Дипломатия фронтира (СИ) - Денисов Вадим Владимирович - Страница 31

Лерой говорил с нами о музыке, о её душе, о том, как она может быть не просто чередой звуков, а целой вселенной, где каждая нота — это частичка блуждающей звёздной пыли, а каждый аккорд — взрыв сверхновой.

— Видите ли, парни… — звучал низкий и тёплый голос, словно звук старого доброго Fender Precision Bass, — музыка это не просто техника, это дыхание. То, что ты чувствуешь здесь, — он приложил руку к груди. — И здесь, — коснулся виска. — Когда ты играешь, то не просто дергаешь струны или работаешь слэпом. Ты рассказываешь историю, потому что тебе уже есть, что сказать миру. А потом ты становишься проводником между мирами.

Он снова взял гитару, и его пальцы, словно по волшебству, заскользили по палисандровой накладке тонкого грифа. Зазвучала мелодия, которая, казалось, родилась из самого моря — глубокая, пронзительная, полная тоски и надежды. Это была композиция о бескрайних просторах, мечтах, которые никогда не умирают, и о любви, длящейся вечно.

— Это тоже Сатриани, — сказал старик, когда последний аккорд растворился в ночи. — Он не просто играет. Он рисует звуками. Его музыка — это полёт. Дино, ты чувствуешь, как она поднимает тебя выше звёзд, туда, где нет границ?

Парень кивнул, его глаза горели. Он смотрел на старика, как на волшебника, который только что открыл ему дверь в новый мир.

— А вы знаете, почему рок-музыка так сильна? — продолжил старик, его голос стал тише, почти шёпотом. — Потому что она настоящая. Она не боится быть грубой, а через два такта нежной, яростной или меланхоличной. Она как море — всегда разная и всегда живая. Играя, вы должны отдавать ей всего себя. И не бойтесь ошибаться! Это тоже часть рок-музыки, ошибки делают её человечной!

Он вручил гитару мне, но я передал её Дино, и тот, с трепетом взяв инструмент в руки, попытался повторить то, что только что услышал. Его пальцы немного дрожали, но старик лишь улыбнулся.

— Не спеши, не спеши, мальчик! — сказал он. — Музыка не терпит суеты. Её нельзя поймать в сети, но можно почувствовать, понять с помощью своей фантазии, импровизации…

В тот вечер мы сидели долго, пока луна не поднялась высоко в небо, а огоньки на склоне не начали гаснуть. Совсем не полоумный Лерой рассказывал о великих гитаристах, о том, как они меняли мир своими мелодиями, о том, что музыка становится спасением, когда всё вокруг уже кажется безнадёжным…

Бернадино слушал, затаив дыхание, и в его душе что-то менялось.

— Когда-нибудь, — сказал старик, с неохотой бросив взгляд на наручные часы, — ты сыграешь свою собственную мелодию. И она будет твоей историей, твоим полётом. И кто знает, может быть, кто-то, как ты сейчас, услышит её и почувствует то же, что чувствуешь ты.

Мы замолчали, и только море продолжало своё вечное пение. А где-то вдалеке, среди юношеских мыслей и звёзд над головой, рождалась новая мелодия — мелодия, которая однажды станет легендой.

Больше я не ходил с Дино к «Брёвнам», понимая, что буду лишним.

Там и без меня есть наставник.

Эта встреча произвела на меня столь сильное впечатление, что наиболее существенная грань Полоумного Лероя ушла куда-то в тень — я напрочь забыл, что ветеран-смотритель является память, честью и совестью всего морского дела Додж-Сити!

Соответственно, не смог подсказать Дино, что он должен сделать в интересах дипломатической миссии… Однако, как оказалось, adottato вполне освоился в роли разведчика, вспомнив о важном деле и главной в нашей корзине тайне самостоятельно.

Выбрав удобный момент, Дино спросил у Лероя, не помнит ли он троицу, как минимум, с одним русским, всплывшим неведомо откуда в беседе с владельцем «Лагуна-клуб» и пропавшим неведомо куда? Точнее, уплывшим с компанией на купленном катере вдоль побережья на запад. Вроде бы… Не точно. Совсем не точно. Это единственное, что я узнал перед этим у Слени. Более он ничего не знал, своих забот хватает.

А вот Полоумный Лерой знал, и ещё как знал!

Обладая не только информацией, накопленной с годами службы лично, но и той, что была получена от множества друзей и знакомых на берегу, Ветеран рассказал Бернадино столько, что досье тайны не просто существенно выросло в объёме, оно заматерело, можно сказать!

Итак, таинственная троица прибыла из Батл-Крик вместе с очередным Большим конвоем в качестве контракторов. То есть, нанятых вооружённых проводников, в задачу которых входит сопровождение и охрана всего конвоя по пути следования и на стоянках. Вроде тех, с кем мы давеча поцапались в солидном портовом кабаке.

Работа опасная, учитывая любовь местных индейских племён к грабежу на большой дороге, в данном случае, на трассе Санта-Фе. Тем не менее, дело это ещё и весьма прибыльное, работа контракторов всегда оплачивается хорошо. А желающих рисковать головой не так уж много. Потому что торговец из состава конвоя морально готов отвечать за риск своим имуществом, а вот воин, то есть контрактор, заранее должен быть готов к тому, что за промах или неудачу в стычке ему придётся отвечать собственной жизнью. В общем, древнейшие кастовые расклады: кому быть кшатрием, а кому — вайшьи.

Вывод: ребята тёртые, обстрелянные, слаженные и готовые на многое.

Благополучно притащив очередной конвой к месту назначения, контракторы обычно в Додже не задерживаются, работы у них хватает. То на север отправляется очередной караван, то на юг. А скоро добавится ещё и восточный трек — через Стамбул на Канберру… Хоть вписывайся, ёлки! Жаль, Екатерина Матвеевна не разрешит.

Однако странная группа, состоящая из спокойного молодого командира по имени Дарий, — вот ведь имечко! — вьетнамца средних лет, неплохо владеющего русским языком, и хулиганистого подростка, в обратный путь контракторами почему-то не отправилась, ненадолго задержавших в Додж-Сити.

Как они попали на север, откуда и приехали в Додж, в принципе непонятно.

Транспорт у контракторов из Батл-Крик имелся свой — Chevrolet Apache 1960 года выпуска, полноприводный пикап с V-образным восьмицилиндровым, двигателем на сто шестьдесят две лошадиные силы, настоящий грузовик-проходимец с подключаемым полным приводом. Шикарная неубиваемая вещь, вполне подходящая для дорог нашей странной действительности.

Вот с этим мы поначалу и начали разбираться…

Я отвёз Екатерину Алексеевну на главный перекрёсток, где она со всем своим обаянием отправилась к шерифу, а у меня появилась возможность разглядеть стоящий неподалёку от мрачной каменной башни бревенчатый блокгауз.

Такие оборонительные сооружения, близкие по типу и духу к жилым строениям Новой Англии и «гаррисонам» — укрепленным домам, отличающимся от обычных только высокой прочностью, в больших количествах строились в связи с опасностью атак со стороны индейцев и французов. Это квадратное в плане сооружение, сложенное из брусьев квадратного сечения, с нависающим со всех сторон верхним этажом и небольшими окнами с тяжёлыми ставнями выглядело вполне солидно, капитально.

И как-то тревожно… Наверное потому, что здесь не кинозал, в котором идёт «Золото Маккенны», а реальная жизнь.

Через какое-то время они оба спустились вниз, и я задал пару уточняющих вопросов.

Шериф Южных штатов сразу напомнил мне одиозных коллег из американских кинокомедий «Полицейский и Бандит» и «Гонка Пушечное ядро», которых весь фильм весело дурит лихой чувак Джей—Джей в исполнении Бёрта Рейнолдса. Джеми Кэсседи такой же маленький, пузо парусом, но резкий и живой, словно ртутный шарик. Светло-бежевая рубашка с короткими рукавами, очки-«виаторы», пачка красного «Мальборо» в нагрудном кармане, значок и светлая широкополая панама с люверсами для вентиляции — полный комплект канонического образа.

Джеми Кэсседи тоже вспомнил русского по имени Дарий, который вызвал у него симпатию.

— Я купил у него отличный пикап! — гордо сообщил мне шериф. — Этот парень, не подумав хорошенько, даже хотел устроить аукцион, но я сомневаюсь, что ему удалось бы провернуть это дельце быстро, ведь русские уже собирались уплывать на своём катере!