Царь царей (СИ) - Билик Дмитрий - Страница 45

— Ты хоть иногда можешь быть серьезным?

— Пробовал, мне не понравилось. Смех — единственная адекватная защита от нашего неадекватного мира.

— Едва ли он защитит тебя от Трепова. Заемная сила, «Созвездие»… Не могу понять, что задумал Дед. Он явно ожидал другого исхода, но голову даю на отсечение, предполагал и подобное развитие событий.

— Он прям такой злой гений?

— Трепов очень опытный рубежник. Но что самое главное, не умеет проигрывать. И пойдет на все ради достижения своих целей. Когда ты думаешь, что расстроил его планы, это лишь значит, что ему удалось обмануть тебя.

— Мне часто говорят…

— Ох, Матвей! — не выдержала Инга. — Просто будь осторожен.

— А тебе какая радость от всего этого? Только давай без этих басен про замиренников и все дела.

— Ты так и не усвоил основную суть рубежничества. Союзники и враги в жизни часто меняются. И главная задача в том, чтобы найти баланс в этой реальности. В открытую против Трепова я никогда не выступлю. Но если он будет гореть на костре, то я с удовольствием подкину дровишек.

— Наверное, поэтому у тебя и нет друзей.

Инга ничего не ответила, махнув рукой и давая тем самым понять, что на этом разговор закончен. А я поплелся домой, где обнаружил довольно интересную картину.

Многострадальный забор, который некогда снесла Куся, а теперь окончательно повалил на землю свистун из Твери, ратники воеводы постарались поставить обратно. Там, где это представлялось возможным. И вот именно возле него, иллюстрируя картину «простой деревенский парень в свитшоте пришел на свиданку к любимой», стояли Рехон с… Зоей. Они не просто стояли, но еще и разговаривали. Скажу больше, Зоя… смеялась.

Всем известно, что лакмусовой бумажкой женской симпатии является смех. То есть если вы порете жесточайшую чушь, а ваша собеседница смотрит с горящими глазами, то все, можете тащить ее в загс, пока это наваждение не прошло.

Я даже попытался вспомнить, сколько раз в своей жизни смог рассмешить Зою. И не сказать чтобы у меня так легко получилось. А тут иномирец, который до сих пор не знает все нюансы нашего быта, вдруг выступал с сольным стэндап концертом. У меня внутри неприятно кольнуло. Это была даже не ревность, скорее какое-то уязвленное самолюбие.

— Зоя, иди, пожалуйста, в дом.

Все игривое настроение с девушки слетело, как незавязанные плавки при нырянии с вышки. Вот посмотрела она на меня, точно как жертва домашнего насилия на на абьюзера. Или как я гляжу на Гришу, когда он в очередной раз накосячит. Зоя сдержанно попрощалась с Рехоном и быстро пошла в дом. Судя по плотности сжатых губ, разговаривать со мной сегодня не будут. А может, и завтра.

— Тебя пытались убить, — проговорил Рехон, рассматривая свои ногти.

— Спасибо за вывод, капитан Очевидность. Какие еще ты сделал наблюдения?

— У тебя разлад с твоей женщиной.

— Она не мо… С чего ты решил?

— Я вижу. Если тебе нужна какая-либо помощь, просто скажи. И я сделаю.

— А взамен мне надо будет сказать, где твой отец, так?

— Да, — даже не пытался отнекиваться Рехон. — А еще мы станем друзьями.

— Ко мне так в друзья даже телефонные мошенники не набивались. Мой ответ ты знаешь, счастливо.

— Я привык добиваться своего, — услышал я уже в спину. — И не отступлюсь.

Я тяжело вздохнул. Как достали эти целеустремленные и амбициозные рубежники. Их будто зумеры покусали. Не успеешь с одним разобраться, как всплывает другой.

Пара десятков метров до дивана показалась марафонской дистанцией. И только упав на него, я тяжело выдохнул. Если честно, сил не осталось, чтобы обдумать происходящее. Более того, даже взгляд невозможно было на чем-то сфокусировать. Полная прострация.

Зато именно в таком состоянии я вновь вошел в тот самый «режим выбора», который ощутил под воздействием песни кощея. Это напоминало какую-то игровую консоль, где мне предлагалось посмотреть разные аватары. Первым предстал леший, шепчущий: «Пусти корни», затем хихикающая русалка с ее «а ты ничего». Что интересно, Врановой исчез.

До меня медленно, но неотвратимо начало доходить. Это дар кощея, который приходит ко мне в минуты… Вот непонятно, когда именно. Это едва ли можно назвать концентрацией, скорее отрешенностью. Когда я немного отключаюсь от реального мира.

С этим понятно, надо разобраться с остальным. В прошлый раз я выбрал Вранового, и теперь он исчез. А я обрел способность… Пентти. Ну точно, помню, как он перед битвой с лешим прилетел на разборку под личиной птицы.

Как я понял — использовать способность можно только один раз. Вот я сам размял крылья, и Пентти исчез. Это как-то связано с тем, что я буду брать способности всех, кого когда-то встретил? Нет, едва ли. Думай, Мотя, думай, все должно быть как-то связано с хистом. Тогда что?

От догадки у меня даже перехватило дыхание. Ну, логично же. «Мешок яблок», чтоб их. Я ведь сам активировал дар именно в этом направлении. Мне помогают те, кому когда-то помог я. Причем, помог «официально и задокументировано». Иными словами, они сказали мне «спасибо». Потому что та же жена Пентти откупилась артефактом, потому что не хотела быть должной. Будто в воду глядела. А зря, еще раз способность Вранового мне бы очень пригодилась.

Я просмотрел выпадающий список. Не так чтобы до фига, но есть с чем работать. К примеру, та же кикимора — вот что с нее вроде взять? А тоже может быть полезна. Надо лишь подумать, как все это систематизировать, чтобы понять, когда и как пользоваться. Не все же мне действовать по наитию.

Что еще меня повеселило, выбор был очень разным. К примеру, рядом с толпой серых теней, в которых я сразу узнал фекойцев, стоял Рехон, а неподалеку терся Форсварар.

— Хозяин… — возвратил меня в реальность тихий знакомый голос.

— Гриша, хорошо, что вернулся, — сгреб я беса в объятиях. Что интересно, тот почему-то был мокрым. — Я уж думал, что придется за тобой в ночь идти. Ты же вроде на природе становишься ну… не очень адекватным.

Если честно, к своему стыду, о бесе я забыл напрочь. И только когда увидел его, внутри неприятно кольнуло.

— Ты прости меня, хозяин. Если хочешь, гони прочь. Знаю, заслужил. Не понимаю, почему так. Ничего не могу с собой поделать. Нет у меня этой… отваги.

— Гриша, есть воины, которые нужны на фронте, а есть те, кто важен в тылу. Ты лучше скажи, куда побежал?

— Куда, куда. За лешим. У меня знакомая нечисть с Кавказа была, они всегда так говорили. Договариваешься, что один придешь, а сам зовешь всех, кого только можешь. Это же чистое самоубийство с таким старым кощеем в честном бою тягаться.

— А как ты понял, что он старый?

— Так я сразу увидел. У нас, у бесов, на такое нюх. Как у лесников на толстые деревья. Вот в самый последний момент я и понял, что это глупость. И побежал.

— Дай угадаю, за лешим?

— За ним. Даже метров двести проплыл, пока не дошло, что леший только по своим владениям путешествует. Пришлось обратно возвращаться. А тут рубежники. Сидел и ждал, пока все уедут. Чего теперь делать со мной будешь, хозяин?

— Ты же не девушка, чтобы с тобой что-то делать.

— Я серьезно. Опять я тебя подвел, получается.

— Гриша, вот скажи, было бы лучше, если бы ты бросился на кощея и погиб? Вот и я думаю, что нет. Так что не переживай. Кесарю, как говорится, кесарево, а слесарю — слесарево.

— Хозяин, я это… это… Еще тебя удивлю.

— А вот можно без этого? — честно попросил я. — Ладно, давайте спать. Завтра будем чинить ограду.

Но для начала я повесил над жилищем еще две печати, теперь у меня имелись: Хозяин дома, Порог на крови и Сизый морок. В последнем, возможно, и не было никакого резона, слишком много рубежников уже знало, где я живу. Да и первые две, как выяснилось, можно разрушить. Но пусть висят, в случае чего, я хотя бы почувствую, что нас пытаются убить, когда печати начнут уничтожать. И уже успею что-нибудь предпринять. Теперь-то, с кощеевским даром, у меня на руках карт значительно больше.