Тобольский схрон (СИ) - "Alex O`Timm" - Страница 3

Следующие три года, я провел, на еще более Дальнем Востоке, в тайге, где-то между Якутском и Магаданом, в поселке Орочье угодье, в лагере усиленного режима работая вначале сучкорубом на лесоповале, а чуть позже на пилораме непосредственно в лагере. От звонка до звонка. Выйдя за ворота лагеря, задумался о том, что же делать дальше. С момента смерти деда прошло больше трех лет, и естественно, ни о каком жилье или наследстве, оставшимся после него нечего было и вспоминать. Если что-то и оставалось, то давно все растащили по соседям, да и дом, наверняка уже обрел для себя нового хозяина. Но даже если это и не так, у меня просто не хватит совести появиться в деревне, в которой провел больше десяти лет своей юности, и не соизволил приехать даже на похороны к деду. И совсем неважно, что телеграмма пришла много позже. Хотел бы нашел время для этого.

Разницы, в общем-то не было, и поэтому, отправился в Магадан, только из-за того, что сюда было ближе, да и привык я уже к этим местам. Здесь, без особенных проблем, устроился на одну из автобаз шофером, и дальнейшую свою жизнь строил исходя из нынешних реалий. Повезло еще в том, что сохранился личный счет в сберегательной кассе. В то время, когда я работал путеукладчиком, большая часть зарплаты отправлялась именно туда, хотя бы потому, что тратить заработанное было просто негде. И после того, как восстановил все документы, оказалось, что на моем счету имеется довольно кругленькая сумма, плюс набежавшие за это время проценты, в размере шести тысяч рублей, заработанных на Ударной Комсомольской Стройке. Благодаря этому, удалось довольно скоро приобрести домик на окраине города. Одним словом, жизнь налаживалась.

Фактически всю оставшуюся жизнь, я прожил именно там, в Магадане, никуда не выезжая из города.Именно в этом городе, я встретил и свою суженную. Анна Гофман, была дочерью ссыльного этнического немца, отправленного в эти края с Поволжья. После окончания войны, многие поселенцы получили возможность вернуться назад, а другие, решили остаться здесь. Кстати благодаря общению с родственниками жены, освоил беглую немецкую речь. Причем ее отец, преподававший немецкий язык в местном техникуме, говорил, что мое произношение, гораздо лучше, произношения любого местного немца. Правда после смерти жены, я не произнес по немецки не слова.

Однажды когда жена была еще жива, попытался отправиться в отпуск на Большую землю, отдохнуть, но в последний момент, жена слегла с температурой, и поездку пришлось отменить. Детей мы так и не нажили, да и Аня ушла из жизни на пять лет раньше меня, и потому последние годы я провел бобылем, сожалея о сложившейся судьбе, и коря себя за ошибки молодости. Больше всего меня угнетала мысль о том, что я, повелся на уговоры комсомольского вожака, и после армии, отправился стазу на Ударную Комсомольскую Стройку, не повидав деда, который фактически заменил мне родителей.

Дело в том, что в свое время, моя мать, не захотела жить в деревне и отправилась в Омск, покорять город. Не имея за плечами, никакого образования, устроилась на один из местных заводов. Там появился и я. Моим отцом, по словам мамы, был какой-то летчик-испытатель, погибший во время очередного полета. Откуда такой взялся в Омске я, пока был маленьким, не понимал, но верил словам матери, пока меня не просветили соседские бабушки о том, что папа лётчик, оказался залетчиком. То есть сделал свои дела и спокойно упорхнул с горизонта, как только понял, что дальнейшее его пребывание, грозит женитьбой. Впрочем, я особенно не расстраивался по этому поводу. Тем более, что «папы» достаточно часто менялись в моей жизни, правда редко, кто из них задерживался надолго, пока в один прекрасный момент, мама не попала в аварию, и уже через месяц после ее гибели, я не оказался в поселке Лисино, где до этого момента, появлялся всего дважды, на летние каникулы.

Здесь в деревне, жил мой дед, и все последующие годы, начиная от смерти матери и до призыва в армию, я жил вместе с ним. Мой дед Матвей Евсеевич Сердюков, работал в местном охотничьем хозяйстве. Начинал с охотника, егеря, а ближе к пенсии был начальником участка. Именно он заменил мне родителей, и делал все, чтобы мне было хорошо.

Глава 2

2.

Первые проблемы проявились уже ко дню Советской Армии, в конце февраля. Меня и еще десятерых парней заканчивающих этой весной службу в армии вызвали в комитет комсомола части. Здесь нам торжественно объявили о том, что все мы, как представители передового отряда комсомольцев, а также в ознаменовании дня Советской Армии и Военно-Морского Флота, отправляемся на Комсомольскую Ударную Стройку в город Братск, откуда продолжится прокладка железнодорожной линии до Амура. После чего, каждому из нас были предложены бумаги, на которых требовалось поставить свою подпись. Парни сделали это не оглядываясь, я же, взяв в руки талмуд состоящий по меньшей мере из пяти листов машинописного текста, захотел ознакомиться с содержимым договора.

— Ты, что собираешься делать? — Тут же нетерпеливо воскликнул представитель райкома.

— Как, что? Ознакомиться содержанием документа, прежде чем ставить свою подпись.

— Ты что же не доверяешь представителю комитета комсомола, составившему этот документ? А еще говорили, что вы отправляете на Комсомольскую стройку, лучших комсомольцев части! — Произнес секретарь райкома, повернувшись к комсоргу батальона.

— А, что если лучшие, так обязательно тупые? Почему я должен подписывать документ, не зная его содержимого. Вот, например, пункт; Здесь говорится о том, что я обязуюсь отработать три года в должности, которую мне предложат на месте, так?

— И, что здесь такого?

— Первоначально был разговор о том, что вы отправляете нас на работу, по имеющимся у нас специальностям. Я шофер второго класса, и готовился к работе именно по этой профессии. Но вы заставляете меня отказаться от нее и работать по другой специальности, которой у меня не имеется. Другими словами, хоть разнорабочим, или по какой-то другой профессии о которой, я не имею никакого представления.

— Но ты же комсомолец! Помнишь: «Партия сказала — Надо! Комсомол ответил — Есть!». Ты противопоставляешь себя партии?

— Ни в коем случае, но согласитесь, что отправлять квалифицированного работника на более низшую должность это как раз и есть вредительство, и противопоставление, разве не так?

— Как раз нет! А если в данный момент, на стройке, а значит и Коммунистической Партии, не нужны водители, а нужны скажем путеукладчики?

— Я не против этого, но все хотелось бы работать по своей профессии. И потом я не уверен, что на такой большой стройке не нужны шофера. Поэтому, хотелось бы, чтобы в договоре была указана именно моя профессия, может быть и с оговоркой о том, что я, как комсомолец, согласен временно исполнять любые другие обязанности. Тем более, что с самого начала, нам обещали именно это, но никак не то, что написано в этих бумагах. И потом. Мне бы хотелось после увольнения из рядов вооруженных сил, показаться дома. По закону я имею право на отпуск после службы в Советской Армии. Как быть с этим? Из всех родных у меня в живых остался только дед, которому исполняется семьдесят лет в этом году. Я хочу его увидеть.

— Это невозможно. По предварительной договоренности, вы все обязаны появиться в городском комитете комсомола города Братска, не позже двадцать девятого апреля сего года. Чтобы принять участие в Первомайской демонстрации, в качестве передового отряда Комсомольцев-Строителей, и оттуда сразу же, отправиться на Ударную Комсомольскую Стройку. Именно поэтому, вас должны уволить из части не позже двадцать пятого числа. То есть в первую партию. Войсковая часть, в которой вы проходите службу, пошла на это в ущерб ранее утвержденным планам. О каком отпуске в этом случае, может идти речь?

— В таком случае, я не смогу подписать это обязательство, потому что оно противоречит первоначальным договоренностям, а также нарушает закон.

— Что значит не смогу? Комсорг, что за дела? Мы как договаривались, ты обещал, что все будет хорошо и ты решил все вопросы! Ты, что же хочешь положить на стол свой билет.