Пикник и прочие кошмары - Даррелл Джеральд - Страница 3

– Может, опустим крышу, раз уж такой чудесный день? – предложил Джек.

– О да, дорогой, – поддержала его мать. – Надо пользоваться погодой.

Лесли с Джеком общими усилиями убрали парусиновую крышу. Мы все расселись, и «роллс» покатил по английской глубинке, роскошной, зеленой и какой-то миниатюрной, заполненной птичьим пением, – о чем еще можно мечтать? Лесочки на проносящихся мимо холмах смотрелись этаким барельефом на фоне голубого неба, где смутно вырисовывались ниточки неподвижных облаков, похожих на зубастых карпов. Воздух благоухал, солнце пригревало, и автомобиль, тихо жужжа, словно сонный шмель, скользил среди высоких живых изгородей и зеленых холмов, то и дело, как ястреб, ныряя в лощину, где сбивались в кучку коттеджи с неровными соломенными крышами, так что каждой деревеньке хорошая стрижка не помешала бы.

– Я уже забыл, как этот пейзаж напоминает викторианские кукольные домики, – в задумчивости произнес Ларри.

– Правда, чудесно, дорогой? – сказала мать. – Я знала, что тебе понравится.

Мы миновали беленые коттеджи, чьи соломенные крыши походили на огромные корки пирога, и тут Джек за рулем вдруг напрягся.

– Та-ак! – воскликнул он. – Вы слышали? Тикити-тикити-пинг, а потом скррр…

После небольшой паузы Ларри обратился к матери:

– Мне казалось, эта семья и без того неуравновешенная, чтобы еще добавлять безумия посредством женитьбы.

– Вот опять. Скррр! Скррр! Неужели не слышите? – Глаза у Джека лихорадочно блестели.

– Господи! – с горечью выдохнула Марго. – Почему мы не можем никуда поехать без того, чтобы ты не разобрал машину на части?

– Но это может быть серьезно. Тикити-тикити-пинг может означать повреждение головки магнето.

– Просто наехали на камень, – предположил Лесли.

– Нет, тогда был бы другой звук, – сказал Джек. – Пинг, но без тикити.

– Я не слышал никакого тикити.

– Никто не слышит никакого тикити, кроме него, – раздраженно сказала Марго. – У меня это уже вот где!

– Ну-ну, дорогая, не ссорьтесь, – примирительно сказала мать. – Кто в нашей семье инженер?

– Интересному языку учат нынешних инженеров. В мое время никаких тикити-пингов они не обсуждали, – прокомментировал Ларри.

– Джек, если вы считаете это серьезным, давайте остановимся, и вы все проверите, – сказала мать.

Джек съехал в карман, обсаженный цветущими ивами, выскочил из машины, открыл капот и нырнул во внутренности «Эсмерельды», как изнемогающий от жары человек бросился бы в прохладный бассейн. Послышались громкие стоны и кряхтенье, а затем высокие носовые звуки, как будто ошалевший овод застрял в струнах цитры.

– Что ж, поскольку нашего форейтора, кажется, поразила молния, как насчет какой-нибудь живительной жидкости? – подал голос Ларри.

– Не слишком ли рано, дорогой? – всполошилась мать.

– Для англичан, возможно, и рано, но ты не забывай, что я много лет прожил среди иностранцев с пониженными моральными устоями, и они вовсе не считают, что, прикладываясь к спиртному, днем или ночью, ты каждый раз ставишь под удар свою бессмертную душу.

– Ну что ж, дорогой. Возможно, немного аперитива и не повредит.

Лесли залез в багажник и раздал нам напитки.

– Для остановки место не самое плохое, – сказал Ларри, снисходительно оглядываясь на зеленые холмы, по-шахматному расчерченные живыми изгородями, здесь и там помеченные черными и жемчужно-вспененными лесами.

– А какое жаркое солнце, – вставила мать. – Для этого времени года просто удивительно.

– Зимой за это заплатим, – мрачно предсказал Лесли. – Обычная история.

Тут из глубины капота послышался громкий звенящий чих. Ларри замер, не донеся стакан до рта.

– Что это было? – спросил он.

– Джек, – ответил Лесли.

– Я про этот звук. Джек, говоришь?

– Да, чихнул.

– О боже! – воскликнул Ларри. – Вот кто принес бактерии. Мать, я неделю избегал заражения всеми способами, известными Британской медицинской ассоциации, чтобы подхватить простуду от собственного зятя… и где, в дикой глуши, где до ближайшего врача ехать и ехать! Нет, это уже слишком!

– Успокойся, дорогой. Люди иногда чихают и без всякой простуды.

– Только не в Англии. Здесь любой чих – предвестник бедствий, а то и смерти. Иногда мне кажется, что единственная радость англичанина – это заразить кого-то насморком.

– Ларри, дорогой, зачем преувеличивать? – заметила мать. – Джек всего разок чихнул.

Тут Джек снова напомнил о себе.

– Ага! – возбужденно воскликнул Ларри. – Вот и второй. Говорю тебе, он готовит настоящую эпидемию. Предлагаю оставить его здесь. Лесли сядет за руль, а его кто-нибудь подбросит до Борнмута.

– Мы не можем оставить его на обочине, не говори глупости, Ларри, – сказала мать.

– Почему нет? Эскимосы оставляли своих стариков на плавучих льдинах, где их съедали белые медведи.

– Не понимаю, зачем Джека должен съесть белый медведь только оттого, что ты боишься какой-то дурацкой простуды, – возмутилась Марго.

– Я выразился фигурально, – сказал Ларри. – Здесь его, скорее всего, заклюют кукушки.

– Я не позволю бросить его одного, – отрезала Марго.

Тут Джек вылез из-под капота. Его внушительный нос вырос вдвое и стал цвета перезрелой хурмы, а из полуприкрытых глаз градом катились слезы. Он приблизился, отчаянно чихая.

– Назад! – закричал Ларри. – Проваливайте отсюда вместе со своими грязными бактериями!

– Эдо не бакдерии. – Джек старался четко произносить каждое слово. – Эдо сенная лихорадка.

– Научные термины меня не интересуют. Проваливайте, кому говорят! Я вам кто, Луи Пастер, что вы тащите ко мне своих микробов?

– Эдо сенная лихорадка, – повторил Джек, продолжая страшно чихать. – Наверное, здесь чдо-до цведед. – Он скорбно воззрился слезящимися глазами и разглядел ивы. – Ага! – рявкнул он сквозь чихи. – Вод эди гадины.

– Я не понимаю, что он говорит. Эти микробы уже проникли в его мозг, – предположил Ларри.

– Это сенная лихорадка, – пояснила Марго. – А во всем виноваты цветущие ивы.

– Это еще хуже, чем простуда, – не на шутку встревожился Ларри. – Я не хочу подхватить сенную лихорадку.

– Ее нельзя подхватить, дорогой, – пыталась успокоить его мать. – Это аллергия.

– Да хоть бы анаграмма. Пусть на меня не дышит.

– Но это не заразно, – настаивала Марго.

– Ты уверена? Все бывает в первый раз. Так сказал прокаженный своей жене, и не успела она задуматься, как уже основала колонию, где все звенели колокольчиками и кричали друг другу: «Нечистый!»

– Дорогой, ты все усложняешь, – сказала мать. – Обыкновенная сенная лихорадка.

– Надо поскорей уезжать од эдих деревьев, – сказал Джек.

Он сел в машину и рванул так, что мы едва разминулись с большой, груженной навозом повозкой и с впряженными в нее двумя огромными битюгами, вынырнувшими непонятно откуда.

– Не помню, чтобы я подписывался на групповое самоубийство! – вскрикнул Ларри, хватаясь за ручку двери.

– Не так быстро, – обратилась к мужу Марго. – Не разгоняйся.

– Воздуха! – простонал Джек. – Я задыхаюсь од эдой быльцы!

После нескольких миль бешеной езды, сопровождаемой взвизгами матери и Марго и предостерегающими выкриками Ларри, Джек продышался, и его немного отпустило. «Роллс» перешел на более умеренный ход.

– Лучше бы моя нога не ступала на английскую землю, – сетовал Ларри. – Сначала противные микробы, потом сенная лихорадка, теперь сумасшедшие гонки прямиком из «Бен-Гура»[3]. В мои годы это чревато сердечным приступом.

Время приближалось к ланчу, когда мы оказались в лабиринте узких дорожек среди мысов и утесов. В попытке найти бухту Лалворт мы окончательно заплутали, но в какой-то момент дорога нас вывела к полукруглому заливчику, охраняемому высокими скалами. Залив безмятежно голубел под ярким солнцем, и мы решили устроить здесь ланч. Если не считать пожилой пары, прогуливавшей свою собаку, берег был безлюден.