Асан - Маканин Владимир Семенович - Страница 26

Она, уверен, и не очень ему нравилась. Ну просто так, игра!.. От легкого винишка. От не фига делать… От невыносимости слушать шефа… От тягомотной войны. Я в таких случаях не люблю долго удивляться природе людей. Просто глупый Коля! Делал вид, что ему на все плевать. Умный, мгновенно соображающий офицер… Интересный и с юморком – а какой вдруг глупый!

Я еще раз толканул его.

У Коли было это уязвимое место. Присущее многим. По молодости… Он думал, что он предприимчив, в то время как был всего лишь азартен. Известная ошибка.

Генерал не умолкал. Вдохновенный!.. Нет-нет и он вставлял в речь чеченские, реже дагестанские словечки… Нохчи!.. Ачх!.. Он наслаждался.

Несколько птицеподобных камней генерал-исследователь смело объединял в образ. Но ведь камни действительно существовали. В Ассиновском ущелье… Нестыковки фактов и пустоты генерал Базанов заполнял своими собственными картинками. Как часто бывает у увлеченных людей… Без колебаний! Асан, древнее языческое божество, представлялся горцам птицей. Громадной птицей с кривым клювом… Птица, которая хочет человеческой крови. И получает ее вдоволь, когда война.

Чертов Македонец загнал целые народы в горы. Этот грек всех напугал… Пуганул так, что при его имени дети писались в постель… внуки и правнуки писались от страха. Даже в пятом поколении… И чтобы этот урок, этот генетический ужас прервать… Именно для этого горские народы придумали Асана… Идола!.. Придумали себе не менее свирепое Божество, чем Македонец. Против Александра был выставлен свой Александр. Они только чуть исказили имя своего идола горским, более простым произношением… Асан.

Коля Гусарцев рассказывал, как однажды он приехал рано утром, когда генерал Базанов только-только встал и чистил зубы… А с кухоньки аромат! И какой потрясающий!.. Улыбчивый прапор Геша варил генералу кофе. Сказал, что сварит и майору Гусарцеву. Он, мол, хорошим людям варит хороший кофе.

Улучив, однако, минуту, прапор улыбку сбросил и пожаловался офицеру, что у него уже нет сил слушать генерала Базанова, когда он про чеченцев… Про их древние обряды. По словам прапора, к ночи он уже сам, самостоятельно слышит в темных углах голоса горцев. И нет-нет – видения… А по части ночных кошмаров и ужасов прапор один мог бы заменить всех тяжело контуженных в моздокском военном госпитале.

Такая жизнь. Прапор хотел бы подать рапорт, но боится. Рапорт о переводе. Куда угодно… Пусть в самое Ведено… В бой. Под чеченские пули… Генерал задолбал его… Прапор нет-нет и мотает головой. Главное же, ночами прапор кричит и бьет одеяло ногами. Он бросается с постели. Прямо на пол!.. Нет, нет, он всегда готов генералу услужить, сбегать туда-сюда, постричь, помочь натянуть сапоги, сварить кофе… Если б не слушать!

Заговоривший своего прапора, генерал Базанов живо напомнил мне моего отца – один к одному!.. – терзавшего своими бреднями корейца Пака. Конечно, у генерала Асан был прорисован мощно… Книг сколько! Древность!.. Еще какая!.. Но если о мавзолее, мой отец в воображении генералу не уступал и был ничуть не менее вдохновенен.

И с какой же страстью оба старика в своих седых головах раздували искру. Я вдруг увидел, как они разны – и как они схожи. Нашли себе нечто. Искали – и нашли. Лишь бы не смотреть кончающейся жизни глаза в глаза. Как не подумать о целом поколении, не договорившем свое… не докричавшем… Не старики – поэты!

У стариков (я замечал не раз) при соприкосновении с войной, с темой войны, в голове возникает капитальный самообман – они, мол, никогда не умрут. Они, мол, бессмертны. Они проживут сто лет. (В противовес там и тут гибнущему в ущельях молодняку.) Вера в сто лет впереди высвобождает в стариках мощнейшую энергетику. Легко заметить!.. Но ведь у них и впрямь этой верой продляется жизнь почти до ста. До девяносто шести-восьми!.. Именно старики кричат о войне до упора. До победного конца… А если хватает ума и такта о бойне не кричать, старики взамен находят себе параллельный жгучий интерес… находят Асана… какую-нибудь мавзолейную игру со смертью… и толпу, готовую крушить, – это обязательно. Их все равно выносит на простор большой кровищи.

– …В некоторых полевых отрядах слово Асан сейчас на слуху. Асан – это стало модно… Имя вернулось… Не как идол. Не как Бог. А как знак. Как пароль. Или просто как модные позывные… Один боевик передает другому. Как только у них проблема.

– Проблема войны? – переспросил я.

– Ну да… В ущелье, допустим, идет наша колонна. Или вынужденно сел, плюхнулся наш вертолет… Когда надо спешить применить силу, знаете, что передается в радиоэфир… Ага!.. Передается, повторяется очень коротко и по-русски. Асан хочет крови… Асан хочет крови.

– По-русски?

– В отрядах боевиков достаточно нечеченцев… И черкесы. И абхазы. Знаменитый абхазский батальон… И дагестанцы все разноязыкие… Так что по-русски. Звучит понятно всем.

Застолье внимало.

– Я думаю, что для стариков-горцев… Думаю, мы все для них асаны, – сказал генерал с улыбкой. – Мы тоже от того самого Александра ведем свои имена… Майор Жилин – Асан. Я – уже старый, но Асан… Кстати, и ваш славный захваленный капитан Хворь – тоже Саша. Значит, тоже Асан.

– Он наконец майор.

– А!.. Поздравьте его.

Я бы наверняка забыл, не удержал в памяти завлекательную асанологию, если бы не концовка, если бы не забавный выворот вдохновенного генеральского рассказа.

Наш хозяин вдруг взглянул на часы. Нет, нет, он не намекал на уход гостей… Вовсе нет, майоры!..

Он лишь следил за временем. Потому что именно в девять ноль-ноль. Все по-военному!.. В девять ноль-ноль вечера один из отрядов боевиков, скучающих в засаде… небольшой отряд!.. похоже, совсем мелкий!.. Они ежевечерне подают сигнал… позывные… или некий призыв?.. Как знать!

– Второй вечер их слышу. Засек тотчас волну… Одиннадцать и пять.

Генерал Базанов, извинившись, встал. Он сделал три или четыре шага. Пронес мимо нас крупное тело… Я обратил внимание на его уверенные руки, когда он извлек из стенной ниши рацию… Такие рации в солдатской учебке. Обычная и старенькая, армейская.

– Специально держу у себя. У одного комбата выпросил. Да-да, уже модернизированная, усиленная рация-приемничек, – пояснял генерал с явным предвкушением.

Он быстро нашел примеченную волну.

– А вот послушайте…

Но сначала свиристящие звуки… Он сделал погромче. Он сделал совсем громко. Сквозь хрипы и прокашливанье эфира донесся голос… Мы ждали… Затем вдруг вполне деловой голос:

– Асан хочет денег… Асан хочет денег… Асан хочет денег…

С чуть слышным акцентом.

Мы разом захохотали. Было слишком неожиданно. Ну, идол! Ну, божество!.. Мы, казалось, разом проснулись. Какой тут сон! И какой, однако, современный идол!

Застолье содрогнулось. Я, переполненный спиртным, бил себя по колену – ну и ну!.. Коля Гусарцев аж перегнулся от хохота… Мы все необъяснимо ликовали. В нас что-то прорвалось – в нас обнажилось что-то покруче войны. И никакие идолы, никакая кровища, ни убитые, ни контуженные не могли перебороть внезапную и беспричинную нашу радость – эту нечаянно и радостно открывшуюся жизнь живых!.. Наплевать на идолов! Наплевать на эту вонь тысячелетий. На деньги наплевать еще больше!.. Начхать!.. И пусть завтра будет то, что будет!

Едва отхохотали. Едва смех сходил на нет… Женушка Лена иронично заметила генералу:

– Дорогой. Я тоже хочу… Я тоже хочу и буду… Тебе повторять. Каждый вечер… Про деньги… Ладно?.. Ровно в девять ноль-ноль.

Но наш копатель истории был смехом задет. И тут же вскричал:

– Я же предупреждал! Нечего хохотать!.. Я же говорил – птица двурукая…

Да, Асан двулик… И если торг, если с федералами можно договориться, – Асан хочет денег.

Но если атака, если колонну надо брать с боем, – Асан хочет крови…