Шпионские игры (СИ) - Март Артём - Страница 9

Когда я пошел ко второму и опустился уже к нему, тот застонал. Взгляд его остался решительным, а лицо, хоть и искаженная секунду назад гримасой боли, сделалось серьезным.

Душман, тяжело дыша, едва слышно что-то проговорил. Потом оторвал руки от ран в области сердца и живота. Указал на них взглядом.

Он был слаб. Я видел, что каждое движение давалось духу с невероятным усилием. Он не протянет долго.

Душман снова с трудом бросил мне несколько слов, указав взглядом на мой нож, потом его стала колотить дрожь.

Я не понимал значения этих слов. Но по взгляду понял суть.

«Аист» понимал, что умирает. Что жить ему осталось несколько минут. Понимал и просил дать ему уйти спокойно.

Я перехватил нож обратным хватом, чтобы спрятать от умирающего окровавленный клинок. Потом едва заметно кивнул. Душман произнес на пушту еще одно слово. Его значение было мне знакомо.

— М-мананах… — Прошептал он и, откинув голову, закрыл глаза.

«Спасибо», значило это пуштунское слово.

Когда «Аист» умер, я поднялся к следующему. Последний не подавал признаков сознания, но его грудь все еще прерывисто вздымалась и также прерывисто опускалась. Я закончил и его муки.

Потом осмотрелся. Прислушался.

В ущелье было тихо. Однако где-то ниже, у караван-сарая, уже звучала человеческая речь. Видимо, другие «Аисты», услышав взрывы, поспешили проверить, что же твориться. Поспешили выяснить, нужна ли погибшему от моих гранат отряду, помощь.

Тем не менее я решил проверить и последнего, лежавшего у тропы.

Это был крупнотелый душман. Силуэт его, валявшегося на спине, напоминал мне образ убитого охотниками медведя.

Приготовив штык-нож, я направился к нему. Шел медленно и как можно тише, чтобы не привлечь к себе внимания «Аистов», уже несомненно двигавшихся сюда.

Когда до тела осталось не больше двух метров, я увидел, как свет фонарей замелькал совсем рядом. Душманы были близко.

Я бросил последний взгляд на лежавшего передо мной душмана. В темноте я не видел его лица. Но комплекция показалась мне знакомой. Это был одноглазый. На первый взгляд, он лежал без движения, словно мертвый. Но я уже понял, что это было не так. Дух был ранен, но он только притворялся мертвым. Притворялся, потому что боялся смерти.

Глянув на тропу, что вела вдоль арыка к ущелью, я увидел, как тени душманов торопливо двигались вверх. Они были уже близко.

Я быстро прикинул два и два. Убить его ножом я не успею. Застрелить из автомата? Тогда тут же привлеку к себе внимание приближавшихся «Аистов» и рискую нарваться на погоню.

К тому же то обстоятельство, что одноглазый, предводитель «Чохатлора» еще жив, сыграет мне на руку. Его люди будут заняты его же эвакуацией. Будут заняты тем, чтобы понять, жив ли кто-то из тех, кого я сегодня убил. Это задержит преследователей, и даст нам возможность уйти. Я понимал, что мой поступок будет рискованным, но сейчас этот ход был тактически верным. И я пошел на риск.

«Мы еще встретимся, — подумал я, — и тогда, я тебя убью. Но пока что, поживи еще немножко. Поживи, чтобы и мы могли уйти и выжить.»

С этими мыслями я поднял его автомат. Дух тут же выдал себя, едва заметно вздрогнув. Тогда я разрядил и выкинул его оружие подальше.

А потом обернулся и торопливо, но тихо стал пробираться по ущелью, чтобы догнать своих.

— Товарищ капитан, — Малинин позвал Наливкина полушепотом, — он совсем плох.

Наливкин глянул на Искандарова.

Мужчина лежал на расстеленной на земле плащ-палатке. Еще одну, скомканную, ему положили под голову. Он был в сознании, но его сильно лихорадило.

Разведчик перенес недолгий, но достаточно сложный переход очень тяжело. Группе пришлось подниматься в гору, по пологому склону, а потом торопливо спускаться в ущелье, чтобы отыскать остальных.

Группа оставила Селихова примерно сорок минут назад. Уже на подходе к стоянке — расщелине почти у самого входа в ущелье, они услышали два взрыва. Это Селихов задерживал «Аистов», чтобы выиграть им время.

По неровной, причудливой формы скале, спускался узенький водопад. Он падал в небольшое озерцо у основания скалы и мелким ручьем уходил куда-то в ущелье.

На правом берегу ручья, на мелкой гальке и устроили они свою стоянку.

Стоянка была неплохо скрыта. В темноте ее было тяжело обнаружить, если, конечно, не знать о ее существовании.

Наливкин глянул на лошадей, опустивших морды к ключевой воде, чтобы напиться.

Собак устроили в удачно подвернувшейся 'естественной конуре", под нависшим над землей со скалы камнем, напоминавшим причудливый сгусток сначала расплавленного, а потом застывшего металла.

Стоянка была довольно удачной. Одна беда — радиостанция тут совершенно не работала. Когда Малинину придется выходить на связь с нашими, он должен будет выйти из расщелины, обойти ее и подняться по склону выше, чтобы можно было попробовать поймать хоть какой-то сигнал.

— Что с ним? — Спросил тихо Наливкин.

— Инфекция в ногах. Довольно тяжелая, — вздохнул Малинин, — у него высокая температура. Я дал ему хлортетрациклин. Обработал и перевязал ступни. Это все, что я мог сделать сейчас.

— Правильно ли я понимаю, что нам следует поторапливаться? — мрачно спросил подошедший Шарипов.

Наливкин наградил особиста тяжелым взглядом.

— Малинин, — вместо ответа позвал Наливкин.

— Я, товарищ капитан.

— Возьми с собой старшего сержанта Нарыва. Поднимитесь, где повыше и попытайтесь выйти на связь с кем-нибудь из наших.

— Есть.

Малинин пошел за Нарывом, что отводил лошадей от водопоя, и сейчас накидывал поводья на большую сучковатую и сухую корягу, давным-давно упавшую в эту расщелину откуда-то со склона горы.

Вместе они отправились вдоль ручья, чтобы попытаться выйти на связь.

— Селихов еще не вернулся, товарищ капитан, — сказал Наливкин.

Шарипов вздохнул. Покивал.

— Селихов — отличный солдат. Немного своенравный, но отличный. Этого у него не отнять.

— Верно. Не отнять, — согласился Наливкин, с некоторым недоверием поглядывая на особиста.

— Разговор будет тяжелым, но вы же понимаете, о чем он пойдет.

— Вы хотите бросить Селихова и отходить, — догадался Наливкин.

Шарипов помолчал.

Капитан «Каскада», хотя и заподозрил поначалу что-то неладное, сейчас поймал себя на мысли, что несколько удивлен.

Шарипов, либо мастерски отыгрывал свою роль, либо, ему и правда было тяжело вести такой разговор.

Неужели этот скрытный и хладнокровный человек и правда жалеет о том, что он собирается сейчас предложить Наливкину?

— Вы не хуже меня знаете, что без жертв нет победы, — начал Шарипов. — Если мы не сдвинемся с места прямо сейчас, то майор не доживет до утра. Он слишком слаб. Ему нужна срочная помощь. Нужно немедленно выдвинуться туда, где нам смогут обеспечить хотя бы его эвакуацию.

— Вы не хуже меня знаете, — парировал Наливкин, — что мы своих не бросаем. Не бросим и Селихова. Если б ни он, Искандаров попал бы в руки Аистам. Более того, мы все попали бы в руки Аистам. Потому я прошу вас отбросить все эти мысли.

— Искандаров — советский разведчик, — возразил особист. — Он обладает серьезным опытом и знаниями в своей профессии. Под его руководством в Кабуле работала целая сеть информаторов. А связь даже с некоторыми из них будет весьма полезна советской разведке в этой войне.

— Мы остаемся, Хаким, — твердо сказал Наливкин.

Шарипов поджал губы и засопел. Опустил взгляд.

— Думаете, мне легко такое предлагать? Думаете, легко осознавать, что чтобы сделать правильный выбор, придется обречь кого-то на смерть? Но подумайте головой, товарищ капитан. Прислушайтесь к здравому смыслу. Все говорит о том, что нужно как можно скорее уходить.

— Я своих не бросаю, Хаким, — повременив несколько мгновений, ответил Наливкин. — Не бросаю и точка.

— Селихов — храбрый и умелый воин. У него вполне достаточно силы духа и тела, чтобы выбраться самостоятельно, — не сдавался Шарипов.