Братик (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 15

Бум. Дубинка пусть с запозданием секундным, но встретилась с головой монаха. Эх, кто теперь будет приглашать на Русь книгопечатников. Тьфу! Сплюнул, мысленно, Боровой, какая гадость в такой ситуации в голову лезет. Юрий снова набрал полную грудь воздуха и заверещал, одновременно пытаясь вылезти из кровати, но заботливо подоткнутое братом Михаилом одеяло не давало. А бугай, отбросив дубину, и отпустив назад на лавку монаха, уже стал разворачиваться к Юрию.

— А-а-а! — не надеясь на слова снова заверещал князь Углицкий, и тут свет в опочивальне померк. Здоровяк, развернувшись, зацепил полой кафтана свечу на лавке, и она упала на пол и погасла.

Глава 8

Событие двадцать второе

В книгах всегда описывают, как время в момент опасности замедляется. Прям, на фрагменты все движения и действия разделяются. Вот ты поднимаешь левую руки и бьёшь супостата хуком, вот правая рука хватает его за волосы, космами с разбойной головушки свисающие, и, намотав на кулак, тянет вниз к колену. Вот нос разбойника встречается с вашим колен и оттуда вылетают сопли сначала, а потом и капли крови рубинами, сверкающими на солнце, что равнодушно смотрит на это побоище.

У Артемия Васильевича получилось всё не так. В самый последний момент, дрыгая, как заправский велосипедист ногами, он умудрился одеяло из-под перины выпростать и… и на этом всё. Сильная рука душегубца прижала его к этой самой перине, вырвала другая рука, наверное, не менее сильная, из-под него подушку и шмякнула её на голову отроку. А потом обе эти руки стали этой подушкой вдавливать голову князю Углицкому в перину податливую. Удушить, гад его захотел. Спасало в первое время то, что голову Юрий сумел повернуть и руки эти сильные давили княжичу на ухо. Сколько-то вздохов он успел сделать.

Потом Юрий Васильевич умудрился выпростанной из-под одеяло ногой сделать «берёзку» и лягнуть душителя в ухо. Ворог дёрнулся и чуть ослабил хватку. Ненадолго, тут же обе руки вновь стали вдавливать голову Борового в перину подушкой. А тот решил повторить свой успех. Вновь вскинул ноги вверх при этом лягнуть норовя. Не вышло. Ирод сместился ближе к столбу, на котором балдахин крепился, и нога в этот столб врезалась. Больно врезалась.

И тут как прояснило. От боли, должно быть, мозги прочистило. Нужно не с громилой этим бороться, а попытаться, использую столб как точку опоры, вывернуться из-под подушки. Дышать становилось труднее, руки душегубца легли по-другому, и теперь не ухо вдавливали, а щеку, конкретно мешая дышать. Артемий Васильевич снова изогнулся в поясе, достал правой ногой до столба, упёрся в него, и что было сил оттолкнулся, одновременно руками отжимая подушку от себя. Чуть удалось продвинуться. Отрок снова изогнулся, упёрся ногами и, отталкивая руками подушку, вновь попытался вывернуться. И на этот раз удалось, он выпростал голову из-под подушки и глубоко вздохнул. Эх, вот дальше всё пошло не по плану. Да и был ли план⁈ Так, направление — выжить.

Боровой хотел, перевернувшись через плечо, спрыгнуть с другой стороны кровати, но нога подлая левая запуталась в одеяле, и битюгу этому удалось одной рукой ухватить его за руку, а второй за ворот спальной рубашки. И он потянул княжича к себе.

Юрий просунул ноги между собой и громилой и лягнул, что было сил. Попал одной ногой в подбородок, а второй в ухо гаду. Убивец зарычал, но руки не выпустил. Продолжая пинаться в лицо душегубцу, княжич попытался вывернуться, и тут ткань ночной рубашки не выдержала и порвалась. Теперь только одна рука этого битюга сжимала ладошку княжича, он снова уперся ногами в рожу бородатую и разогнулся, как пружина. И на ходу свободной рукой ещё и в нос татю заехал.

— А-а-а! — заорал княжич.

— Р-р-р! — зарычат детоубийца, и взмокшая от страха рука Юрия выскользнула из его огромной и тоже взмокшей пятерни. Ну, наверное зарычал, рот в характерном оскале открыт, хоть и темно, но зубы жёлтые видно, и перегаром с чесноком оттуда давануло.

Бамс. Это он свалился с кровати на пол.

Бамс. Это громила со всей силы грохнул обоими руками по тому месту, где мгновение назад был мальчишка.

Боровой головой прилично об пол деревянный впечатался, искры из глаз полетели, и язык ещё прикусил.

Всё это происходило почти в абсолютной темноте. Оконце, и без того тусклое, шторой парчовой завешано, да и не было бы завешано, так ночь на улице и ненастье, не больно много там люксов. Или в чём свет измеряется? Свечу душегубец, спеша к Юрию, после того как брата Михаила огрел по голове дубиной, уронил на пол, и она погасла. Из соседней комнаты, а дверь эта сволочь не закрыла, пробивался только лучик крохотный от маленькой лампадки в красном углу.

Чего должен делать правильный попаданец, когда его убить хотят? Конечно, схватить пистоль и в пузу ворогу выстрелить. Ну, да, а тать будет стоять, в носу ковырять, и ждать пока Юрий Васильевич зарядит трясущимися руками эту штуковину, которая теперь в сундуке покоится. Почему будет стоять, ну автору так надо по сюжету, чтобы крутость героя показать.

Боровой этой книги не читал, он извернулся ужом и втиснулся под кровать, собирая рваной рубашкой пыль и трупики клопов.

— А-а-а! — опять заорал он, оказавшись в этом убежище.

Ворог решил не успокаиваться и довести княжеубийство до конца. Он оббежал кровать, попинал ногами, ударился носком сапога об столб балдахиновый и, призвав дьявола на голову Юрия Васильевича, схватился руками за… да хрен его знает, как эта балка у кровати громоздкой называется. Перевернуть душегубец кровать решил. Юрий уже заполз подальше и теперь смог пяткой зарядить по фалангам пальцев, что оказались с его стороны балки этой. Света чуть, конечно, но белые пальцы на фоне тёмного дерева видно немного.

Бамс. Это поднятая кровать сгрохотала назад на пол, а тать завыл и зарычал потом снова.

Повыв чуток, громила снова схватился культяпками за низ балки и снова Юрий умудрился пяткой по пальцам попасть. Крякнув, тать взвыл, но кровать не выпустил и всё же перевернул её. Грохоту-то! Ногой Душегубец попытался прижать Юрия Васильевича к полу, но тот перевернулся через бок, и сапог ворога топнул по пустому месту, по трупикам клопов.

— А-а-а! — опять заорал Боровой и на коленях шмыгнул на другую сторону перевёрнутой кровати. И тут почувствовал топот на лестнице. Пол завибрировал. Снизу бежали.

— Помогите! — прокричал он, стараясь сделать это погромче, ну уж как получилось.

Событие двадцать третье

— Как помер⁈ — сотник Ляпунов смотрел на воя, что десять минут назад отправил привести содержащего в порубе татя, который решил извести князя Галицкого и младшего брата Великого князя, и глазами своими голубыми моргал.

— Помер…

— Я же вот часец назад его живым видел⁈ — командир отряда, что был послан беречь Юрия Васильевича, растерянно оглядел собравшихся в гриднице.

Князь Иван Иванович Трубецкой вскочил и грозно оглядел собравшихся.

— А кто стоял в охране?

Вопрос был интересный. Поруб этот был клеткою, одной из трёх, в которых при князе Симеоне Ивановиче, сидевшем на уделе в Калуге, при жизни, держали медведей. Если что, то Симеон Иванович был дядей Юрию Васильевичу — младшим братом Василия третьего, которому тот не дозволял жениться, пока у него наследник не появится. Так и умер бездетным. А удел его Великий князь Василий Иоаннович отписал своему младшему сыну.

Так вот, клети находились на дворе, запирались на надёжные запоры, а на улице была метель. Зима, может и на день всего, но вернулась. Не выставил Тимофей Михалыч Ляпунов стражи.

— Как помер-то? — поморщился сотник, разводя руками. Ясно, что отвечать перед Думой боярской и самим Великим князем ему придётся.

— Неведомо мне, — вой тоже, как бы передразнивая или подражая командиру, руками развёл.

— Ну, зарезан? Задушен? На куски разрублен? — тяжко вздохнул Тимофей Михайлович.