Совершенно несекретно (СИ) - Иванов Дмитрий - Страница 33

Срывать буду не в своём вагоне, конечно. Иду в соседний, и натыкаюсь, несмотря на ночное время, на бухую компанию из трёх расхристанных дембелей, которая смолит табачные изделия прямо в тамбуре, что сейчас разрешено. Более того, на дверях услужливо висит пепельница. Парни ещё и пьют что-то, вроде как портвейн, причем из горла! Одна из дверей в тамбуре приоткрыта. Жарко им, что ли? Или просто по кайфу — ветер в харю?

А вот свидетели мне не нужны. Я лучше в соседний вагон пойду, время есть.

— Слышь, пацан! Закурить есть? — путь в вагон мне преградил похожий на павлина дембель.

Его парадка представляла собой произведение искусства, и чувак этот в своих швейных войсках явно был в солидном звании. Белый парадный ремень и золотистые офицерские погоны, правда, без звездочек, явственно об этом свидетельствовали. А количество наград на груди, в основном в виде значков — от «Отличника» до всякой самодеятельности — говорило о заслуженности дембеля.

— С дороги уйди! Не курю я — для здоровья вредно, — отпихиваю парня, что со мной вровень ростом, и тут же получаю удар по стриженой башке бутылкой от его товарища!

Удар хоть и был не особо мощным, да и задел только ухо, но в голове сразу зашумело. Три прямых в челюсть и один добавочный пинок владельцу бутылки заняли у меня ровно три секунды! В итоге — гордость Советской армии лежит в отрубе на грязном полу тамбура, среди бычков, которые эта компашка в пепельницы явно не бросала.

Состав стал замедлять ход. За окном показалась освещенная станция, и я похолодел, увидев название: «Улу-Теляк». Не думая больше ни о чем, срываю стоп-кран, падая от резкого толчка на вырубленного алкаша.

Поезд, истошно скрипя колёсами, останавливается. Дверь тамбура, которая, как и положено, открывается вовнутрь, резко распахивается — и я, секунду подумав, принимаю решение выкинуть всю гоп-компанию на улицу. Ну и сам тоже тут сойду. Очково ехать дальше.

Поезд окончательно застыл. Ночь. Станция, освещённая луной и редкими фонарями, выглядит призрачно. На соседнем пути стоит грузовой состав, рассерженно гудя своим локомотивом.

Тут двери вагонов начинают открываться, и через пару минут у нашего уже не протолкнуться — от любопытных пассажиров, которые проснулись, и от проводников. Здесь и моя проводница — мутная, толстая баба, которая в вагоне появилась всего один раз, чтобы раздать бельё за рубль всем желающим. Я не брал.

— Урою! — орёт генералиссимус швейных войск, тот самый, что любит курнуть на халяву.

Очнулся он первым. Крепкий малый! Вертит башкой, очевидно, ища обидчика, не представляя, как ему только что повезло. Но я уже скрылся в вагоне и наблюдаю за происходящим из окошка купе, рядом с туалетом. По счастью, оба боковых места пустуют.

— Ты зачем стоп-кран сорвал⁈ — орёт проводница на павлинистого дембеля, которому и стоять-то теперь сложно. — Лиза! Петя! Вызывайте милицию!

Иду на вокзал, чувствуя, как меня по чуть-чуть отпускает. Пока приедет наряд, пока оформят «хулиганов, остановивших поезд» — пройдёт время. И та самая роковая встреча составов не случится. Значит, сработало.

Вокзал в Теляке закрыт. И небольшой он — всего четыре окна. Днём, думаю, кассы работают, а вот на ночь закрываются. Стою на перроне и чувствую облегчение. Почти эйфорию. Даже странную опустошённость ловлю — как будто внутри всё выгорело. Но зря!

— Четыреста двенадцать на Кропачево бр бр бр… — прохрипел невесть что динамик, но грузовой состав, стоящий рядом, его прекрасно понял и, чухнув для порядка гудком, медленно набирая ход, тронулся в сторону будущего места катастрофы!

Хватаясь за голову, ругаю себя. За осторожность, за секретность, за то, что не поднял тревогу сразу. За то, что понадеялся на авось. За то, что не крикнул в телефонную трубку «Спасайте всех!» Недавней уверенности, что всё обойдётся, уже нет и в помине.

Время — второй час ночи. Стою, безучастно смотрю на то, как милиция — а в поселке она имеется, ведь тут несколько тысяч жителей, — вяжет пьяных хулиганов, задержавших и так опаздывающий поезд. И не сразу замечаю, как на станцию вкатывается ещё один пассажирский состав, причем со стороны Челябинска.

Тут же, где-то вдалеке, километрах в десяти, в темном небе вспыхивает сполох огня! И через некоторое время доносится громкий «бум» — вспышка как всегда опережает звук.

«211. „Новосибирск — Адлер“», — читаю я табличку на вагоне.

Так. 211-й — тут. Это Анькин поезд. 212-й — тоже здесь. А кто же тогда взорвался?

Глава 21

Состав, только что прибывший на станцию, остановился. Хотя по расписанию здесь и близко не должно быть никакой остановки. Ну все же вот два поезда и встретились. Первый — я сам остановил, своими руками. Второй — видимо, встал из-за взрыва. Других причин в такое время быть не может.

Ночь. Окна в прибывшем «новосибирском» — тёмные. Мой поезд вообще закрыт от меня встречным составом. Если решу ехать дальше — надо будет как-то перебраться через занятый путь.

В вагонах, тут и там, начинают вспыхивать ночники. Люди, видно, проснулись от резкой остановки. Кто-то уже таращится в окна, прижимаясь к стеклу. Быстро прячусь в тень, ибо прямо напротив, в окошке показалась сонная Анькина мордашка. Лежит на верхней полке. Ухажёр её, между прочим, мог бы и уступить девушке нижнее место! Мужик, блин…

Рука почти дернулась помахать. Но в последний момент останавливаю себя — потом замучаюсь объяснять, что и зачем я тут делаю.

Анькино лицо исчезает. Двери вагонов «новосибирского» открываются на противоположную сторону перрона, и что там происходит — не видно.

Иду искать диспетчера — нужно понять, что именно взорвалось и есть ли жертвы. Нахожу его — вернее, её — немолодую тётку в спецовке, с уставшим лицом, у милицейского бобика, куда местные менты пакуют дембелей.

Кстати, формально эти красавцы пока на воинском учёте — не выписались ещё. Значит, отвечать за них должна армия. Но в Теляке, думаю, комендатуры нет. Да и связываться с частями ночью… Участковому проще посадить дембелей в обезьянник до утра, а там пусть разбираются.

— Ребятки, только что передали по рации с Лемезы — товарняк взорвался! — вывалила новость диспетчерша.

— Он что, перевозил взрывчатые вещества? — удивился старший по званию — коренастый старлей. — Я помню, ровно год назад в Арзамасе вагоны с тротилом рванули.

— Нет, наверное. Я бы знала, — покачала головой диспетчерша. — Сказали — воздух горит. Газ, скорее всего. Вчера весь день машинисты жаловались, что пахнет бензином, а один про газ сообщил. Да ещё какой-то придурок, кроме них, позвонил на пункт.

«Придурок — это я», — отмечаю машинально.

— По газу звонить надо в Сетово или Ленинск… но они там сами увидят, что было падение давления, — вслух рассуждает диспетчерша, вытирая лоб рукавом. — Робятки, ну бросьте вы этих хануриков… Сгоняйте кто-нибудь до Рассвета, а? Где-то там рвануло! Казаяк — точно нет. Он подальше.

И дембелям в этот день повезло ещё раз. Менты, видно, решили, что не стоит с ними сейчас заморачиваться, и отпустили.

Парни, матерясь, пихаясь и выясняя на ходу, кто же именно дёрнул стоп-кран, полезли в новосибирский поезд. Очевидно, собирались пройти его насквозь и выйти с другой стороны, на перрон к нашему. Попутно лелеяли планы мести мне.

А рванул, скорее всего, товарняк. Людей там, конечно, меньше, чем в двух пассажирских составах. Но всё равно — похоже, избежать жертв не удалось.

Однако настроение после лицезрения Анькиной заспанной мордашки приподнятое. Я опять правлю историю! Как начал с Чикатило, так уже пять лет — нет-нет да и удается что-то сделать! Но этот случай злее всего! Припоминаю ещё катастрофы будущего и не могу ничего вспомнить из ближайшего… Ну вот, разве что, Цоя спасти попытаюсь — точно. Но это август 90-го… Е-моё! Вот и девяностые как-то незаметно подкрались! Вернее, я к ним в очередной раз подкрался. Но и это не смогло мне испортить настроение.