Дворцовый переполох - Боуэн Риз - Страница 20

Некоторое время я тренировалась разжигать камин в своей спальне. К вечеру по комнате плавали клубы дыма, но в камине потрескивал огонь. Я возгордилась собой. Спальню Бинки я уже приготовила, постель застелила, окна открыла. Осталось лишь разжечь там камин, и, благополучно проделав это, я улеглась спать, весьма довольная собой.

В понедельник утром я отправилась в редакцию «Таймс» и подала объявление на первую полосу. Вместо обратного адреса я дала номер почтового ящика — вряд ли Бинки понравится, если в Раннох-хаус станут приходить запросы на подбор уборщицы. Затем я сходила в редакцию «Таттлера» и сделала там то же самое.

Едва я вернулась домой, как в парадную дверь постучали. Я открыла. На пороге стоял незнакомец зловещего вида: с головы до ног в черном — длинное черное пальто и черная же широкополая шляпа, надвинутая на лоб, из-под которой не было видно глаз и вообще всей верхней части лица. Нижняя, надо сказать, мне не понравилась. Когда-то, возможно, незнакомец и был хорош собой, но такие лица рано оплывают. К тому же мучнистая бледность говорила о том, что он редко бывает на свежем воздухе. У нас в замке Раннох никто не отличался подобным цветом лица — пронизывающий ветер обеспечивал яркий румянец.

— Я бы хотель увидеть герцога, — сказал незнакомец, кажется, с французским акцентом. — Немедленно сообщите ему, что прибыль Гастон де Мовиль.

— К сожалению, герцог еще сам не прибыл, — ответила я. — Его ждут не ранее завтрашнего дня.

— Очень некстати, — сказал де Мовиль, в сердцах хлестнув черной перчаткой по своей ладони.

— Герцог ожидает вас, верно?

— Разумеется. Я войду и подожду.

Незваный посетитель попытался протиснуться мимо меня.

— Боюсь, это невозможно, — твердо сказала я, потому что заносчивость незнакомца мне сразу не понравилась. — Я вас не знаю. Лучше вам прийти позже.

— Что? Дерзкая девчонка! Я добьюсь, чтобы тебя уволили. — Он взмахнул перчаткой, и на миг мне показалось — сейчас ударит. — Да знаешь ли ты, с кем разговариваешь?

— Важнее другое: знаете ли вы, с кем разговариваете? — я смерила его самым ледяным взглядом, каким только сумела. — Я сестра герцога, леди Джорджиана.

Дерзости у него сразу поубавилось, но отступать он не отступал.

— Вы отворили дверь как горничная. И ввели меня в заблуждение.

— Прошу прощения, — ответила я, — прислуга еще не успела прибыть из Шотландии, я в доме одна, и уверена, вы согласитесь — мой брат не захотел бы, чтобы я одна принимала незнакомого мужчину.

— Что ж, — сказал де Мовиль, — передайте вашему брату, чтобы он сразу явился ко мне. Я остановился в «Кларидже».

— Передам, но я его планов не знаю, — сухо ответила я. — У вас есть визитная карточка?

— Где-то была, — сказал он, похлопывая себя по карманам, — но сейчас в ней нет надобности.

Он уже собрался уйти, потом вдруг обернулся.

— Это у вас единственная собственность, если не считать замка Раннох?

— Да, — ответила я. — Но не у меня. У моего брата.

— Естественно. А замок Раннох — каков он?

— Холодный, сплошные сквозняки, — сказала я.

— Чрезвычайно неудобно, но это дело поправимое. Поместье приносит хороший доход?

— Не имею ни малейшего представления, какой доход приносит поместье, — ответила я еще суше, — а если бы и знала, то никак не стала бы обсуждать его с незнакомцем. Прошу прощения, меня ждут дела.

С этими словами я наконец закрыла дверь. До чего отвратительный тип. Что он только о себе возомнил?

Бинки приехал около четырех, тоже взъерошенный, потому что путешествовал без лакея.

— Не мог найти носильщика — пришлось самому тащить свой багаж через весь вокзал, — проворчал он. — Как хорошо, что я тебе застал. Боялся, что ты уже уехала и помогаешь подружке готовиться к свадьбе.

— До этого у меня есть еще недели две, — ответила я и обрадовалась: вовремя же Бинки напомнил мне историю, которую я сама и сочинила, чтобы легче было улизнуть в Лондон. — К тому же дома у невесты уже полным-полно родни, поэтому жить я буду тут, если ты не возражаешь.

Бинки рассеянно кивнул.

— Я ужасно устал, Джорджи. Но, думаю, хорошая ванна и чай с лепешками вернут меня к жизни.

— Ты ведь до сих пор принимаешь холодные ванны? — уточнила я.

— Холодные? В школе приходилось ежедневно, конечно, но по доброй воле — никогда.

— Увы, сейчас другого выбора нет, — не без тайного злорадства сообщила я. — Водонагреватель не включили.

— Почему?

— Потому что я в доме одна, дорогой братец, а твоя супруга не дала мне соизволения включить водонагреватель, даже если бы я и знала, как справиться с этой хитрой задачкой. По утрам я грею воду в кастрюльке, и, боюсь, тебе придется последовать моему примеру.

— Чертовски неприятная новость, просто удар для человека, который проделал длинный путь из Шотландии и намерзся в поезде. — Бинки осекся, потому что только теперь уяснил смысл моих слов. — Ты сказала — совсем одна в доме? Ни прислуги, никого?

— Только я. Хилли не согласилась отпустить со мной горничную, а у меня нет денег нанять ее здесь, о чем ты должен прекрасно знать, ведь некто иной, как ты лишил меня содержания после совершеннолетия.

Бинки побагровел.

— Послушай, Джорджи. Ты из меня делаешь какое-то чудовище. Я совсем этого не хотел, но, прах побери, моих доходов не хватит на то, чтобы содержать тебя до конца твоих дней. Как-никак предполагается, что ты выйдешь замуж, и дальше уж тебя будет кормить какой-нибудь бедолага.

— Спасибо на добром слове, — процедила я.

— Значит, по сути, ты сказала, что некому приготовить мне ванну и чай с лепешками?

— Могу приготовить чай с тостами — они ничем не хуже лепешек, как подчеркивала твоя жена.

— Ты умеешь готовить? Джорджи, прах побери, да ты просто гений!

Я не выдержала и рассмеялась.

— Сомневаюсь, что умение заваривать чай и готовить тосты — признак гениальности. Но за прошедшую неделю я кое-чему научилась. У тебя в спальне горит камин, так вот, уголь в него принесла я, и растопила его тоже я.

Я торжественно повела брата за собой в проветренную и натопленную комнату.

— Как это тебе удалось?

— Дедушка научил.

— Дедушка? Он здесь был?

— Не волнуйся, здесь его не было. Я ездила его навестить.

— Одна, в Эссекс? — Бинки произнес это так, точно я совершила путешествие по пустыне Гоби на верблюде.

— Бинки, что бы там ни говорили, люди ездят в Эссекс и возвращаются обратно живыми и невредимыми, — сказала я.

Впустив Бинки в его спальню, я ждала, что он похвалит меня за то, что она сверкает чистотой и протоплена. Но что взять с мужчины. Он всего этого даже не заметил, а принялся распаковывать дорожный несессер.

— Кстати, сегодня утром к тебе приходил посетитель, — сообщила я. — Очень противный толстый француз, Гастон Как-Его-Бишь. Надменный до ужаса. Где ты только умудрился с таким познакомиться?

Бинки побледнел.

— Я с ним, собственно, еще не знаком. Мы пока лишь переписывались, — ответил он. — Из-за него-то я и примчался в Лондон, и надеюсь благополучно все уладить.

— Что именно уладить?

Бинки застыл посреди комнаты, прижимая к груди пижаму.

— Полагаю, ты имеешь право знать. Хилли я еще ничего не говорил. Не смог. Даже не знаю, решусь ли, но рано или поздно ей придется все узнать.

— Что — все? — настойчиво спросила я.

Бинки плюхнулся на постель.

— Этот Гастон де Мовиль, видимо, шулер-профессионал, и он, видимо, когда-то играл с отцом в карты в Монте-Карло. Полагаю, ты догадываешься, что картежником отец был никудышным. Видимо, за карточным столом он проиграл остаток фамильного состояния. А теперь выясняется, что, видимо, это еще не все.

— Может, перестанешь повторять «видимо»? — резко спросила я. — Если это лишь слухи, мне они безразличны.

— Увы, это больше чем слухи, — Бинки тяжело вздохнул. — Видимо, — нет, совершенно точно, — этот негодяй де Мовиль утверждает, что отец поставил на кон замок Раннох и проиграл его.