Шпионские игры (СИ) - Март Артём - Страница 47

— А че я такого сказал, товарищ капитан? — развел руками Задоркин. — Я что, виноват, что у товарища Маслова нету чувства юмора⁈

— Ты знаешь, куда свое чувство юмора можешь себе за…

— Ефим, отставить! — заорал Наливкин.

— Я с ним соревноваться не буду! — сказал Задоркин. — Соревнование у нас командное! А этот… товарищ лейтенант больно много о себе мнит!

— А у тебя больно длинный язык, — холодно сказал Маслов.

— Че⁈ За своим языком следи!

Танкисты, видя, что их товарища обижают, поперли кучей на невозмутимого Маслова: они приблизились к спорщикам, стали кричать и ругаться. «Каскадовцы» тут же встали на защиту Ефима.

— Ну-ка, отставить всем! Отставить! — вмешался Таран. — Кончайте балаган! Вы ж офицеры!

Хотя Наливкин с Тараном пытались заставить всех разойтись, с другой стороны вмешался Жуков, вставший на сторону Задоркина. Капитан мрачно заговорил:

— Товарищи офицеры, лейтенант Задоркин под моей командой. И я не позволю, даже вам, товарищ капитан, так к нему обращаться.

Я видел, что ситуация накаляется. Что не за горами ссора, которая напрочь испортит вечер. Не долго думая, я взял полведра кваса и пошел к ним.

— Вам бы дисциплину подтянуть! — кричал на Жукова Наливкин. — Научите своих бойцов рот, когда не надо, не открывать!

— Я сам разберусь, как быть с моими бойцами! — отвечал ему Жуков.

Я обошел стянувшуюся к стрелковой позиции и спорящую компанию, а потом выплеснул квас едва ли не под ноги ругавшимся Маслову и Задоркина. Лейтенанты аж вздрогнули, отскочили, стараясь убрать сапоги от запенившейся на земле жидкости. Оба возмущенно уставились на меня. Задоркин было даже хотел что-то сказать, но я его опередил:

— Вот вам черта, откуда стрелять, — сказал я сурово. — Новая стрелковая позиция. Стреляйте. Кто дальше от нее отступит, выстрелит и попадет — тот прав.

Лейтенанты удивленно переглянулись. Кажется, оба они не ожидали от меня такой дерзости и все еще не могли сообразить, как отреагировать.

— А неплохая мысль! — вдруг вклинился Наливкин, не дав возмущенному Задоркину высказаться и на этот раз. — Как вы на это, товарищи? Нечего орать друг на друга и перья зря пушить. Пусть делом свою ссору разрешат!

— Я за, — помолчав, проговорил Таран.

Жуков поджал губы. Он ничего не подтвердил, но и не опровг. Хмурый, словно полено, просто отошел, сделав вид, что решил взять себе еще печеной картошки.

Так и решили.

— А давай! — тут же сказал Задоркин. — Только, чур я первый!

— Валяй, — пожал плечами Маслов.

Офицеры успокоили тех из бойцов, кто еще волновался и ругался после завязавшейся ссоры лейтенантов. Задоркин вышел на стрелковую позицию, отмеченную почерневшей от кваса землей. Поразмыслив пару мгновений, он сделал три шага назад. Поднял пистолет.

— Готов!

Черепанов зажег фонарь. На миг осветил единственную бутылку, стоящую на доске-перекладине, а потом погасил свет. Спустя несколько секунд прозвучал хлопок. Задоркин выстрелил. Да только звона стекла вслед за грохотом не последовало.

— Промазал, — констатировал Черепанов, снова включив свет и показав всем, что бутылка на месте.

Задоркин с кислым лицом уставился на нетронутую стекляшку от «детского шампанского». Потом плюнул, тихо выругался матом и ушел прочь к своим. Его место тут же занял Ефим Маслов. Он отошел на целых четыре шага назад. Тоже поднял пистолет.

— Готов.

Свет, тьма, хлопок выстрела. А за ним раздался звон лопнувшей бутылки.

— Ну что, товарищ лейтенант? Посчитали? — крикнул Пуганькову Наливкин. — Кто там победил?

— Сейчас, одну минутку, товарищ капитан.

Пуганьков торопливо пересчитывал очки под светом фонаря, что держал ему Черепанов.

— Еще чуть-чуть. Еще полминутки.

— Что-то ты долго.

Спустя пять минут о ссоре лейтенантов, казалось, все забыли. Вернее, почти все. Танкисты как-то отстранились от остальной компании и засели у все еще тлеющего мангала. Задоркин и вовсе ушел. Вернулся на заставу, не желая оставаться в компании «каскадовцев».

— А это ты лихо придумал, — сказал мне Ефим, когда оба брата Масловых подошли ко мне. — Лихо ты ситуацию вырулил, Саша. Я б до такого не додумался.

— Ну. А то я уже грешным делом подумал, — сказал второй Маслов, — что рожу придется бить. За брата-то.

— Лишних скандалов нам не надо, — улыбнулся я, сидя на остывшем после жаркого дня блоке и поглаживая Булата, лежавшего у моих ног. — Все же, мы тут не абы что делаем, а вас провожаем.

Холоднокровный обычно Ефим вдруг улыбнулся. А потом протянул мне руку. Я хмыкнул, встал. Пожал ее. Пожал и вторую, что подставил мне Андрей.

— Товарищ лейтенант, ну ты что там, черточки считаешь, или уравнения… с многочленами⁈ — снова крикнул Пуганькову Наливкин.

— Да… Да я уже все!

— Пойдемте послушаем, кто нынче победил, — сказал я с улыбкой.

И мы с Масловыми пошли к болтавшим у бывшей стрелковой позиции Наливкину с Тараном.

— Ах вот как! — крикнул тем временем Наливкин. — Так чего ж ты молчишь-то?

— Так… Так я не молчу, товарищ капитан, — встряхнув измятый листик, смутился Пуганьков.

— Ну так говори тогда! — весело крикнул ему капитан «Каскада». — Кто у нас сегодня победитель?

Глава 23

Итак, после недолгого совещания — начал Наливкин, держа в руках мятый-перемятый листочек — а также скрупулезного подсчета баллов, самопровозглашенное жюри в лице, собственно говоря, меня, старшего лейтенанта Тарана, а также капитана Жукова, постановило…

На Границе было почти тихо. В кромешной темноте поблескивали редкие лампы на Шамабаде. Где-то в эту самую минуту дозоры уходили в тишину, чтобы приступить к исполнению приказа на охрану Государственной Границы.

В полутьме тянул свою трель сверчок. Пахло дымом, остывающей после жаркого дневного солнца пылью и порохом. Как-то незаметно к этой плеяде запахов присоединился едва ощутимый аромат остывшего шашлыка.

Пограничники, каскадовцы, танкисты — все расселись вокруг мангала. Устроились кто где и внимательно слушали вставших перед нами офицеров.

— Я вон там, внизу, написал счет победителей, — подсказал Наливкину Пуганьков.

Капитан «Каскада» под фонарем уставился на листик с записями Пуганькова. Нахмурился и вздохнул.

Таран, смотревший в лист, поднял выжидающий взгляд на Наливкина. Жуков, тоже явно успевший прочитать, кто же победил, не выражал никаких эмоций. Его холодное, светлое даже в темноте лицо совершенно ничего не выражало.

Наливкин с начальником заставы переглянулись. Потом капитан «Каскада» вдруг заговорил:

— В общем, с равным счетом победила дружба, — сказал он и принялся рвать многострадальный листок. — Паек будет разделен между всеми по справедливости.

С этими словами Наливкин скомкал и сунул в карман кителя обрывки листка.

— Товарищ капитан! — тут же крикнул Звада. — А разрешите мне «Боржоми»⁈

Наливкин хмыкнул. Встретился взглядом сначала с Тараном, потом с Жуковым и, по всей видимости, не нашел в их глазах намека на какие-либо возражения. Тогда Наливкин сказал:

— Можно, Звада. Можно.

Вокруг стояла темень. Безлунная, черная и совершенно слепая ночь пала сегодня на Границу. Она окутала заставу, стоящую под светомаскировкой — без единого огонька.

Ворота Шамабада были распахнуты. Большой «Урал-375Д» с кузовом, обтянутым тентом, выключив фары, стоял во дворе и мерно урчал двигателем.

Я вышел из здания заставы. Десять минут назад дежурный по заставе поднял наряд, чтобы мы готовились к выходу. Я уже привел себя в порядок. Пока остальные парни умывались и все мы собирались завтракать, меня привлекло тихое урчание двигателя во дворе.

Сегодня ночью «Каскад» покидал заставу.

У большой машины стояла группа людей. Большая часть из них, несомненно, были каскадовцами. Остальных же я не мог разглядеть в кромешной темноте.