всё по-своему.

— Ну наконец-то вы можете осмотреть меня, господин Мечников, — простонал Виктор Балашов, поглаживая свой живот. — Терпеть это больше невыносимо. Надеюсь, вы меня не обманули и вам хватит опыта, чтобы справиться с этой отвратительной болезнью.

Иронично до ужаса. Ведь Балашов сам по себе является болезнью. Раковой опухолью этого города. Вот только избавиться от него я пока что не смогу.

Условия магической клятвы жёсткие. Придётся действовать крайне аккуратно.

Но это не значит, что я оставлю его безнаказанным! Сегодня он получит свою порцию мучений.

Я подошёл к барону Балашову и принялся осматривать его тело, постепенно выслушивая сердечные и лёгочные тона с помощью фонендоскопа, а также оценил звуки перистальтических волн в его животе.

Да… А в брюшной полости явно происходит что-то нехорошее. Там будто маги-стихийники столкнулись между собой. Бурление, вой, «взрывы».

Нелегко же приходится желудочно-кишечному тракту Виктора Балашова. Думаю, там уже все органы работают на последнем издыхании.

— Расскажите с самого начала, Виктор Павлович, что вообще вас беспокоит? — спросил я.

— Боли в животе, нестерпимые! — буркнул он. — Постоянная тяжесть, ощущение, что в груди всё вот-вот разъест кислота. Это мне наши лекари подсказали. По их мнению, у нас в желудке содержится опаснейшая кислота, которая при должной концентрации может и металл разъесть. Ну не чушь ли?

— В этом они как раз правы, — отметил я. — В желудке действительно содержится соляная кислота. Но всё не так просто, как вы думаете. Вообще-то её там не так уж и много, а наш организм обладает огромным количеством защитных механизмов, которые предотвращают повреждение ваших органов.

— Так в чём же тогда проблема? — хмыкнул Балашов.

Жрать меньше надо. Так и хотелось это сказать, но лучше какое-то время держать себя в руках. Нужно дождаться удачного момента, сделать так, чтобы клятва лекаря удовлетворилась моими действиями, а уже после — приступать к финальным этапам моего плана.

— Сейчас разберёмся, — уверил его я. — Покажите свой язык.

— Язык? С какой стати? — начал противиться он.

— С такой стати, что состояние языка говорит о наличии большого списка заболеваний, — строго сказал я. — Меня вам стесняться не нужно.

Виктор Балашов явно не хотел этого делать, но всё же показал мне язык. В этот момент по мне ударило плотным потоком зловонного дыхания. И дело тут явно не в зубах. Похоже, микрофлора его ротовой полости сильно изменилась из-за влияния кислой среды желудка.

А язык-то весь белый! Сосочки, расположенные на его корне, воспалились, покраснели и увеличились в размерах. Теперь их было видно невооружённым глазом даже без дополнительных источников освещения.

Гастрит тут явно имеется, и очень выраженный. Но интуиция подсказывает мне, что гастритом дело не ограничилось. Уж больно ярко Балашов описывает болевой синдром. В этом направлении и нужно копать.

— Можете описать, когда появляются боли? — поинтересовался я. — После еды или на голодный желудок?

— Обычно в два захода! — ответил Балашов. — Через полчаса после еды сразу же начинает болеть живот.

А если учесть, что жрёт этот товарищ постоянно, боль у него вообще проходить не должна.

— Так, допустим, а второй раз, когда возникает дискомфорт? — продолжил опрос я.

— Ночью, — вздохнул Виктор. — Только засну, проходит час или два — и возникает ощущение, будто мне кинжал в живот вонзили! Я в первый раз подумал, что на меня кто-то покушение совершил. Даже начал стражу у себя в комнате выставлять. Но в итоге понял, что проблема не в покушениях, а в моём собственном организме.

— Когда вы последний раз употребляете пищу перед сном? — спросил я.

— По-разному. Чаще всего в девять вечера, — нахмурился барон. — А что? Какое это имеет отношение к делу?

— Прямое, — коротко ответил я. — Судя по всему, у вас язва. И не одна.

В идеале таким пациентам, как он, лучше всего проводить эндоскопическое обследование пищевода, желудка и двенадцатиперстной кишки. Но так уж вышло, что с собой у меня эндоскопа не оказалось!

Как-то не подумал, что столь громоздкий аппарат может мне пригодиться после перемещения в Тёмный мир и обратно.

— Тошнота бывает? — спросил я.

— Бывает-бывает, — кивнул Балашов. — Почти весь день тошнит. Но больше всего мне мешает чувство, будто я наелся. Я ведь прекрасно знаю, сколько мне нужно еды, чтобы насытиться. А тут организм начал меня обманывать! Уже после второго завтрака намекает, что пора завершать на сегодня трапезу. Это ведь уму непостижимо!

Организм не намекает. Он буквально кричит: «Кто-нибудь, помогите! Этот идиот нас убивает!»

Раннее насыщение — яркий признак наличия язвы желудка. Тошнота и боль через полчаса после употребления пищи говорят о том же. А вот ночные боли, когда желудок впервые за сутки оказывается пустым, как раз наоборот оповещают нас о наличии язвы двенадцатиперстной кишки.

Нечасто приходится встречать сочетание двух этих язв у одного и того же человека. Обычно язва желудка возникает у лиц старше сорока лет. А поражение двенадцатиперстной кишки, наоборот, у более молодого поколения.

Но Виктор Балашов настолько износил свой организм постоянными перееданиями, что у него в итоге возникли обе язвы одновременно. Особенно меня поражала его «сила воли». Обычно из-за язвы желудка люди не могут регулярно питаться, всасывание питательных веществ нарушается, и в конечном итоге человек начинает худеть.