Катерина (СИ) - Бушар Сандра - Страница 22

«Она умирает из-за меня!», – мысль съедала меня живьем, разъедала изнутри кислотой, душила.

Так прошел сентябрь. В смятениях и боли. Она почти не приходила в себя, когда я омывала ее теплой водой, с любимым ею ароматом лаванды. Не открывала глаза, когда я кормила ее разваренной в кашу едой. Устало вздыхала, когда мне приходилось менять женщине утки, крутить на постели, чтобы не осталось пролежней.

Это был ад… Жуткий и беспощадный. Ад, в который я своими руками погрузила самую лучшую и невинную женщину во Вселенной. Ад, который я заслужила, но не Она…

– …Я съездил, договорился в вузе, у тебя не будет проблем, – Семен приходил постоянно, но я почти никогда не слышала его голоса. Мои собственные, жуткие, осуждающие мысли кричали чертовски громко. – В любой момент ты можешь?

С губ сорвался нервный истерический смех, впервые с начала трагедии я взглянула в лицо Семену:

– Серьезно? Ты думаешь, меня это хоть сколечко волнует?

Он растерялся. Кто знает, что такого мужчина увидел в моем лице, но глаза его стали вдруг не просто печальными, а переполненными тревогой. Против воли он крепко сжал мои щеки ладонями, не давая ни уйти, ни отвернуться:

– Должно волновать. Ведь рано или поздно это закончится, и тебе придется возвращаться в реальный мир. А ты, кажется, погружаешься все глубже и глубже в себя…

– «Это закончится?!» Ты хочешь сказать: она скоро умрет? Желаешь смерти бабушке? – я опешила, ком застрял в горле. Отряхнувшись из последних сил, я неосознанно размахнулась и оставила на щеке Семена алый след. Он не шелохнулся, лишь прикрыл глаза и потер переносицу, будто смертельно устал. – Пошел вон. Понятно?!

– Я не это хотел сказать, Катюш… Ты же знаешь, я очень люблю бабушку Тосю. Просто… – сглотнув ком, он вдруг распахнул веки и стрельнул в меня черной дробью осуждения. Грозный голос рычал: – Ты никого к себе не подпускаешь почти уже месяц. Почему я не могу помочь? Разве можно самой поднимать тяжелую женщину? Да и не ешь ничего, уже видеть нечего. В тень превратилась! За что ты себя так наказываешь?

Отшагнув назад, я обняла себя руками, чтобы унять бесконечную дрожь:

– Уходи, Семен. Прошу тебя… Умоляю…

– Не надо все делать самой, – несмотря на мой тон, он вдруг заговорил нежно и вкрадчиво. – Ты не одна. Я с тобой. Позволь разделить все хлопоты… Ты не заслужила такого тяжелого испытания, Катюш.

– Семен, – мой шепот звучал пугающе истерично. Нагнувшись к мужчине, я затараторила: – Ты разве не понимаешь? Я во всем виновата! Я! Она умирает из-за меня, понимаешь? Не будь я эгоисткой, думающей только о своих нуждах, она бы жила еще много-много лет… Я должна была прийти сразу после речки домой, обещала ей… Но вместо этого развлекалась. Бросила ее одну… Который раз.

– Ей девяносто, Катерина, – стоял на своем Семен. Сейчас он больше напоминал строгого отца, чем заботливого парня. – Это больно, да. Но время беспощадно. И оно пришло.

– Нет… – зажав уши руками, я не хотела слышать его оправданий, они были бессмысленные. Я сама себя не прощала. – Вина только на мне. И я сделаю все, что потребуется. Все, что бабушка захочет!

***

В то утро двадцать шестого сентября я задремала не на кушетке у постели бабушки, как обычно, а на деревянном полу, нежно прижавшись щекой к холодной костлявой ладони. Вспоминала, как прикосновение этой ладони когда-то будило меня в садик, школу… Солнце ударило по лицу резкими утренними лучами, когда вдруг что-то нежно щекотнуло кожу головы.

Я резко испуганно подорвалась. Дезориентированный, сонный взгляд не сразу осознал, что происходящее – реальность. Бабушка, поглаживающая мои волосы, лежала в полном сознании и весело улыбалось. Ее взгляд был удивительно ясным и осознанным, будто месяц позади мне лишь приснился.

– Катерина, – грозно, в своей любимой манере, протянула она, – ты чего рыдаешь? Не померла ж еще, в сознании…

А я не могла остановиться. Слезы пережитой боли, накопленного отчаянья и чувства вины изливались нескончаемым градом. Я глядела на нее и не могла наглядеться. Целовала и не могла нацеловаться. Обнимала и не могла наобниматься.

– Хватит, задушишь, – мягко выпутавшись из объятий, она указала на кухню. – Пойди-ка лучше чай нам завари. Тот, что с малиной неделю назад приносила… Мне понравился.

– Ты все помнишь? – от счастья, что ад позади, сердце трепетало, а улыбка никак не могла сойти с губ. – Порой казалось, что мы так далеко друг от друга… И тебя уже нет рядом.

– А как же? Слышала и буду слышать. Я всегда рядом, что бы ни случилось, – она слабо подмигнула и тут же закашлялась, выдавая свое немощное состояние. – Иди, дочка, иди… Поговорить надо. Дело важное… Время пришло.

Я убежала, впопыхах накрывая поднос со всевозможными сладостями. Женщина же, сделав пару глотков при моей помощи, вдруг посерьезнела и замолчала на долгие минуты, словно собираясь с мыслями.

– Мне осталось совсем немного, – заявила она, и мое сердце разбилось, разлетелось на мелкие осколки, больно разрезающие тело на части. Ведь часть меня наивно рассчитывала, что худшее уже позади, а впереди долгая безоблачная жизнь. Как раньше. – Не спорь. Я чувствую. Глупо отвергать здравый смысл… И перед тем, как все случится, ты должна мне кое-что пообещать.

– Ты не умрешь так рано, – заверила я ее, но под гнетом давления все же кивнула. – Все, что скажешь, бабуля. Любое твое желание! Может, приготовить чего-то особенного? Или посадить твой любимый сорт редиса? О, знаю! У нас в теплице «сладкие» розы все еще не отцвели…

– Угомонись, заведенная! – качнув головой, бабушка тяжело вздохнула. – Знаешь, что если пообещаешь, но не выполнишь, то Бог тебя не простит? И я не прощу, Катюша. А еще мертвые мать с отцом тоже. Клятва близкому на смертном одре ровна клятве Богу.

– Что ты такое говоришь?.. К чему все это… – я растерялась, поерзала на месте и отхлебнула чая, смачивая пересохшие губы. – Я слов на ветер никогда не бросаю, ты же знаешь.

– Значит, пообещай, что исполнишь последнюю и единственную мою к тебе просьбу. Без лжи и утаиваний. Без сомнений, на полном доверии, – довлеющий тон заставлял нервничать. Бабушке явно было трудно говорить, и даже простое моргание приносило физическую боль, заставляя вздрагивать от нее. Она все еще казалась слишком слаба для бесед, и все же никто не мог остановить ее энтузиазм. Желая поскорее утихомирить бабулю, я уверенно кивнула. Тогда она продолжила: – Когда Семен сделает тебе предложение стать его женой, то ответишь «да» и никогда его не бросишь. Станешь примерной женой и его правой рукой. Поняла?

Я опешила, поперхнулась воздухом. В горле что-то неприятно запершило. Сжав его руками, все никак не могла вернуть голос. Но когда эмоции стихли, я было решила, что бабушка подшутила:

– Очень весело. Я не люблю его, ты же знаешь. Вот когда-нибудь я встречу того самого и…

– Любовь эта ваша… Кому она нужна? Придет со временем! Он тебе нравится, не спорь. Надёжный, видный, рукастый мужик. С ним мне тебя оставить не страшно. Лучше него ты никого не найдешь, – выдержав паузу, она прижала меня к стенке ультиматумом: – Обещай. Я жду.

– Но… – непрошенные слезы снова пеленой встали перед глазами. – Почему именно это? Может я пообещаю, что буду хорошо учиться и закончу вуз с красным дипломом?

– Ты умная, – фыркнула женщина. – И так закончишь с красным дипломом. А если нет, кому он нужен?

– Тогда, – я нервно кусала губы, бегая глазами по комнате, пока мысли до боли пытались найти другой вариант. – Что не стану употреблять наркотики? Спиртное? Курить сигареты? Ни обману никого? Ничего не украду?

– Кого ты обидишь, горе мое? Ты у меня наивная до дурости, это тебя каждый встречный обидеть сможет. Я же тебя нежным цветком воспитала, как не от мира сего. Поэтому тебе Семен и нужен. Защитит от злых людей, – женщина слабо рассмеялась, от чего ее ослабленное тело задрожало.

– Бабуль… – мой жалобный взгляд пытался вымолить у нее пощады. – Прошу, не надо… Ты делаешь мне больно.