Шпионские игры (СИ) - Март Артём - Страница 35

Когда он бесстрашно попер рогами на лошадь Звады, у санитара аж сперло дыхание. Козел с разгону боднул лошадь рогами в ногу.

Та заржала, принялась скакать на месте, лягать воздух. Перепуганный Звада заорал, припал к конской шее, вцепился в гриву. А потом принялся во весь голос грязно и многоэтажно материться.

Когда с конца нашей колонны донеслись крики, ржание коней и жуткие матюки, я обернулся.

Лошадь Звады разбушевалась, выскочила из строя и принялась непослушно топтаться на месте. Время от времени она подбрасывала задние копыта, лягая воздух. Санитар, вцепившийся ей в шею, подскакивал в седле и орал не своим голосом.

Когда Малинин соскочил с седла и попытался успокоить лошадь Звады, его немедленно атаковал разъяренный козел.

Я знал, что козел тащился за нами от самой переправы и выпрашивал сухари. Но что именно так внезапно привело его в бешенство, осталось для меня загадкой.

Из-за суматохи, возникшей сзади, строй поломался. Все принялись оглядываться, что же там происходит. Кони стали непослушно плясать под всадниками, напуганные ржанием Звадовой кобылы.

— А! Сука! — крикнул Наливкин и бросил поводья своей гнедой. Помчался назад, к хвосту группы.

Искандаров на удивление шустро перехватил поводья, натянул их, притормозив забеспокоившуюся лошадь.

Кто-то из бойцов принялся успокаивать коней, перевозивших афганок, раненого солдата и Саида Абади.

Булат замер в своем седле. Навострил уши. Я, не думая ни секунды, пришпорил Огонька.

Конь понес меня назад неторопливым галопом. Перед этим я успел услышать ворчание особиста:

— Вот жеж! Ну что еще⁈

Я опередил Наливкина. Притормозил жеребца и почти на ходу выпрыгнул из седла. Булат ловко спрыгнул следом. Тяжело приземлился на лапы.

А тем временем злобный козел снова попер на Малинина, пытавшегося успокоить лошадь санитара Звады.

— Фас! — крикнул я Булату, указал на козла.

Пес метнулся к разбушевавшемуся животному. Замер перед ним, облаял. Стал кружить вокруг, отвлекая его.

Мы с Малининым подоспели к лошади Звады. Я схватил ее за уздцы:

— Тпру! Тпру!

Лошадь еще раз взвизгнула, лягнула воздух и стала успокаиваться. Я принялся гладить ее по шее. Малинин обеими руками — по блестящему боку.

Булату, тем временем, наскучило играть с буйным козлом в кошки-мышки. Он ловко юркнул ему в тыл, а потом укусил за левую ногу.

Козел исступленно заблеял, отскочил, попытался боднуть пса.

Буля не растерялся. Ушел от рогов и снова куснул рогатого буяна, но теперь в правый бок.

Козел высоко заблеял. Попытался отогнать Булата, но пса уже не было там, куда он целил. Булат снова оказался сзади, вцепился козлу в голень, потянул.

Тут животное уже не выдержало. Оно попыталось отнять ногу, скакнуло, норовя ударить пса задними копытцами. Буля отпустил, а козел ускакал куда-то назад по ущелью.

— Что у вас тут такое⁈ — Подоспел пеший Наливкин. — Мля! Опять на пустом месте балаган устроили!

Он добежал как раз в тот момент, когда мы успокоили лошадь.

Кобыла Звады, глубоко и шумно дыша, повизгивала, отходя от испуга. Верхом сидел побледневший и будто бы оцепеневший Звада.

Санитар округлил глаза и потерял свою панаму. Отросшие волосы его были всклокочены, как у сумасшедшего.

— Угомонили, слава те господи, — пробубнил Малинин, поглаживая лошадь по шее.

Булат вернулся ко мне. Виляя хвостом, он принялся преданно и даже с какой-то гордостью заглядывать мне в глаза. Запыхавшийся в духоте, вывалил большой розовый язык.

— Молодец, Буля, — опустился я к нему, потрепал по холке, — красавец. Так держать.

— Что опять случилось? — Спешившийся Шарипов подвел свою лошадь к нам.

— А это ты у него спроси! — Раздраженно указал Наливкин на Зваду. — Звада, доложить! Что тут у вас за цирк⁈

— В-виноват, товарищ капитан, — заикнулся побледневший Звада.

Малинин хмыкнул. Потом хохотнул. А дальше принялся нервно смеяться. Рассмеялся и раненый Глушко, наблюдавший за всем происходящим с коня. Смех подхватили и советские солдаты.

Наливкин цокнул языком. Недовольно покачал головой.

— Товарищ капитан! — Борясь с хохотом, крикнул Малинин, — Звада с козлом поссорился! Вот что случилось!

Бойцы грянули дружным смехом еще громче. Даже Шарипов кривовато усмехнулся. Звада, видя всеобщую реакцию, несмело и как-то ошарашенно растянул бледные губы в робкой улыбке.

Наливкин сплюнул.

— Да ну вас.

— Ниче, — ухмыльнулся я и похлопал лошадь Звады по шее, — все целы. Козел ретировался. Можно двигаться дальше.

До границы мы добрались примерно к двум часам ночи.

Около часа ночи Малинин смог выйти на связь с Шамабадом. Наливкин переговорил с дежурным по связи и сигнализации. Назвал кодовую фразу и, когда ее приняли, сообщил:

— Мы возвращаемся домой! Как слышно? Прием! Да! Очень хорошо! Встречайте нас, братцы!

После недолгих переговоров лично с Тараном мы продолжили свой путь. Когда до границы осталось несколько километров, Абади, гражданские и даже освобожденные солдаты последовали дальнейшим маршрутом с завязанными глазами.

Когда добрались до границы, нас там уже ждали. За четыреста метров Наливкин повторно вышел на связь. Доложил, что прибываем.

У моста-переправы через Пяндж нам просигнализировали зеленой ракетой, что можно двигаться дальше.

Когда зашли на мост, увидели в темноте, как усиленный наряд пограничников выдвинулся нам навстречу.

— Проходите по центру! Подсветите фонарями! — Раздался знакомый голос старшины Черепанова.

Забавно, но его голос всегда казался мне довольно неприятным. Черепанов имел определенную особенность говорить со всеми, кто младше по званию, надменно и с нотками не совсем уместного менторского тона. Прибегал он к нему и на службе, например в подобных нашей ситуациях. Прибег и в этот раз.

Никогда не думал, что буду так радоваться его голосу. И его тону тоже.

Мы подчинились. Спешились, повели лошадей под уздцы. Наливкин, шедший первым, стал подсвечивать себе путь следовым фонарем, направив его в землю. Звада, который шел последним, сделал то же самое.

Конвой из шести пограничников окружил нас. Каждый держал наготове автомат. А еще все они были моими друзьями.

Я узнал Алима Канджиева, Синицына, Рустама Сагдиева, Семипалова. А еще Васю Уткина.

Вместе с ними нас встречал старшина Черепанов.

И несмотря на то что мы многое вместе прошли, многое пережили, они смотрели на нас и «каскадовцев» сурово и сосредоточенно. Все мы понимали — пограничники исполняют свой долг. Действуют согласно уставу. Пусть и формально отчасти.

Нас подвели к КПП у моста. Черепанов принялся освещать каждого фонарем. Проверять документы. Сверяться со списком. Другие пограничники — обыскивать подпруги и уздечки лошадей.

— Саша? — спросил Черепанов сурово, когда осветил и мое лицо.

Луч света следового фонаря неприятно слепил глаза. Заставлял щуриться.

Взгляд Черепанова был колким и холодным. Но когда он рассмотрел меня в темноте, то выражение его глаз изменилось. Потеплело, что ли.

— Рад, что ты живой, — сказал он помягчавшим тоном. — Давай, проходи скорее. Досматривать не буду.

Так, одного за другим, нас переводили на советскую сторону.

Там уже ждали лично Таран и Пуганьков.

Последний занялся освобожденными солдатами.

— Номер части или соединения, имя командира? — задавал замполит им один и тот же вопрос. Слушал ответы. Записывал.

Абади же почти сразу заковали в наручники. Провели предварительный осмотр.

Таран, лично руководящий организационными мероприятиями по возвращению нашего отряда, разделил всех на группы — «каскадовцев» с погранцами в одну, гражданских в другую, освобожденных солдат в третью. К Абади и Искандарову и вовсе было особое отношение. Именно их первыми увезла «Шишига».

Потом машина вернулась за нами. Дальше был черед солдат и наконец гражданских.