Братик (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 3

— Как же он и принес весть эту. Там и Великий князь с братом малым. Гримасничает. Учит того говорить.

— Ох, Господи, помилуй. За грехи Великого князя Василия Иоанновича невинное дитё страдает. При живой жене полюбовницу нашел. Жену, богом данную, в монастырь насильно постриг. Прости, Господи, прости, Господи!

Глава 2

Событие четвёртое

Ухти-тухти! Это Артемий Васильевич не сказку про девочку Люси вспомнил. Это было его любимое выражение, когда он чем-то серьёзно озадачен. Ну, а чего, вон, есть целый депутат Государственной думы, которая «Пипец» при такой ситуации говорила. Уж всяко «Ухти-тухти» лучше пипеца.

Сказать Боровой теперь не мог, а вот мысленно чего бы не ухти-тухнуть, когда он решил-таки выбраться из-под тяжеленного одеяла и встать с кровати. Выпростал он ручищи свои, обе теперь, и рот от изумления открыл. Так-то в нём метр восемьдесят семь сантиметров и ладошки соответствующие, тем более что в универе он тяжёлой атлетикой занимался. Никаким чемпионом не стал, но фигуру себе создал, а то поступил эдаким здоровым пельменем. Родители всё добавками баловали. Вот и добавили ему веса. Только к девятому классу опомнились и отдали в секцию борьбы. Но там не заладилось, тренер дурак был, как потом понял Боровой. Любимчиков себе завёл и издевался, пусть и словесно над «нелюбимчиками». А вот в МГУ Артёмка уже сам записался в секцию тяжёлой атлетики и за пять лет в былинного богатыря превратился. Плечи косая сажень и это при росте почти метр девяносто.

Первый раз он удивился пару минут назад, когда на голове лысины не обнаружил. Уж вряд ли ему в больнице до кучи ещё и пересадку волос с задницы организовали, так их там особо и не было. Не кавказец. И вот теперь снова удивился. Ручонки, которые еле видны в этом мраке, но всё же не совсем полном, были малюсенькие и тонкие. Детские ручонки.

Василичь выкарабкался из-под тяжеленного одеяла и осознал, что самое время сказать:

— Ухти-тухти! Бамбарбия киркуду! Что за ерунда⁈ — Боровой стоял в длинной полотняной рубахе, ниже колен опускающейся, на холодном полу и ощупывал себя.

Пацан пацаном. Худенький, нестриженный, вообще без намёков даже на мышцы. И рост если на ручки и ножки посмотреть, то где-то метр тридцать.

— Ухти-тухти! — Артемий Васильевич сделал шаг назад к кровати и запнулся о деревянную бадейку. Вот как? Не врут индусы с Высоцким — перерождение существует. Слава богу не в баобаба попал. А в кого?

Залезать под одеяло тёплое назад Боровой не стал, он решил осмотреться… м… ощупаться. Ничего толком ведь не видно. Какой-то непонятный свет пробивался по ту сторону кровати. Боровой мелкими шажками, чтобы не споткнуться, обошёл её и, протянув руку, коснулся источника света. Ага. Это тяжёлая ткань. И через неё свет еле проникает. Шторы Блэкаут повесили. У него в доме в спальни такие же были. Прислали из Китая. Артемий сдвинул шторину и увидел, наконец, источник света — окно. Ну, громко слишком и для источника, и для окна. Это было оконце, и света оно почти не давало. Василичь протянул руку и отдёрнул почти сразу. Окно было холодным. Но это ладно бы. Оно было непонятно скользким. Как…

— Слюда? — ну, историк всё же, и из чего делали окна в старину Артемий Васильевич представлял. Слюда у богатых, паюсный пузырь у людей победнее, бычий пузырь у ещё победнее и деревянная затычка у совсем бедных. Паюсный это мешок у больших рыб типа осетровых, в которых икра хранится. Его растягивают и высушивают. Довольно прочная и вполне прозрачная вещь, по сравнению с бычьим пузырём. Тот света пропускает мало совсем, но тоже довольно прочен. А вот слюда в окне говорит о том, что это позднее средневековье, и он сын кого-то знатного и богатого. Тогда и со сном сидя понятно. На Руси в старину так богатые и спали — сидя почти.

Артемий Васильевич на ледяном полу стоять расхотел быстро и чуть не бегом забрался опять на кровать, которая ещё и чуть прибалдахиненная сверху оказалась. Ну, точно, в золотого молодёжа попал. Закрывшись одеялом с головой, для чего пришлось огромную тяжёлую подушку стащить чуть ниже, Боровой стал паниковать. Он ведь не спецназовец, как все почти попаданцы из книг. И даже не химик. И точно не металлург. Не сможет булат сделать.

— А ведь есть пару роялей… — Артемий Васильевич согрелся и нос вытащил из-под одеяла, он историк и даже кандидат исторических наук. Диссертация у него про Русь-матушку, про восьмую жену Ивана Грозного Марию Фёдоровну Нагую, она инокиня Марфа. Интересная судьба у тетечки была. И Лжедмитрия сыном признала и второго Лжедмитрия. Плодовитая. На её примере и пытался показать Артемий Васильевич в диссертации роль правящей элиты того времени в Смуте. Второй рояль тоже не слабый. Создавая музей в родном почти селе Духанино, что на реке Истре, он про изготовление стекла в те былинные времена узнал чуть ли не больше самого лучшего технолога на стекольных заводах России. Поташное стекло они точно делать не умеют. Соду им привозят, оксид свинца тоже. Пропорции известны, а стеклодувов нет. Всё машины делают. Он же, работая над книгой про первый в России стекольный завод, и по библиотекам пошлялся, и по музеям, и по интернету прошвырнулся. Более того, на заводе в Гусь-Хрустальном в экспериментальном цеху, пусть, он даже сам попытался выдуть вазу. Пришлось специалисту исправлять, но смысл он понял. Если надо, объяснит, как делать не надо.

— А ещё чего вы можете, дражайший Артемий Васильевич? — вслух спросил себя Боровой, но ничего не услышал.

— Я же старший лейтенант…

Ну, да на военной кафедре в МГУ он стал лейтенантом артиллеристом. Потом, как-то лет через пять был вызван на сборы и даже получил звание старший лейтенант. Про поправку на деривацию что-то помнит.

(Дерива́ция (от лат. derivatio — отведение, отклонение) в военном деле — отклонение траектории полёта артиллерийского снаряда под воздействием вращения, придаваемого нарезами ствола, то есть вследствие гироскопического эффекта и эффекта Магнуса).

Снаряд вправо уводит. Ещё там была поправка на вращение Земли. Таблица была и примеры они решали на суммарную поправку в том числе и по силе ветра. Но сейчас он ту таблицу точно не вспомнит. Да и не те сейчас… А когда сейчас? Всё одно, дальность не та и нарезов в стволах нет. Сейчас в основном прямой наводкой бьют. Опять же, когда сейчас? Хотелось бы знать?

Событие пятое

Проснулся Артемий Васильевич в этот раз от того, что его трясли за плечо. Сморило в тепле под тяжёлым одеялом. Даже, о чём думал, и то не очень отчётливо теперь вспоминается, что-то про пушки. Тюфяки сейчас. Или нет уже? Какой сейчас год, не сильно ясно. Даже век какой и то не очень. Там, в прошлом, с названиями артиллерийских орудий долго чехарда была. В описях XVI века пушками называли длинноствольные мортиры, ведущие навесной огонь, а пищалями — стенобитные орудия. Царь пушку будут именовать «Дробовиком Российским» из-за того, что должна была стрелять каменным дробом. Ещё бомбарды есть.

Трясти продолжали. Боровой отлягнулся ногой. Ох, давненько его не трясли за плечо, чтобы разбудить. Даже и не припомнишь. В поезде из Санкт-Петербурга, где был лет семь назад на курсах повышения… ну, на учёбе. К Москве подъезжали, а он дрыхнет вместо того чтобы бельё сдавать. Вот, проводница и решила «соню» потрясти.

Наконец трясущему это надоело, и он стал одеяло стягивать. И всё это в той самой жуткой тишине. Артемий Васильевич уже эксперимент провёл. Постучал ногтем по раме окна, по стене и по прочему разному. Тишина. Вывод напрашивался простой и хреновый. Он попал в тело глухого подростка. Лучше, чем в баобаб, но хуже чем, скажем, в здоровяка Александра третьего. Хотя нет, не Александра, всё же у того стёкла уже были. Ну, в Алексея Тишайшего тоже было бы не плохо.