Тайна из ларца - Александрова Наталья Николаевна - Страница 3

Встречу назначили в скромном кафе, которое выделялось только тем, что столики стояли не в общем зале, а в отдельных кабинках, отгороженных друг от друга стенками из матового стекла.

Леня пришел заблаговременно и, поскольку в кафе было немного народу, выбрал, как и было условлено, третью кабинку справа, но она оказалась занята! Там сидела женщина, которая, увидев Леню, приветливо кивнула. То есть постаралась приветливо кивнуть. Кивок получился, привет – нет.

– Это я вам звонила, – сказала женщина все тем же сдавленным голосом, – вы – Леонид?

– Да, это я, – сказал Леня, отодвигая стул, – а вы…

– Меня зовут Виктория Андреевна Вострикова.

– Слушаю вас, Виктория Андреевна. – Тут по закону жанра Леня должен был приветливо улыбнуться, но – странное дело! – у него тоже не получилось.

Женщина была некрасива на любой взгляд, даже самый невзыскательный. Очень худая и плоская как доска, жидкие волосы тускло-мышиного цвета, очки без оправы, отчего глаза, и без того небольшие и неяркие, казались совсем бесцветными. Макияж если и был, то ничуть этому лицу не помогал. Одета она была в какую-то бесформенную серую кофту и слишком свободные брюки.

– Дело в том… – казалось, она с трудом разлепила узкие губы, – мое дело заключается в следующем… я хотела бы… Простите меня, я очень волнуюсь!

– Незачем волноваться. – Леня сделал над собой явственное усилие и улыбнулся приветливо.

То есть ему только так показалось, поскольку, если бы улыбку его увидела не Лола, нет, а просто соседка по площадке, она и то мигом уверилась бы, что Леня нездоров, и тут же продиктовала ему номер телефона своего стоматолога. Лола же, увидев такое Ленино лицо, не стала бы тратить время на расспросы, а мигом поставила перед своим компаньоном огромную кружку крепкого свежезаваренного чая и, открыв холодильник и все кухонные шкафчики, стала бы метать на стол все их содержимое, от палки полукопченой колбасы до песочного печенья и шоколадных конфет.

– Так, я слушаю вас очень внимательно, – повторил Леня, – вы не стесняйтесь.

– Вы уж извините, но начать нужно издалека. – Женщина видно собралась с мыслями и села поудобнее.

Как раз появилась официантка, и Леня махнул ей, чтобы принесла два кофе – обычных эспрессо. Вот не собирался он с этой дамочкой обедать и вести диалог о разных материях. И уж тем более флиртовать за обедом. Ну не получится с ней легкая беседа.

Где-то в глубине души мелькнула мысль, что хорошо бы с ней распрощаться прямо сейчас, не тратя времени и сил на бесплодные разговоры. Но Леня тут же себя одернул – он все-таки на работе, где не место личному.

И в конце концов, даже к лучшему, что она такая уродина, – ничто не будет его отвлекать от дела.

Принесли кофе, Леня положил в него две ложки сахару и долго размешивал ложечкой, исподволь поглядывая на свою визави. Она же отхлебнула несладкий кофе и даже не поморщилась. Да, такую и отвар лебеды не возьмет…

Женщина сняла очки и протерла их салфеткой, лицо ее без очков стало каким-то беспомощным, и Леня, собираясь уже строго предупредить, чтобы начинала наконец излагать свое дело, потому что время у него не казенное, а свое, удержал свой порыв.

– Итак… – пробормотал он, поглядев на часы.

– Да-да… – встрепенулась его собеседница, если ее можно так назвать, поскольку беседы-то собственно еще не было.

– Вы знаете, я происхожу из старинной купеческой семьи, – заговорила она, глядя куда-то в угол, – «Скобяная торговля Востриковых». У моего прапрадеда был большой магазин в Торговых рядах за Никольским собором. Кроме этого, были лавки еще в Москве, в Нижнем Новгороде и еще где-то…

Не забывая делать внимательное лицо, Леня подумал, что дама вызвала его на встречу, чтобы просто поговорить. Хотя… она же сослалась на Левако. Вот черт, а он не удосужился позвонить старику и уточнить все заранее…

– Был дом на Кирочной улице, недалеко от Таврического сада, – продолжала Виктория Андреевна, – сейчас там внизу бутик, а на втором этаже офисы.

Леня зевнул, не раскрывая рта. Точно, зря он сюда притащился. Вот если бы Лолка услышала по телефону голос потенциальной заказчицы, она бы его отговорила от встречи. И была бы тысячу раз права. Ну это же надо так вляпаться! Ну ясно же все про нее с первого взгляда – старая дева, слегка помешанная на своих предках! Сейчас-то в ее жизни ничего интересного не происходит, так она вся ушла в позапрошлый век. Нет, надо ретироваться отсюда как можно деликатнее, а то она до вечера будет своих родственников перечислять!

– Прадед родился в одна тысяча девятьсот седьмом году и, сами понимаете, во владение всем этим вступить не успел, – вздохнула Виктория Андреевна, – поскольку в семнадцатом…

– Пришел гегемон, и все пошло прахом! – процитировал Маркиз слова героя из старого фильма.

– В восемнадцатом бежали на юг, там всех разметало, прадед рассказывал моему деду, что отец его погиб на какой-то станции неподалеку от Харькова, мать умерла от тифа в деревне под Одессой. Семья была не бедной, но все отобрали еще в октябре семнадцатого – просто заняли дом под какой-то ревком и жильцам велели убираться. Матери прадеда удалось спрятать кое-какие драгоценности и к тому времени, как она умерла, ничего уже не осталось. Кроме одного камня.

Тут Леня, который безуспешно боролся с зевотой, слушая краткое изложение помеси дамского романа и исторического детектива, встрепенулся, потому что Виктория Андреевна вытащила из сумки старинную фотографию.

– Моя прапрабабка, – сказала она, кладя твердый картонный прямоугольник перед Леней, – обратите внимание на кулон.

Прапрабабка была хороша. Густые волосы, поднятые в пышную прическу, большие выразительные глаза, длинная шея, глубокий вырез красивого, очевидно, парадного платья. И кулон. Скромная цепочка и большой камень в простой оправе.

Фотография была черно-белой, но было видно, что камень удивительно красив. И огромен.

– Это сапфир, – пояснила Виктория Андреевна, – семейная реликвия. Какая-то была в семье старинная история… вроде бы привез его в восемнадцатом веке один из братьев Востриковых, ездил по торговым делам в Индию…

– Как Афанасий Никитин? – не выдержал Леня.

– Вы мне не верите, – грустно сказала Виктория Андреевна, – но вот, посмотрите…

И она положила перед Маркизом журнал, открытый на нужной странице.

– Вот тут! – Худой палец с коротко обстриженным ногтем без маникюра тыкал в небольшое сообщение о том, что на выставке старинных ювелирных изделий, проходившей в Манеже, был показан удивительной чистоты сапфир. Владелец камня пожелал остаться неизвестным, что неудивительно. Ясно только, что камень из частной коллекции.

– Это он, наш фамильный сапфир! – твердо сказала Виктория Андреевна, и в глазах ее Леня заметил маниакальный блеск.

Он едва удержался, чтобы не отодвинуть свой стул подальше. На всякий случай.

– Не пугайтесь, я не сумасшедшая, – усмехнулась она.

«Все психи так говорят», – опасливо подумал Леня, а вслух спросил:

– Почему вы так уверены? Ведь след камня потерялся почти сто лет назад.

– С чего вы взяли? – холодно удивилась Ленина собеседница. – Этот камень находился в нашей семье до одна тысяча девятьсот девяносто четвертого года.

– Вот как? – Леня поднял брови, – Рассказывайте.

– Умирая, мать моего прадеда зашила ему камень в одежду и сказала, что он должен хранить его как талисман. Видите ли, в семье бытовало поверье, что с владельцем камня, пока он носит его на себе, ничего не может случиться.

– С ней же случилось… – невольно пробормотал Леня.

– Да-да. Но не знаю уж, камень, Бог или судьба спасли его, но прадед благополучно добрался до деревни в Тверской губернии, где жила его старая няня.

«Арина Родионовна?» – едва не спросил Леня, но вовремя прикусил язык.

– Там он жил до ее смерти в двадцать пятом году, после чего вернулся в Ленинград, – продолжала его собеседница, ничего не заметив. – Окончил водный факультет Ленинградского института инженеров путей сообщения, женился и погиб в сорок втором году на Белорусском фронте. Семья его вернулась из эвакуации, и камень был при них – мне дед рассказывал, – прабабка не продала его и не сменяла на продукты, хотя едва не умерли от голода. И не украли камень, и не ограбили их. И потом ничего с камнем не случилось – лежал себе в бабушкиной шкатулке, я его видела не раз. Только дед велел никому про него не рассказывать.